Елена Арсеньева - Семь цветов страсти

• Название: Семь цветов страсти
• Автор: Елена Арсеньева
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00023-5

Она создана для любви и успеха! Но не сложилась блестящая карьера, не удалось личное счастье.

В отчаянии Дикси Девизо заключает рискованный контракт: в течение полугода за ней постоянно будет следить камера. Но молодая женщина и не догадывается, что играет свою последнюю, трагическую роль. И только необыкновенная любовь, которая дается избранным, помогает Дикси спасти свою жизнь и обрести настоящее счастье.

---

— Рут, меня интересуют их… традиции в семейной жизни… И потом, как у них с сексом?

— Секса в России не было. Над этим уже не раз посмеивались. Но теперь все наверстывается. На улицах продают порнуху. Есть специальные видеосалоны и даже… Ой, ты будешь смеяться! Знаешь, что мне поздно вечером показала маман, отправив отца спать? Это было прошлой зимой, когда я ездила на Рождество. «Эммануэль» и «9 с половиной недель»! Потрясающее откровение. Только теперь до них дошло. И прямо сексуальная революция! Наркотики, молодежные клубы, проституция, разводы!

— Разводы? Они имеют право расторгать брак?

— Конечно. Кажется, только после пятого развода надо получать специальное разрешение у властей на новый брак. А церковным обрядом начали увлекаться только сейчас. К тому же русские в основном православные.

— Значит, секса нет, но жен менять можно. Для чего же тогда, интересно?

— Как для чего? В России жена — уборщица, повар, нянька и еще обязательно состоит на службе. Ведь на один заработок мужа не проживешь. Какой уж там секс!

— Понимаю…

— Что ты можешь понять? «Жить в Париже» — для русских все равно что жить на Марсе. Другая цивилизация. В большинстве своем люди находятся за порогом бедности. Едят всякую гадость, одеваются жутко, живут по две семьи — родители и дети — в одной квартире! Зато начитанные! У всех комнатенки книгами забиты. Да они французскую классику лучше тебя знают. С детства Мопассаном да Бальзаком зачитываются… Эх!.. Они-то для меня и были «школой секса». Знаешь, как меня мать преследовала? Мне уже лет 14 было, а к Мопассану не подпускали, собрание сочинений прятали. Боялись дурного влияния.

— Я что-то не понимаю. Как-то не по-человечески, вывихнуто все…

— Именно. Антигуманное коммунистическое общество. Тюрьма личности.

— Ладно, Рут, я знаю твою политическую агрессивность. Сразу признаюсь: эмигрировать в Россию не собираюсь. Но вот коротенький визит нанести придется.

Дикси рассказала о завещании Клавдии и кузене Майкле.

— Ну ты и везучая — прямо как в сказке! Я даже расстроилась, а ведь особа не слишком завистливая. — Рут озабоченно покачала головой. — Только не болтай пока об этом с кем попало. У тебя такие «приятельницы» вроде этой Эльзы Ли… Она тебе только от зависти глаза выцарапает… А я-то, конечно, рада. Кому, если не тебе, такая пруха?! Хватит уже черной кармой маяться.

— Мне до сих пор самой не верится… Так вроде с обычными людьми и не бывает. Только с особыми какими-то любимчиками фортуны… А знаешь, совладелец-то мой, московский кузен, тоже от неожиданности чуть не свихнулся. Его прямо там, в имении, чуть удар не хватил.

— Жаль, что не хватил! — хмыкнула Рут. — Нельзя его вообще как-нибудь отпихнуть, этого родственника? Сдался он тебе в замке! Будет картошку в парке сажать и на все лето приглашать ораву родственников, которые начнут торговать водкой и военной амуницией у ворот твоего дворца. А Буше с Вермелем загонят и глазом не моргнут. Плевать им на покойную баронессу.

— Нет, Рут. Картина реалистическая, но, кажется, здесь совсем другой случай. Нетипичный. И толкаться, как ты знаешь, я не умею. Слишком хорошо воспитана. Не по-советски. Трахаться перед объективом — извольте, а в чужой карман залезть — увы…

— Ну, это еще пусть докажет, что его, а что твое. Может быть, авантюрист какой-то. Ихнее КГБ на все способно, любую фальшивку состряпает. Да ты газеты почитай!

— Не стану. Послезавтра лечу в Москву. Спасибо, чудесные цветы… Послушай, а ты такую фамилию не слышала — Артемьев?

— У знаменитого писателя Ивана Бунина есть герой автобиографической повести с созвучной фамилией Арсеньев. Очень интересный, но тоскующий человек. Этакий типичный российский душевный надлом. От тонкости восприятия, обнаженности нервов, глобального сострадания и мировой скорби… — как на экзамене отчиталась Рут и глянула с подозрением на внимательно слушавшую Дикси. — Это, что ли, твой «кузен» и есть?

— Похоже. Еще нелепость и злость.

— Тоже их, родное. Как панибратство и наглость… Обожают рвать на груди рубашку, копаться в душе перед первым встречным… А в постели действуют с изяществом лесорубов, — завелась Рут.

— Ах, ты же латышка! — обрадовалась Дикси. — У вас несовпадение характеров… Скажи лучше, этот герой у Бунина — хвастун и «лесоруб»?

— Пойди в библиотеку, возьми хороший перевод. У Бунина с сексом все было в порядке. Поэтому и эмигрировал в Париж еще в 20-м году. Писал высокохудожественно и очень трогательно. Правда, правда — несколько томов повестей о любви. Настоящей, бессмертной. Для общего знакомства с национальным характером не помешает. Неважно, что фамилии героев лишь созвучны. — Это характерный типаж художественной личности — с надрывом, тягой к возвышенному и трагическому, болезненной интеллигентностью, сумасшедшей способностью влюбляться «до гроба» и абсолютным неумением постоять за свое чувство…

— Вижу, подруга, пострадала ты от этих «героев», уж больно горячо выступаешь.

— А как же! Джанино подвернулся, когда мне все уже было до чертиков. Гляди. — Она засучила манжеты блузки, освободив запястья. Поперек синих жилок белели тонкие ниточки шрамов. — Память о таком вот господине Арсеньеве… Талантища Леонид был огромного… Затравлен, задирист, смел до безумия и труслив, как младшеклассник… Это только теперь его картины стали на Западе популярными… А тогда — подвал, портвешок, папироски тюремные и море амбиций… Ох, и боготворила же я его, и презирала!.. Девчонка была, в сущности, дура.

Дикси подвинула подруге полную рюмку ликера.

— Пей залпом, как лекарство, а то, смотрю, до слез дело дойдет. Ведь латышки не плачут?

— Нет. Веселиться и любить тоже не умеют. Темперамента не хватает.

— А меня, если честно, больше к Бунину этому тянет. Сплошной раздрызг какой-то. И в душе, и в мыслях. У меня ведь, оказывается, немного русской крови в жилах гуляет, наверно, той самой — темной.

— Ну, ясное дело, это как вирус ВИЧ. Капля дегтя в бочке меда. От этого вот все так и усложняешь, путаешь в своей жизни. Чего только один эксперимент со Скофилдом стоит, не говоря уже о Вилли…

— Не напоминай — с прошлым покончено. Ошибки молодости, дурное воспитание, скверный характер — ну, все что угодно, только не цинизм… Меня уж очень к возвышенному тянет.

— Это еще как-то можно понять, — согласилась Рут, гордившаяся своей лояльностью по отношению к человеческим слабостям. Она была одной из немногих, кто не упивался собственным великодушием, поддерживая связи с Дикси в эпоху «падения». «Завязывай ты с этим, — просто сказала она подруге. — Эпатаж хорош для двадцатилетних. Умным девочкам под тридцать он быстро надоедает, как и свалки с горячими жеребцами».

— Рут, скажи, ты была сильно влюблена в своего гения? — спросила вдруг Дикси.

— А как же! Все по законам «большого кино». Хотела убить себя, когда родители запретили встречаться с ним. «Роман с диссидентом!» — это же для тех лет криминал жуткий! Отцу кричали: «Партбилет на стол!»… Я вены вскрывала. Но как-то все замялось, травой поросло. Леонид в другой город уехал. А ко мне явился Джанино. Вот уж ясно солнышко — улыбка до ушей и душа нараспашку. Жаль только, что иностранец. Мы под венец собрались, а отцу опять: «Партбилет на стол!» Он плюнул и от всех их привилегий отказался. Выбыл из рядов КПСС, должность свою руководящую потерял — и прямо в пенсионеры. «Счастливого, говорит, пути тебе, доченька». Итальянчик мой новобрачную в охапку — и к себе, на капиталистическую родину… — Рут вздохнула и отбросила салфетку, из которой все время крутила какие-то жгуты.

— Выходит, брак по расчету? Я-то думала, у тебя с Джанино настоящий роман был.

— Был, да еще какой! Детское мое увлечение словно испарилось — будто в книжке прочла и забыла. А тут настоящей итальянской матроной стала — и страсть, и ревность, и прыть откуда-то взялись…

— Как же тогда у вас все это прошло? Ведь Джанино и после развода не терял надежды вернуть тебя.

— Джанино? И после развода, и после свадьбы, и до — он считал меня любимой. А знаешь, сколько при этом женщин он навещал на предмет «поиграться»? — Рут засмеялась. — Я все же думаю, они привирали, сговорившись досадить мне — тупой латышке. Пять. Джанино имел пять постоянных подружек. И при этом любил жену.

— Что значит тогда — «любил»?

— Ах, разве мы знаем что-то о явлении, которое слепо наделяем такой властью! Шаманство, Дикси, самогипноз, и не более. Чтобы придать осмысленность физиологии и «подкачать паров»: дать возможность каждому почувствовать свою исключительность, незаурядность. Так просто — чирк бритовкой, и ты героиня… — Рут, давно собравшаяся уходить, философствовала уже у порога. — Пока, дорогая. Квартирка получилась очень стильная. В следующий раз приду со своей картиной. Вон к той стене совершенно необходимо — ничем не занимай.