Марина Ахмедова - Другая другая Россия

• Название: Другая другая Россия
• Автор: Марина Ахмедова
• Жанр: Публицистика

Сборник репортажей и интервью известной журналистки Марины Ахмедовой, публиковавшихся в журнале «Русский репортёр».

---

— И что, Мариам пошла в метро мстить за это?

— Не думаю… Но через два дня после этого она взорвалась в метро. Она поехала с матерью на маршрутке в Махачкалу. Сказала — «Мама, я забыла перчатки, сейчас зайду в магазин, куплю и быстро вернусь». Потом позвонила матери с чужого телефона, сказала — «Езжай домой, я сама вернусь».

— И что, это ее каким-то образом оправдывает?.. Подождите, вы намекаете на то, что ее не боевики туда послали?

— Я не знаю, кто… Боевики страшно не заинтересованы в подрыве лояльности населения. Бесланское эхо страшно на них всколыхнулось.

— Все равно, объясните мне, как можно их героизировать после взрывов в нашем метро?

— Взрывы в московском метро не укладываются ни в какие рамки понимания…

— Сейчас вал спецопераций. Значит ли это, что боевиков стало больше?

— Об этом меня уже спрашивал один генерал. Он не хочет войны… Поверьте, и среди генералов есть такие… Я ему ответил — тот же самый всплеск можно было устроить нажатием кнопки и год назад.

— Теперь вы хотите сказать, что если бы не московское метро, сейчас здесь не было бы таких частых спецопераций… Ладно. А что нужно сделать, чтобы все это прекратить?

— Не отвечайте на убийство милиционеров убийством случайных боевиков-списочников. Не отвечайте на пять убийств милиционеров. Объявите, что этих и тех убийц не нашли. Вот тогда волнения стихнут. Милиционеров убивать будут, но, по крайней мере, не в таком количестве.

Шариат

В махачкалинских маршрутках нередко случаются словесные перепалки между девушками в хиджабах и девушками в «современной одежде».

— Одни террористки кругом! Достали уже со своими мешками! — говорит девушка в короткой юбке другой девушке, спрятанной под хиджабом. — Почему я должна ездить в одной маршрутке с вами?!

— Иди пешком, — отвечает ей та, что в хиджабе. — Я же не спрашиваю, почему я должна ездить в одной маршрутке с проститутками?

— Я — не проститутка!

— А я — не террористка!

Они умолкают. Наверное, одна напоминает себе, что мозги под хиджабом давно промыты, а другая, что терпение — ключи от рая.

Количество девушек в хиджабах на махачкалинских улицах постоянно растет. «Светских» женщин пугает, скорее, не сам факт ношения хиджаба, а эта тенденция к увеличению. Они там, в Махачкале, тоже с опаской поглядывают на женщин в мусульманской одежде.

До мозга костей светская женщина И., работающая на светской работе говорит:

«Я лично больше боюсь бородатых, чем ментов. В силу личных, опять-таки, причин. От ментов я защищена своими свесткими взглядами, а вот от этих… что где-то там сидят и составляют свои списки, в которые я могу попасть как „ненавистник ислама“. Они не будут окружать мой дом, а просто подкараулят у подъезда или поселятся рядом и будут потом взорваны вместе со мной — от этих я не защищена ничем. Кроме тех же ментов».

— Терпение — ключи от рая, — усмехаюсь я.

— Я пытаюсь быть терпеливой и терпимой, — отвечает она. — А потом вдруг девочка-приятельница, которая еще вчера смотрела на тебя раскрыв рот, которой ты помогала, вдруг влюбляется в тюбетеечника, выбрасывает свои диски с рок-музыкой, заматывается в эти хиджабнутые тряпки и говорит тебе — «Все эти ваши книги и скульптуры — для нас мусор! Их надо уничтожить!». И ты теряешь дар речи. Ты же вроде не чужой, не дикий, не варвар и не убийца, ты не хочешь уничтожать коран и мечети, ты хочешь, чтоб всем было место, но тебя никто не спрашивает, и пощады и понимания за такую свою позицию ты не дождешься. Шариата они хотят… Знаешь, Марина, я человек хоть и крикливый, но мирный, сострадательный, но тут… Мне все время хочется заорать — «Пошли вон в свои вонючие аулы, ишаки! Вон из моего города, который вы изуродовали, в котором насаждаете сейчас свои законы!». Потом ловлю себя на этой мысли, начинаю стыдить. Но ненадолго. И понимаю, что постепенно зверею. С каждым рассказом, как девушку на улице оскорбили за нарядное платье, как ворвались во время Уразы в ресторан, чтобы запугать тех, кто там сидит, как пришли в магазин в ту же Уразу и запретили продавать спиртное — зверею все больше и больше.

И видимо это озверение происходит с обеих сторон — звереют те и звереют эти. Можно только гадать, что будет в этой республике, если «точка озверения» достигнет накала.

У девушки по имени N. и ее матери по имени N., которых я отыскала в селе N., нет никаких причин для слез. Несколько недель назад погиб их — сын и брат соответственно — но причин нет. Он стал шахидом, он сейчас — в раю.

— Когда показывают убитых боевиков по телевизору, они улыбаются, — говорит мать.

— Нет, когда их убивают, им страшно… — говорю я. — Я видела…

Два года назад погиб муж девушки N. Он был идейным боевиком и во время спецоперации его застрелил снайпер. Тело им не отдали. Ее брата забрали и пытали. Когда отпустили, он несколько месяцев просидел дома — боялся выходить на улицу. После взрывов в московском метро, он сказал своей матери — «Чем сидеть и ждать, пока меня заберут, я лучше уйду в лес. Пыток я больше не выдержу и назову пятнадцать имен». Мать встала у него на пути. Но что она может против мужчины в два метра ростом. Когда в республике проходили спецоперации, мать и дочь бросались к телевизору. Несколько недель назад, мать увидела на экране труп со спины и закричала — «Это мой сын!». Она была права — «материнское сердце не обманет». Теперь она улыбается — сын стал шахидом.

Девушка N. сидит на полу и смотрит на меня из-под зеленого хиджаба горящими глазами. Она сама говорит, что хотела бы забраться мне в мозг и прочесть мои мысли.

— Это невозможно, — говорю ей я.

Но мать и дочь все равно открывают мне и мозг, и душу. А я хочу их понять. Я пятый день в этом городе. Здесь каждый день проходят спецоперации. Махачкала — территория абсурда и смерти.

— На место каждого убитого боевика встанут пятеро новых, — говорит мать.

И я представляю поле, засеянное зубами драконов. Я представляю, как из земли вырастают синие люди в портупеях и с автоматами.

Девушка N. искала истину, и она нашла ее в исламе. Хорошо это или плохо?! У нее есть смысл жизни. Она думает, что каждый день совершает благие деяния. Я хочу понять, хорошо это или плохо? Девушка N. сама поехала за телом брата, но в морг войти побоялась. В Коране девушка N. нашла подтверждение своей веры. Так хорошо это или плохо? Я должна понять сейчас, не сходя с этого места. Девушка N. мечтает о рае. Что в этом плохого?

— Но разве нельзя здесь, в этой жизни жить, как раю? — спрашиваю ее.

— Нет, невозможно. Как? Рай… Там шикарно… Там роскошно… Там нет ни забот, ни хлопот. Там Аллах вознаградит нас за все, что было на земле. Там прекрасная природа. И человек не нуждается в пище, сне, он не болеет, там нет смерти. Там нет боли… Там все близкие твои рядом!!!.. Там так хорошо, что я и представить себе не могу, как там хорошо…

— Отчего же лица убитых боевиков так несчастны?

— Конечно, если бы вас так разбомбили! Одно дело ты лежишь в постели, и Аллах тебя забирает. А другое дело, когда тебя из бронетранспортера расстреливают… Но трупам ни горячо, и ни холодно.

— Но живым горячо и холодно. Живые, когда их расстреливают… там дикая паника.

— В том-то и дело, что паники никакой нет! — кричит мать. — Почему они не сдаются? Это ваши бойцы в Приморье сдались, потому что делали это ради бравады, а не ради идеи. А вы посмотрите, двадцатилетние девушки не сдаются! У них — вся жизнь впереди.

Девушке N. — двадцать лет. Ее брат был на два года старше нее. И я пытаюсь ее понять.

— Но почему они не сдаются? Неужели они не хотят жить, родить детей? Почему?! — спрашиваю я, вспоминая маленькие ступни в черных носках.

— А что в этой жизни хорошего? — отвечает мать. — Ну назовите мне хоть одну причину, за которую я буду цепляться и кричать — не хочу умирать!

— Ваши дети…

— Мой сын погиб… А дочь — она взрослая.

— Иншалла, на том свете увидимся, — говорит дочь.

— Не надо нас лечить! — кричит мать. — Не надо нам указывать, как жить, мы итак знаем! Не нужно пытаться показать, что ты равен нам. Понимаете?! Наш президент взял пример с вашего — тоже любит показать, какой он — душа нашего народа. Над его декларацией о доходах за прошлый год весь Дагестан хохотал! Зачем?! Зачем до такой степени унижать нас и унижаться самому?!

— Расскажите о сыне, — прошу я, и они молчат.

— У меня сын был единственный, — начинает мать. — Он сам выбрал свой путь…

— Вы не могли его отговорить?

— Во-первых, зачем?

— Чтобы остался жив. Как можно девять месяцев носить ребенка, растить его, и ничего не сделать, когда он уходит умирать?!

— Так-то раньше времени никто не умрет, — говорит девушка. — Вы так не думаете?

— Я думаю, что для матери это — не довод.