Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

• Название: Любовь — всего лишь слово
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: Пресса
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-253-00850-0

В центре романа немецкого писателя И.М. Зиммеля «Любовь — всего лишь слово» — история трагической любви двадцатидвухлетнего Оливера Мансфельда, чьи родители, преследуемые полицией за неуплату налогов и финансовые махинации, вынуждены были бежать в Люксембург, оставив восьмилетнего сына в Германии учиться в закрытом интернате, и тридцатипятилетней, очень обеспеченной, замужней женщины Верены Лорд, имеющей внебрачного ребенка. Влюбленные преодолевают массу препятствий, идут на обман, хитрость ради долгожданных встреч — в старой башне замка, в лесу, в кафе, в море и даже на вилле мужа Верены. Их шантажируют слуга и бывшая подружка Оливера, угрожая рассказать все мужу, за ними следят.

«Любовь — всего лишь слово» — роман многоплановый. Это и мелодрама, и детектив с элементами психологизма. Роман, который читается на одном дыхании, очень популярен в Германии, по нему был поставлен фильм, имевший грандиозный успех.

---

— Добрый день, дядя Мансфельд, — торжественно произносит она.

— Хэлло, Эвелин! Откуда ты взялась?

— Я ждала тебя за башней. Мама ждет тебя наверху.

— В башне?

— Да. Тебе придется подняться.

— Но если эта махина рухнет. — Я указываю на предупреждающую доску.

— Она не рухнет. Нам с мамой надо быть очень осторожными. Ее не должны видеть одну с мужчиной. Поэтому она каждый раз берет меня.

Каждый раз… И часто она берет тебя с собой, малышка? Очень ли часто? И сюда тоже? Встречается ли она тут и со своим итальянским пижоном? И с другими господами? Сколько вопросов. И ни один не задан.

— Погоди, — говорю я и даю ей то, что с утра ношу с собой.

Она издает радостный крик:

— Марципан!

— Ты ведь любишь его больше всего, так? — Пачечку марципанов я купил сегодня в школьной столовой.

— А ты откуда знаешь?

— Ты мне сама сказала вчера вечером.

— Да? — Она недоверчиво глядит на меня.

У нее пока что короткая память. Она еще слишком мала. На счастье Верене. Но уже ее верная союзница.

Хотя сама Верена верностью не отличается. Ах, да бросьте вы, господин Мансфельд! Вы-то сами разве безупречны? А ну-ка вспомните, чем вы только что занимались!

Но поскольку я трусливый пес и не хочу больше думать об этом, я торопливо спрашиваю:

— Как поживает твой пес?

— Ассад? Спасибо, хорошо.

— А что же ты не взяла его с собой?

— Он сейчас спит.

— Ах, вот оно что. Тогда, конечно, его нельзя беспокоить.

— Разумеется, нельзя. Кроме того, я иногда хочу побыть одна. Как всякий человек.

— Ты права, Эвелин.

— Я сейчас исчезаю. Если кто-нибудь сюда придет, я начну петь. Мама в курсе.

— Ах, вот оно что!

— Да. Там наверху можно спрятаться.

— А мама уже была наверху с каким-нибудь другим дядей?

— Нет, еще ни разу.

— Откуда же ты тогда знаешь, что там наверху можно спрятаться?

— Ну, потому что я была наверху. С мамой. Мы часто туда поднимаемся. Там так здорово, вот увидишь!

— Пока, — говорю я ей, но она не уходит.

— Ну, что у тебя еще?

— Можно… можно я тебя поцелую, дядя Мансфельд?

— За марципан?

— Нет.

— А за что тогда?

— Ну за то, что ты нам хочешь помочь.

— Ах вот оно что, — говорю я. — Вот, оказывается, за что, — говорю я. — Конечно же, ты можешь меня поцеловать, — говорю я и наклоняюсь к ней.

Она обвивает своими ручонками мою шею и целует меня в щеку. Пожалуй, это самый мокрый поцелуй из всех, которыми меня когда-нибудь награждали.

Затем она быстро убегает. Я вытираю щеку, вхожу в старую башню и начинаю подниматься все выше и выше по винтовой лестнице, которая скрипит и трещит при каждом шаге, и мысль о том, что каждая ступенька приближает меня на несколько сантиметров к Верене вгоняет меня в испарину. Оказывается, эта башня — настоящий гигант. Никогда бы не подумал. Девяносто семь ступеней!

Вот наконец я выбираюсь на верхнюю площадку, и она стоит передо мной — очень прямая, с серьезным лицом, и ее чудесные черные, слишком большие для ее лица глаза направлены на меня, глаза, в которых читается столько печали и жизненного знания, столько жажды любви, глаза, которые мне не забыть до конца моих дней.

На ней легкое — по погоде — платье с большим вырезом без рукавов из белого полотна, на котором нарисованы яркие-яркие цветы. Я разбираюсь в этих вещах и знаю, что такое простенькое на вид платьице стоит целое состояние. А как оно сидит! Мне нельзя так долго смотреть на нее. В платье она выглядит еще более соблазнительно, чем если бы его на ней не было. Верена. Верена. Ах, Верена!

Я достаю браслет и отдаю ей. Затем я подхожу к одному из окон этого помещения под крышей башни, которое завалено ржавыми инструментами, сломанной мебелью, соломенными тюфяками и полусгнившими деревяшками. Я смотрю вдаль поверх коричнево-красно-золотой листвы. Все это залито солнцем. Легкая голубая дымка размывает очертания дальних предметов. И опять в воздухе эти серебряные нити — бабье лето.

— Как здорово здесь, — говорю я и чувствую, что она подошла ко мне сзади. — Эта местность мне знакома. Я жил во Франкфурте. — Я продолжаю говорить, но чем дальше, тем мне это труднее, потому что вот уже она стоит вплотную ко мне. — Маленькая речка там внизу называется Нидда. Вон та гора — это Фогельсберг, вон тот массив с тремя горбами Ризенброккен, вон там Винтерштайн, а вон там, где между черными деревьями солнце высветило кусок луга, Хоэнродскопф, там я однажды…

— Оливер!

— Да.

Я поворачиваюсь, и… И вновь «Диориссимо», аромат ландышей, аромат ее кожи, иссиня-черные волосы и глаза, глаза…

— Спасибо, — произносит она шепотом.

— Да чего там, — говорю я. Это должно было прозвучать ухарски, но я чуть не реву. — Какое чудесное платье!

— Мой муж действительно приезжает только сегодня вечером. Нам дико повезло, правда?

— Да, дико повезло.

— Что вы на меня так смотрите?

— Вы мне кое-что должны.

— Что?

— Вам это отлично известно. Давайте же, я жду. Она стоит без движенья.

— Давайте, давайте! Или я заберу у вас браслет.

Она лезет в маленький боковой кармашек платья и вынимает маленькую круглую коробочку.

Я открываю ее.

— Что вы делаете?

— Смотрю, все ли тридцать штук здесь, и все ли это веронал.

В коробочке тридцать таблеток. Все веронал. Я кладу коробочку в карман.

— Вы их выбросите?

— Нет.

— А что вы с ними сделаете?

— Оставлю себе.

— Зачем?

— А зачем они были вам?

— Оливер…

— Да.

— Скажите, вы очень…

— Что очень?

— Так, ничего.

Затем мы оба смотрим в окно башни, и у меня ноет сердце, и я говорю себе, что я идиот, идиот, окаянный идиот, что мне следует держаться Геральдины или найти себе еще кого-нибудь и оставить в покое эту Верену Лорд.

Я вижу маленькие деревушки, старые крепости, крестьянские усадьбы, черных и светло-коричневых пятнистых коров, вижу железнодорожные поезда с громкими свистками, быстро исчезающие в дымке. Я вижу Бад Хомбург, Бад Наухайм и Франкфурт. Все это видит и Верена. Вот так мы и стоим рядом, наверное, минуты три, и оба молчим. Вдруг я чувствую, как ее левая рука ищет мою правую руку. Я стесняюсь, потому что от волнения у меня вспотели ладони, но когда она вплетает свои пальцы в мои, я замечаю, что с ней то же самое. Ее рука тоже влажная.

Все, что я сейчас опишу, мы говорили, не взглянув друг на друга ни единого раза. Мы все время смотрели в стенной проем поверх верхушек деревьев на поезда, на коров, на замки и деревни.

— Как вам удалось найти браслет?

— Его украла одна девушка. Маленький мальчик все видел и сказал мне ее имя.

— Она хорошенькая?

— Нет. (Легкий вопрос.)

— А как вы забрали браслет.

— Эта девушка учится в моем классе. Во время занятий я сбегал в виллу, где она живет, зашел к ней в комнату и забрал браслет.

— Она уже заметила это?

— Нет. (Вопрос еще легче.)

— У вас весь воротник в губной помаде.

— Значит, мне нужно сменить рубашку перед послеобеденными занятиями. Спасибо, что сказали.

— А вам спасибо за браслет.

— Могли бы мы здесь снова встретиться?

Ответа нет.

— Каждый день между двумя и четырьмя я свободен. Конечно, я могу прийти и в любое другое время — просто убежать.

Ответа нет.

— Я вам задал вопрос, мадам.

— Я слышала.

— Так что?

Молчание.

— Я вам помог, не так ли? Так помогите и вы мне. Пожалуйста!

— Помочь? Я? Вам?

— Помочь. Вы. Мне. Точно так.

— Тем, что мы будем встречаться?

— Да, только встречаться. Больше ничего. Смотреть отсюда вниз. Говорить друг с другом. Стоять рядом, как сейчас вот.

Она отпускает мою руку.

— Вам двадцать один. Мне тридцать три. Я на двенадцать лет старше вас!

— Для меня это неважно.

— Я замужем.

— Для меня это тоже неважно. Кроме того, вы несчастливы в браке.

— У меня ребенок.

— Я люблю детей.

— У меня любовник.

— Это тоже не имеет значения. (Ложь.)

— До него у меня был другой.

— Наверняка у вас их было много. Но это абсолютно неважно. Верена, почему только мы не познакомились на пару лет раньше?

С этого момента и до конца разговора мы смотрим друг на друга. Мы говорим спокойно и тихо. Поднимается легкий ветер, шумят деревья.

— Это было бы безумием, — говорит она.

— Что именно?

— Если бы мы здесь встречались.

— Клянусь, я ничего не сделаю вам. Я хочу только глядеть на вас, говорить с вами. Вчера на автостраде не было ли у вас ощущения, что мы будем хорошо понимать друг друга? Не в постели — я не это имею в виду. Я имею в виду наши взгляды, наши мысли. Не было ли у вас ощущения, что мы очень схожи? Очень-очень схожи?