Мария Ветрова - Уведу родного мужа

• Название: Уведу родного мужа
• Автор: Мария Ветрова
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005

Вполне тихому и безобидному существованию журналистки Лизы Голубевой, брошенной горячо любимым мужем, приходит конец. Приходит он совершенно неожиданно и, как водится, глухой ночью. А начинается все именно с мужа. В порыве отчаяния его новая жена убивает бывшего Лизиного супруга, но труп бесследно исчезает с места преступления… Впрочем, в трупах, на которые с этого момента постоянно натыкается Лиза, недостатка не будет. И это лишь начало целой цепочки невероятных событий, смешных и трагических одновременно.

---

— Ну и чего ж вы тут ждете? — возмутилась я. — А если он ударится обо что-нибудь?!

Опыт последних дней подсказывал мне, что от жизни лучше всего заранее ждать самого ужасного, тогда будет хоть какой-то шанс с ней побороться.

— Скажешь тоже, — буркнул Коршун. — Мы его еще час назад на диван уложили, он со стула-то еще тогда грохнулся…

— Ты что, думаешь, с дивана мягче падать? — подивилась я его жестокосердию.

Мужикам, видимо, стало стыдно, и, одновременно вздохнув, они двинулись в кабинет.

Там они пробыли довольно долго, видимо, совещались.

— Вот что, девушки, — сказал Коршун, выходя из кабинета главного редактора, — вы как хотите, а я думаю, что делать нам тут сегодня больше нечего… Поднимать Эфроима с пола мы не стали, просто устроили поудобнее… Зато больше ему падать некуда. А мы, пожалуй, пойдем… Чего тут сидеть-то?..

— Да вы что?! — почти зарыдала Ниночка. — Вы что — так вот и хотите его тут бросить? И… и нас вместе с ним? Вот свиньи!..

— Но-но… — зашипел Коршун. — Нашла свиней… Ты бы лучше на своего любимого начальника пошла взглянула… А вас никто не бросает, можете тоже идти по домам. С Эфроимом ничего не случится, проспится, протрезвеет и тоже домой пойдет… Что ему тут делать, если он все свои полугодовые запасы уже вылакал?

— Мы не свиньи, — поддержал Коршуна Сашка Соколов. — Если хочешь знать, лично я ему для поправки, когда проснется, банку «Гиннеса» рядом с правой рукой оставил…

Ниночка все-таки кинулась в слезы, от жалости то ли к шефу, то ли к себе. А я, не обращая больше внимания на мужиков, кинулась утешать Ниночку. Потому что вспомнила наконец, зачем сюда приехала. И что Ниночка мне нужна не плачущая, а вполне дееспособная. Во всяком случае, способная поговорить на интересующую меня тему…

Что меня удивило, так это то, что моя Ларка продолжала держать молчаливый нейтралитет, словно все происходящее ее решительно не касалось. И это — с учетом того, что та же Ниночка, которая в данный момент лила слезы, относилась к моей подружке с восторженным обожанием. Для нее Лариска была чем-то вроде идеала и образца для подражания. Наша секретарша, блондиночка от природы, даже выкрасила волосы в темный цвет, дабы оказаться как можно ближе к своему образцу. Так что можно представить, сколько радости ей доставил этот дареный роковой костюм, внезапно оказавшийся в центре событий…

Обнаружив, что ласковые увещевания на нее совершенно не действуют, я сменила тактику.

— Немедленно прекрати выть! — рявкнула я хамским голосом.

Ниночка тут же сжалась в комок и всхлипнула вслух:

— Хорошо тебе говорить, у вас у всех рабочий день ненормированный! Захотели — и ушли! А я?

— Что ты?

— А я сиди тут, как наказанная, до восемнадцати часов, вот что я! С-с… с ним!

И она в отчаянии ткнула пальчиком в дверь Эфроимова кабинета.

— Вот он очухается, увидит, что меня нет, и что?

— И что? — переспросила я.

— И уволит, вот что! На что мы тогда с мамой жить будем?!

Увидев, что Ниночкино личико вновь складывается в слезную гримаску, я быстренько сориентировалась:

— А разве твоя сестра не работает?

Гримаска тут же разгладилась, и на меня уставились два наивных голубых глаза, переполненных вместо слез удивлением:

— Какая сестра?

Удивление было неподдельным, в чем я могла поклясться даже на Библии. Но, как говорится, сказавший «А» должен вслед за этим произнести и «Б», и далее весь алфавит по порядку.

— Как это — «какая»? Та, которую бедная Любочка видела вечером в пятницу. У консерватории, после концерта, рядом с серебристым «опелем», в твоем костюме… Или это была ты сама? — прищурилась я как можно более демонически.

— Да ты что?! — Ниночкины слезы немедленно высохли, судя по всему, от возмущения. — Вы, по-моему, все сегодня сошли с ума, и вас лечить надо!.. Нет у меня никакой сестры, я у мамы одна-единственная… Единственная надежда и опора!..

Вспомнив об этом, она снова скривила губки, чтобы порыдать над своей горькой судьбой, но я не позволила.

— А если это так, значит, у консерватории после концерта Федорова была ты! — выразила я уверенность, которой на самом деле совершенно не испытывала.

Ниночкины слезы опять высохли:

— Какого еще Федорова? Не знаю я никакого Федорова и в консерватории не была ни разу в жизни!! Ты что?!

— И в эту пятницу после одиннадцати вечера тоже? — уточнила я язвительным голосом. — И ни с кем там не встречалась, и… и сигарету при этом не курила?!

В Ниночкиных глазах мелькнул страх. Но, к сожалению, вовсе не от того, что ее с кем-то спутали. Судя по всему, она уверилась окончательно в своем предположении о том, что нам, во всяком случае мне, необходим психиатр.

— Успокойся, Лизочка, — пролепетала она, — честное слово, клянусь тебе чем хочешь, бедной Любочке что-то привиделось… Мама ни за что бы меня в такую поздноту не выпустила на улицу, она меня после девяти вечера вообще никуда не пускает, даже к соседке!.. Да и зачем мне консерватория? Сама подумай, зачем? Я «Битлз» люблю… Лизочка, тебе и правда уж лучше бы домой пойти, ты столько пережила, устала, наверное…

— Вот что. — Ларка ожила так внезапно, что мы с Ниночкой обе вздрогнули. Особенно вздрогнула я, потому что, повернувшись к своей подруге, я еще и наткнулась на ее взгляд, преисполненный такого возмущения и даже злости, что тут же забыла, что именно хотела сказать Ниночке в ответ на ее лепет. — Вот что, — повторила Лариска железным голосом, совершенно не сочетающимся с ее болезненным видом. — Немедленно оставь ее в покое, поняла?! Можно подумать, что на весь наш благословенный городишко один-единственный серебристый «опель» и всего два итальянских костюма… Отвяжись от нее!..

Последнее она буквально уже выкрикнула. И, честное слово, это был первый случай за всю историю нашей дружбы, когда Лариса так со мной разговаривала… Конечно, я могла бы возразить ей, сказав, что не одна Любочка, а целых две свидетельницы способны подтвердить, что «опель» был именно Вилькин, что обе совершенно идентично описали внешность его собеседницы. И что одна из них еще и видела за рулем именно нашего с Танькой мужа, а не кого-нибудь другого. Но обида, вспыхнувшая в моей душе в ответ на этот совершенно незаслуженный тон, заставила меня молчать. Я почему-то, почувствовав приближение неожиданных слез, выскочила из редакции, вместо того чтобы взять себя в руки и продолжить начатый разговор.

«Ни за что не позвоню ей первая, — думала я, хлопая дверью особняка. — Ни за что! Раз ей эта дурочка дороже меня, вот пусть сама с ней и нянчится…»

Кто бы мог подумать, что Ларка такая ханжа! Ведь она больше всех не любила Ниночку… Нет, как вам это нравится? Плюнуть на нашу многолетнюю верную дружбу ради этой… этой…

Очевидно, последнюю фразу я произнесла вслух, потому что Фрэд, терпеливо поджидавший меня на крыльце особняка, сразу спросил:

— Что случилось, Лизочка? Тебя кто-то обидел? — Весь его вид столь красноречиво свидетельствовал о немедленном желании и боевой готовности отстаивать мою честь, что у меня в душе снова что-то попыталось запеть… Я сделала вид, что ничего не произошло. И довольно сухо бросила:

— Ты уверен, что тебя касаются мои личные обиды?

— Да! — кивнул телохранитель. — Тем более что в нынешних обстоятельствах решать самостоятельно, что именно у тебя личное, а что — нет, опасно для твоей жизни… Так что выкладывай!

Пока мы садились в машину, я обдумывала слова Федора Степановича и решала: рассказывать или нет ему про Ниночку? Ведь если я это сделаю, придется признаваться и насчет похода к Вилькиной секретарше… А тогда мое стремление первой встретиться с нашим мужем наверняка обречено на неудачу. Нельзя забывать, кто именно Фрэд на самом деле!

С другой стороны, я совершенно не представляла, что мне делать дальше, особенно учитывая то, что Фрэд снова начал за мной повсюду таскаться и вряд ли у меня есть хотя бы один-единственный шанс от него увильнуть.

Разумеется, мои внутренние колебания не ускользнули от внимания телохранителя, и теперь весь его вид выражал ожидание, когда же я наконец заговорю и поделюсь своими обидами. А поскольку делать это я не спешила, он снова заговорил сам.

— Ты забываешь, — тихо сказал проницательный Фрэд, — что Вилька мой самый близкий и самый давний друг… Думаешь, мне самому не хочется отыскать его раньше остальных, чтобы посмотреть ему в глаза?.. Да, я представляю здесь организацию, но служба — службой, а дружба — дружбой, и кто сказал, что первое важнее второго?..

— Откуда ты… Как ты догадался?! — Моему изумлению не было предела.

— Что ты вознамерилась отыскать Вильку раньше всех? — усмехнулся он. — Не бойся, я не ясновидящий, просто я… ну, я сужу о тебе по себе… Я же вижу, как ты к нему относишься…