Полина Федорова - Прекрасная шантажистка

• Название: Прекрасная шантажистка
• Автор: Полина Федорова
• Жанр: Исторические любовные романы

Оставшаяся без средств к существованию с младшей сестрой на руках, дочь беспутного отца Полина Сеславина решается на отчаянный шаг — шантаж. Но можно ли безнаказанно шантажировать такого демонического мужчину как князь Сергей Всеволожский? Особенно, когда страсть диктует свои условия. А тут еще начинается настоящая охота на саму шантажистку. Сумеет ли любовь преодолеть чужие козни и собственные страхи? Любовь и ненависть, благородство и коварство, дружба и предательство — все это переплелось в романе «Прекрасная шантажистка». Неожиданные повороты событий, продуманный сюжет, эмоциональный накал и романтическое очарование эпохи XIX века подарят читателю незабываемое впечатление от прочтения книги

---

— А мне показалось, что вам понравилось...

8

Ежели вы желаете отдохнуть от трудов праведных или надобно вам подумать о чем сокровенном — ступайте на Пресненские пруды. Здесь, в тени вековых дерев, питаемых прохладною влагою, вы найдете и отдохновение, и покой, и мысли ваши потекут плавно и совершенно отлично, нежели бы вы находились на любой другой из московских улиц. В прудах тонут ненужные звуки, дышится легко, и вы чувствуете себя частицей всего, что вас окружает.

Особенно хороши пруды вечерами, когда закатное солнце золотит верхушки деревьев, и Воробьевы горы за Девичьим монастырем в ореоле умирающих лучей навевают некую священную благодать. Однако у молодого человека приятной наружности, спустившегося с моста и неторопливо шагающего по бережку первого пруда, мысли в голове были отнюдь не благостные. Одет он был в статское платье, но даже неопытный глаз мог различить в нем военного — либо находящегося в отпуску, либо совсем недавно вышедшего в отставку.

Дойдя до середины пруда, он опустился на скамейку и уставился невидящим взором на зеркало водной глади.

Восемь миллионов! В такую сумму оценивали знающие люди состояние графа Лопухина. Богаче его были разве что Всеволожские. И если завещание будет дописано, все достанется этой Сеславиной, выскочившей невесть откуда, как чертик из заморской табакерки. Несправедливо. Он воевал, был ранен, он — кавалер двух орденов, а тут нате вам: какая-то полунищая девица из глухомани получит все.

А Сергей... Он всегда был любимчиком Фортуны. С самого рождения. Ну почему именно ему повезло родиться в одной из самых богатых и знатных семей России? Единственным, чтоб тебя, наследником. Этому баловню судьбы в приживалах никогда бывать не приходилось, а ты стисни зубы и угождай капризам выжившего из ума старикашки. Да и красив, дьявол. Стоит ему лишь бровью повести, как дамы тотчас млеют. Даже французские пули-дуры облетали его стороной, берегли. Смел, конечно, хладнокровен. Но ведь и Кандид пулям тоже не кланялся.

Интересно, что связывает Адониса со старшей Сеславиной? Впрочем, и так все понятно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не заметить, что между этими двумя есть незримая связь. Вроде и не смотрят друг на друга, и почти не разговаривают, а искры вокруг них так и сыплют. А это хуже, нежели отношения дружеские, коим, дабы перейти в отношения любовные, надобно время. Тут бывает все очень быстро, и ежели оба поймут, что под неприязнью тлеет любовь, как раскаленная лава под тонким слоем пепла, — жди скорой свадьбы. А миллионы графа сделают тебе, Кандид, ручкой. И не надо тогда обольщаться, что можно будет скомпрометировать Сеславину в глазах дядюшки. За Сергеем она, как за каменной стеной. Да и дядюшка почтет за честь породниться с Всеволожскими. Нет, без душегубства, верно, не обойтись. Хорошо, что не в одиночку этот грех на душу взять придется.

Молодой человек вздохнул, зябко повел плечами.

«Уж лучше б ты, Адонис, утонул тогда, в тринадцатом, — с тоской подумал он. — Если бы не лошадь бедного корнета Сушкова, тебе ни за что бы ни выплыть. Но Фортуна, как любящая тетушка, не оставила тебя своими попечениями. Вынесла лошадка почти бездыханного к берегу Эльбы, а потом, уже на мелководье, подобрали французы, и один из офицеров отдал тебе свою шинель, чтобы ты не подхватил лихорадку. А ты и не думал этого делать, избежал даже легкой простуды, и через день опять был бодр и весел, несмотря на плен...»

Кандиду вспомнилось, как они отмечали Новый 1814-й год. Их, офицеров из отрядов генерала Сакена и полковника Фигнера, французы держали в каземате крепости Виттемберг — большом подземелье с массивными каменными сводами. Здесь встретились они со своим другом и товарищем по полку Иваном Таубергом, которого считали пропавшим без вести. Оказалось, что он был контужен в бою под Клоратом, тогда, в начале сентября, и попал в плен. Прошло почти три месяца с тех пор, как он сидит в этом подземелье. Конечно же, Тауберг был рад этой нежданной встрече не меньше друзей. У него нашлась бутылка вина, выменянная у какого-то поляка на часы, и они отметили Новый год в полном составе прежней своей компании: Тевтон-Тауберг, Адонис-Всеволожский, Пан и он, Кандид. Адонис был уверен в скорейшем освобождении, он же, Кандид, по сему поводу резко бонмотировал, был настроен желчно. И они поспорили так, что вынужден был вмешаться всегда невозмутимый Тевтон. Но всего досаднее, что Всеволожский оказался прав: уже к четырем часам утра первого дня нового года пруссаки взяли крепость и открыли ее казематы...

Теперь же Кандид был буквально пропитан чувством, которое всегда презирал в других — черной, тяжелой завистью, обжигавшей душу и отравлявшей ум. В нем будто поселился другой человек, циничный и беспощадный, толкавший на неприглядные поступки и отсекавший сомнения. Тот, другой, рос, появившись однажды, с каждым днем становился все сильнее, и вскоре завладел почти всем существом Кандида. Приход сюда, на Пресненские пруды был последней попыткой сопротивления этому новому человеку. Увы, она оказалась неудачной.

— Неужели я должен сделать это? — спрашивал Кандид свое второе «я».

— Да! — отвечал тот, новый.

— Но это будет предательством друга...

— Да!

— Может погибнуть невинная девушка...

— Да! — яростно требовал внутренний голос.

Прошло немало времени, прежде чем молодой человек поднялся со скамейки и, ежась от сентябрьской прохлады, побрел прочь. На Пресненский мост он ступил уже совершенно другим...

9

Как передать трепет нежного женского сердца при завораживающем звуке слова «бал»? Легким дуновением прорывается он сквозь губы и уносится ввысь, порождая надежды и суля исполнение самых затаенных желаний.

Женщина царит на балу. Одним движением веера дарует она надежду или разбивает мужское сердце. Но и она во власти бальных химер. И вот уже быстрый взгляд воспринимается как признание в любви, а шутливая фраза — как предложение руки и сердца.

Начинается бал с торжественного полонеза, этакого танцевального представления. Вторым следует вальс. Ах, сколько нареканий вызывает это новомодное чудо! Вот и Варвара Апрониановна не удержалась:

— Это не танец — конфуз какой-то. Да разве прилично это порядочной-то девушке, да еще в таком легком одеянии, бросаться в руки молодого человека и на виду у всех прижиматься к его груди. Не иначе как враг рода человеческого такую забаву нам на погибель придумал. — Она поджала губы, но потом успокоенно добавила: — Хорошо, что Сергей Михайлович, а не какой-нибудь ветреник пригласил тебя.

Но что знает Варвара Апрониановна о вальсе? Что она знает о том, как тает в истоме тело от тепла сильных рук, от головокружительной близости этих бездонных глаз, от искушения сделать каких-то полшага, всего-то чуть приподнять подбородок, и его губы окажутся совсем близко, как тогда...

— Полина Львовна, — насмешливый голос Сергея вырвал ее из грез, — вы когда танцуете, смотрите хотя бы время от времени на партнера, иначе все решат, что я постоянно наступаю вам на ноги.

— Извините, князь, — вспыхнула от смущения Полина и заставила себя поднять на него глаза.

— Так намного лучше, но не с таким испугом, я же не кусаюсь.

— Не уверена, — выпалила Полина и тут же прикусила язык.

— О, вы о том маленьком инциденте, — в голосе Сергея появились низкие бархатные нотки. — Вам, как вижу, он не дает покоя. Неужели это был ваш первый поцелуй?

— Судя по всему, вы в этой области успели приобрести весьма внушительный опыт, — отпарировала Полина, удерживая на лице светскую улыбку.

— И не только в этой, — с многозначительной усмешкой в голосе заметил Сергей. — Если захотите расширить свои горизонты, милости прошу, я всегда к вашим услугам.

Взглянув в медовые глаза Полины, он ясно представил себе то, как притягивает ее ближе, и его тело чувствует податливую мягкость и жар упругой груди, округлых бедер, а рот жадно впивается в сочные полуоткрытые губы и он погружается...

— Сергей Михайлович... Князь... Теперь вы где-то витаете? — отрезвил его голосок Поли.

— Если бы вы знали, где я витаю, то покраснели бы как маков цвет, — опять брякнул Сергей.

— Нет уж, увольте. Ваши беспутные фантазии меня нимало не интересуют, — отведя глаза в сторону, холодновато ответила Полина.

— А должны бы интересовать. С недавних пор вы их неизменная участница.

— Сергей Михайлович, своими фривольными разговорами вы меня сбиваете с такта. Лучше помолчите, иначе рискуете остаться без ног.

Увы, блаженство мимолетно, а печаль — наш удел. Тур закончился, и Сергей подвел свою даму к матушке. Хотя на этом веселом балу Полине не суждено было долго грустить об утраченном рае. Потому что следующей была мазурка. Ах, щеголь-танец! Как славно лететь по залу, кружиться под крепкой рукой партнера и слышать игривое: «Мазуречка, пани!» — и, лукаво блеснув глазами, бросить в ответ: «Мазуречка, пан!» И платье серебряной волной то взлетает, то опадает, и локоны игриво вздрагивают у висков, и он... этот, Боже, как же его? Да — поручик Тутолмин смотрит блестящими, как шоколад, глазами... Пожалуй, не надо бы ему так смотреть.