Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая

• Название: Голос сердца. Книга первая
• Автор: Барбара Брэдфорд
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7027-0152-6

После удачного дебюта в кино безвестная актриса Катарина Темпест буквально взлетает на вершину славы, обретает верных друзей. Казалось, их творческому и дружескому союзу уготована долгая и счастливая жизнь. Однако подозрительность новоявленной звезды, ее психическая неуравновешенность, все мыслимые и немыслимые комплексы приводят к тому, что она предает своих друзей в безудержном стремлении к успеху. Но за все в жизни приходится платить. Катарина проваливается в пучину тяжкого нервного срыва, граничащего с безумием. Врачи побеждают этот недуг, но внезапно выясняют, что ей угрожает новая, неизлечимая болезнь. Зная о близкой смерти, актриса посвящает остаток жизни тому, чтобы добиться прощения старых друзей, которым она причинила столько горя.

---

Катарин улыбнулась. Это была ликующая улыбка победительницы. События следовали с точностью часового механизма; все планы, которые она так тщательно вынашивала, претворялись в жизнь. Она выйдет замуж за Кима, станет виконтессой Инглтон и мировой кинозвездой. Она уселась поудобнее, запахнув свой шерстяной халатик, преисполненная радости. Ее мечты скоро сбудутся. И не будет больше ни боли, ни печали. С этих пор ее жизнь приобретет новый смысл.

Погруженная в мечтания, Катарин чувствовала себя счастливой. Ей не приходило в голову, что все это слишком хорошо, чтобы быть реальностью, и что может случиться нечто выходящее из-под ее контроля — нечто, способное нарушить эту идиллию. А если бы такая мысль и пришла в ее прелестную головку, она с презрением прогнала бы ее от себя. Потому что, к несчастью, Катарин была в огромной степени наделена одной неприятной чертой характера. Она была поражена спесью — дефектом, который древние греки характеризовали как безрассудство в искушении богов, — по сути, избытком гордости и несокрушимой убежденности в собственной неуязвимости. Причем Катарин совершенно не чувствовала за собой этого недостатка, будучи всегда уверенной в том, что делает. Вот и теперь она ни на минуту не сомневалась в положительных результатах кинопробы — она будет божественна, и Виктор даст ей роль в фильме.

Виктор Мейсон сообщил Катарин, что собирается начать основные съемки в апреле. Это время полностью устраивало ее. Ее контракт с театральными продюсерами «Троянской интерлюдии» включал пункт о возможности выхода из соглашения, который вступал в силу через год после начала ее участия в спектакле. Год кончался в конце марта — тогда она сможет, сославшись на него, покинуть труппу, чтобы приступить к съемкам. Съемки планировалось завершить за двенадцать недель. Натурные съемки предполагалось проводить в Йоркшире, а павильонные — в одной из крупнейших киностудий Лондона. Виктор также сообщил Катарин, что он планирует быстро смонтировать отснятый материал, чтобы получить оригинал фильма к сентябрю. С оригинала он собирается снять две копии, чтобы показать в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе за неделю до Нового года, тем самым делая фильм по существующим правилам номинантом на приз Академии за 1956 год. Хотя Виктор не отдаст фильм в прокат до весны 1957 года, он сказал ей по секрету, что не упустит шанса в номинации на премию «Оскара».

А что, если она выиграет «Оскара»? Эта перспектива казалась такой заманчивой, такой волнующей и манящей, что Катарин сразу же почувствовала головокружение. Поскольку у нее был самый уникальный из талантов — талант несокрушимой веры в себя, мысль о том, что у нее есть шанс выиграть, вовсе не казалась нереальной. Катарин не сомневалась, что, если даже она не выиграет «Оскара», все равно после выхода фильма станет звездой. И ее успех принесет ей не только славу, но также и деньги — кучу денег, и власть…

На лицо Катарин легла легкая тень, сменив выражение радости и удовольствия от жизни на нехарактерное для нее выражение горечи. От этого лицо напряглось, в глазах появился холодный блеск, и ее изысканная красота исказилась от ненависти, которая так не сочеталась с ее молодостью и могла напугать кого угодно.

Скоро, очень скоро она сможет сниматься в кино, полностью воплотить в жизнь свой главный план и наслаждаться плодами триумфа. Легкий вздох сорвался с ее губ. Слишком поздно спасать мать, но еще не поздно спасти брата Райана. Ее дорогого Райана, потерянного ею так давно. Это желание было одним из основных мотивов многих поступков Катарин в последние несколько лет. Ее желание освободить брата от диктата отца, его грязного влияния было не менее упорным, чем стремление сделать карьеру. Иногда, когда она думала о Райане, ее охватывала паника, и она цепенела от страха за него. Райану было почти девятнадцать, и Катарин спрашивала себя: до какой степени его душа отравлена этим человеком. Полностью ли превратился Райан в подобие своего отца? Эта мысль была так неприятна, так неприемлема для нее и так страшна, что она отгоняла ее от себя с молчаливой яростью. Ее решимость вызволить брата из Чикаго и оставить у себя, где бы она ни жила, все более крепла.

Катарин думала о Райане. Постепенно ее лицо смягчилось. Но, как обычно при мыслях о брате, ей вспомнились другие образы. Она сжала руки на коленях и замерла на диване, устремив взгляд в одну точку. С воспоминаниями о Райане естественным образом были связаны воспоминания о доме, в котором они выросли и где он по-прежнему жил: этот мавзолей, этот темный символ богатства, высокого положения и страшной силы ее отца. Она всегда ненавидела этот дом с его мрачными коридорами, винтовыми лестницами и угрюмыми комнатами, заполненными до отказа дорогим уродливым антиквариатом, всякого рода старинными безделушками и невыразительными картинами. Это был шедевр бахвальства, дурного вкуса, лишних денег и безысходного несчастья. Для Катарин это был также дом лишений. Да, у нее была дорогая одежда и лучшая еда, автомобили и слуги, поскольку их отец был мультимиллионером. Но в доме этом недоставало главного — настоящей любви. Она непроизвольно содрогнулась. Катарин не была в нем уже шесть лет, а в день, когда она покинула его, она дала зарок никогда больше не переступать этого порога.

В этот момент мысли Катарин переключились на отца. Она постоянно старалась прогнать его образ из своей памяти, но сегодня даже не сделала такой попытки. Она видела его совершенно четко, как будто он стоял перед ней. Патрик Майкл Шон О'Рурк, с его красивым угрюмым лицом и смолисто-черными волосами, с глазами синими, как сапфиры, и такими же холодными. Он был страшным человеком, и Катарин внезапно поняла, что всегда знала это, даже когда была маленьким ребенком. Она просто не знала тогда слов, чтобы правильно его охарактеризовать. Сегодня эти слова были на кончике ее языка. Он был жестоким, жадным и беспощадным человеком, для которого деньги были возлюбленной, а власть — Богом. Мир не знал Патрика Майкла Шона О'Рурка так, как его знала она. Он был воплощением двуличия: очаровательным, веселым и интересным, сладкоречивым ирландцем на людях; суровым, злобным и властным тираном в своем собственном доме. Катарин ненавидела его так же сильно, как он ненавидел ее. При мыслях об отце на ее руках появились мурашки, ее охватил озноб. Катарин плотнее закуталась в халат и вспомнила отчетливо и ясно тот день, когда она впервые ощутила на себе ненависть отца: Это было в августе 1947 года, когда ей было двенадцать лет. В тот день почти девять лет назад Катарин была счастлива впервые за многие месяцы. Ее состояние было вызвано неожиданным присутствием матери за ленчем. Розали О'Рурк чувствовала себя настолько хорошо, что решила разделить компанию своих детей за трапезой. Катарин была переполнена радостью, видя, что ее мать выглядит так же, как раньше, и если Розали не бурлила энергией как когда-то, она все же казалась веселой, почти беззаботной. Зеленые ясные широко расставленные глаза светились радостью, ее роскошные рыжие волосы, слегка тронутые сединой, казались бронзово-красным шлемом над овальным лицом, на котором не было сегодня следов боли и восковой бледности. На ней было надето длинное бледно-зеленое шелковое платье с длинными рукавами, фасон которого скрывал худое тело, изнуренное болезнью. На шее Розали было жемчужное ожерелье, а в ушах красовались такие же жемчужные серьги. На тонких пальцах блестели восхитительные кольца с бриллиантами и изумрудами.

Миссис О'Рурк отдала распоряжение Ани, экономке, накрыть на стол в комнате для завтраков, одном из немногих веселых мест в темном и мрачном доме, которую Розали обставила сама. В ней царила атмосфера необыкновенной воздушной легкости, создаваемая сочетанием белого и лимонно-желтого; комбинация этих освежающих тонов доминировала везде. Комната была обставлена главным образом белой плетеной мебелью, необычайно красивыми предметами викторианской эпохи. Стены украшали яркие картины, изображающие экзотических птиц и редкие орхидеи, а на полу стояло несколько больших зеленых растений. Украшенная в такой же приятной манере, что и комнаты Розали на втором этаже, она была изысканной, хотя ее трудно было назвать выдержанной в каком-то определенном стиле.

Комната для завтраков в последнее время использовалась редко из-за того, что большую часть времени ее мать проводила в своих комнатах. Но именно ей Катарин отдавала предпочтение перед столовой с ее стенами, обтянутыми малиновым шелком и подобранными к нему в тон ковром с цветочным орнаментом и отвратительной мебелью красного дерева.

Сидя за столом и влюбленно наблюдая за своей матерью, Катарин думала о том, какой она была изысканной и элегантной, ухоженной и ароматной. Аромат лилий был ее привычным запахом. Для Катарин мать была и навсегда останется символом женской красоты и изящества; она боготворила ее. В тот момент у девочки вновь появилась надежда, что мать поправится после той таинственной болезни, которая изнуряла ее в течение последних двух лет и о которой говорили только шепотом.