Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

• Название: Любовь — всего лишь слово
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: Пресса
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-253-00850-0

В центре романа немецкого писателя И.М. Зиммеля «Любовь — всего лишь слово» — история трагической любви двадцатидвухлетнего Оливера Мансфельда, чьи родители, преследуемые полицией за неуплату налогов и финансовые махинации, вынуждены были бежать в Люксембург, оставив восьмилетнего сына в Германии учиться в закрытом интернате, и тридцатипятилетней, очень обеспеченной, замужней женщины Верены Лорд, имеющей внебрачного ребенка. Влюбленные преодолевают массу препятствий, идут на обман, хитрость ради долгожданных встреч — в старой башне замка, в лесу, в кафе, в море и даже на вилле мужа Верены. Их шантажируют слуга и бывшая подружка Оливера, угрожая рассказать все мужу, за ними следят.

«Любовь — всего лишь слово» — роман многоплановый. Это и мелодрама, и детектив с элементами психологизма. Роман, который читается на одном дыхании, очень популярен в Германии, по нему был поставлен фильм, имевший грандиозный успех.

---

Странно: теперь, держа его в руках, я вдруг вижу в своем представлении перед собой Верену — голую, абсолютно голую. Я стою на каком-то южном пляже, а она, смеясь, бежит ко мне с распростертыми руками и голая, как я уже сказал, совершенно голая.

У меня начинает слегка кружиться голова. Я задвигаю кирпич и вздрагиваю, когда раздается голос:

— Ах, вот оно что.

Я оборачиваюсь.

В дверях стоит Геральдина.

3

Она кажется призраком — серый силуэт в сумерках коридора — почти нереальной. Ее пальцы с лакированными ногтями быстро-быстро перебирают вверх-вниз фальшивые жемчужины длинных бус. Она тяжело дышит, запыхавшись, глаза сверкают.

— Да, вот так-то, — говорю я и пододвигаю кровать на место. — А ты что — думала, он теперь твой?

— Как ты узнал, где он?

— Это тебя не касается.

Вдруг она подходит ко мне с полузакрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Как в киношках, которые она смотрела.

— Кончай эти штучки. Почему ты здесь?

— Мне тоже стало плохо. Я хотела пойти за тобой.

— Зачем?

— Потому что ты мне нравишься, — говорит она и кладет мне на плечи руки. Я отталкиваю ее. — Ты мне действительно нравишься. Я думала, ты где-то в школе. Когда я тебя не нашла, то пошла сюда. Все равно эти дурацкие занятия скоро окончатся.

Мне становится жарко. Прочь отсюда. И поскорей!

— Пусти меня.

— Нет.

— Не бойся. Я не скажу шефу.

— Я не боюсь. Если хочешь, можешь сказать ему! Но только не уходи.

— Ты с ума сошла!

— Пожалуйста! — Она обнимает меня и, крепко схватив ладонями мой затылок, прижимается ко мне грудью, животом, ляжками — всем! Она пытается поцеловать меня. Я отворачиваю голову.

— Я просто умираю по тебе. Разве ты не заметил, что я не спускала с тебя глаз?

— Заметил. Но я по тебе не умираю! Ясно?

В ответ на это она сует мне между губами свой язык.

Я хватаю ее за начесанные волосы и оттягиваю ей голову назад. Она же улыбается безумной улыбкой и шепчет:

— Пошли в лес!

Все! С меня достаточно. Я отталкиваю ее и выскакиваю из дома. Прочь отсюда! Я иду по пустынной лесной дорожке в гору. Браслет у меня в кармане. Теперь можно не торопиться. Все уже позади. У меня есть время. Но это мне только так кажется. Ибо, не пройдя и ста метров, я слышу за спиной шаги. Я оборачиваюсь. Она идет за мной.

День очень теплый. Светит солнышко. Я не убыстряю шага. Она тоже. Это уже смешно. Она идет за мной, как собака, на одном и том же расстоянии. Мы оба молчим. Вот этак мы и шагаем по пестрой опавшей листве осеннего леса, и косые полосы солнца падают на нас сквозь кроны деревьев. Вокруг ни души. Время от времени я оборачиваюсь. У нее все время одно и то же выражение лица: сжатые губы, двойная складка между бровями и совершенно ненормальные глаза. Так вот она и тянется за мной, пожалуй, целых десять минут. Затем, когда дорожка идет по небольшому оврагу и делает поворот, она вдруг куда-то исчезает.

«Наверно, надоело», — думаю я.

Деревья здесь растут часто, а между ними кустарник. Очень укромное местечко. Дорожка снова делает поворот. И передо мной стоит Геральдина.

Она лучше, чем я, ориентируется здесь и, видимо, как-то срезала путь. Она стоит, прислонившись к дереву, и в упор глядит на меня с открытым ртом и полузакрытыми глазами, в которых все то же безумное выражение. Свитер она сняла. Юбку сбросила. И трусиков на ней тоже уже нет.

4

Начав писать эту книгу я дал себе зарок: она должна быть честной, абсолютно честной. И вот теперь я дошел до такого места, где было бы удобней соврать. Но какой смысл имела бы тогда книга?

Я вылетел из пяти интернатов. И каждый раз из-за историй с девочками. У меня имеется капитальный недостаток: в некоторых ситуациях я попросту теряю рассудок, становлюсь безмозглым. Black-out[63]. Это началось с моей первой девушки. В этот момент я становлюсь просто невменяемым. Проклятие, я почувствовал это еще в ее комнате — так же, как чувствует эпилептик приближающийся приступ! Из комнаты я еще сумел вырваться. А пройти мимо дерева уже не мог.

Когда я вспоминаю об этом сегодня, мне кажется, что я был совершенно пьяным и она тоже. Мы впали в неистовство. В метрах пяти от дороги, в густом подлеске, на горячей от солнца земле. Я разорвал ей чулки, она на мне — рубаху, потому что не могла дождаться, когда я разденусь. Мы царапали друг друга и кусали. Мы делали такое, о чем я не могу написать, потому что все равно это не напечатают. Наши тела были в кровоподтеках от камней и шипов, по которым мы катались, впившись друг в друга. Мы ничего не замечали.

И конца этому не видно. Каждый раз все начинается по-новой. Несколько дней спустя я все еще чувствовал на спине длинные глубокие царапины от ее ногтей. Когда она кончает, то так закатывает глаза, что видны лишь белые глазные яблоки, и издает звуки, словно под адской пыткой. Она держит меня как клещами, и все вокруг кружится-вращается.

В своей жизни я поимел уже множество девиц. Но такой еще не было. Ее безумие заразительно. Двое впавших в бешенство держали друг друга в цепких объятиях.

Эта книга должна быть честной. Я никогда не любил Геральдину. Но никогда ни с одной женщиной я не испытал ничего подобного, как с этой помешанной на сексе девушкой, которая с первого же взгляда вызвала во мне отвращение. Которую я начал ругать про себя сразу же, как только рассеялся красный туман перед глазами. Которую я ненавидел в тот момент, когда она, обессиленная, выскользнула из моих рук и, уставясь на меня своим безумным взглядом, стонала:

— Я люблю тебя… Я люблю тебя… Еще никогда так не было… как с тобой!..

Эта книга должна быть честной.

Вот все закончено. Она неподвижно лежит. Ее губы все синие. Она еще трепещет всем телом. И тут я с ужасом думаю о том, что она сейчас скажет и действительно произносит в следующий момент:

— Это впервые в моей жизни…

Я молча сижу рядом с ней.

— Я столько раз пыталась. Снова и снова. С четырнадцати лет. У меня наверняка было больше мальчиков, чем у тебя девочек. Но ничего не получалось, что бы мы ни делали. Я почти свихнулась. Мальчикам я разыгрывала театр… Я пыталась одна. Но не вышло ни разу… И вот ты… Ты… Это было так прекрасно… Я люблю тебя!

Геральдина любит меня. Она, к которой я испытываю отвращение.

5

14 часов 10 минут.

Мы оделись. Мне пришлось ей помогать — настолько она была еще слаба.

В 15 часов я должен быть у этой старой башни. Верена будет ждать. Как же мне отвязаться от Геральдины?

— О чем ты думаешь? — вдруг спрашивает она.

— О тебе, — естественно, отвечаю я.

В ответ на это она тесно прижимается ко мне.

— Я люблю тебя. С тобой было так хорошо. Я думала, что умру. Так хорошо. Как никогда еще. Только теперь я узнала, что это такое. Я никогда уже не оставлю тебя!

Видно, что она говорит это совершенно серьезно. И надо же было со мной случиться такому!

— А ты меня любишь?

— Нет.

То, что она хочет, бессмысленно. Пусть знает с самого начала. Но и говорить ей об этом тоже бессмысленно.

— Для меня не важно, если ты меня не любишь. Когда-нибудь и ты полюбишь меня.

— Нет!

— Ты меня еще не знаешь, ты не представляешь, какой могу я стать. И когда-нибудь ты меня обязательно полюбишь. Я так счастлива, Оливер. Еще никогда я не была так счастлива. Вот увидишь, какой хорошей я могу быть.

Она осыпает меня поцелуями, она глядит на меня, а я думаю: Верена, Верена, Верена.

6

Я говорю ей:

— Тебе пора домой.

— Я не хочу.

— Тогда иди в столовую.

— Я не могу сейчас есть.

И я тоже не смог бы сейчас.

— Нас начнут искать.

— Они нас не найдут.

— Но мне необходимо быть дома.

— Ну еще четверть часика, — клянчит она с такими собачьими глазами, что этого невозможно вынести, — зато потом я буду паинькой. Я уйду и оставлю тебя в покое. Еще пятнадцать минут, ладно?

Я киваю.

— Я ведь теперь принадлежу тебе…

Этого мне только не хватало!

— … мы оба принадлежим друг другу…

Нет. Нет. И нет!

— … и еще я хочу тебе рассказать, почему я такая…

— Что значит «такая»?

— Ну, почему я… почему я такая испорченная. И если бы не появился ты и не спас меня…

Да, именно так она и сказала. Произнесла именно это слово. Которое я только что напечатал. Я печатаю его еще раз: «Спас!»

— … то я в конце концов попала бы в психушку. Можно я положу тебе голову на грудь?

— Конечно.

Она кладет мне на грудь голову, а я глажу ее смехотворный начес, который выглядит сейчас, как после драки с соперницей, а она продолжает говорить, словно во сне, тоже глядя на меня:

— Мне восемнадцать. А сколько тебе?

— Двадцать один.