Владимир Владимиров - Повесть о школяре Иве

• Название: Повесть о школяре Иве
• Автор: Владимир Владимиров
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1964

В книге «Повесть о школяре Иве» вы прочтете много интересного и любопытного о жизни средневековой Франции Герой повести — молодой француз Ив, в силу неожиданных обстоятельств путешествует по всей стране: то он попадает в шумный Париж, и вы вместе с ним знакомитесь со школярами и ремесленниками, торговцами, странствующими жонглерами и монахами, то попадаете на поединок двух рыцарей. После этого вы увидите героя смелым и стойким участником крестьянского движения. Увидите жизнь простого народа и картину жестокого побоища междоусобной рыцарской войны.

Написал эту книгу Владимир Николаевич Владимиров, известный юным читателям по роману «Последний консул», изданному Детгизом в 1957 году.

---

Вспоминая, как его вели сюда, Ив понял, что это тот самый подвал, окно которого он видел днем, когда стоял у подъезда главной башни. Значит, под ним та жуткая тюрьма, о которой рассказывал звонарь. И, может быть, его теперь бросят в нее? А завтра Эрменегильда позовет его, а ей скажут: «Школяра нет, и никто не знает, где он». Клещ наврет ей что‑нибудь. Фромон? Он догадается, но что может сделать? Он такой же подневольный раб, как и все в этом замке.

«За что, за что? — шептал в отчаянии Ив. — За чернильную каплю!»

И внезапно — страшная мысль: «А кто же там внизу? Заложник, подданный рыцаря Рено дю Крюзье… Крюзье-на–Эре… Так вот зачем сегодняшние выспрашивания о деревне и о моем имени!»

— Заложник!! — Это слово Ив выкрикнул в неудержимом порыве отчаяния и упал ничком на скамью.

Глава VI ПИРШЕСТВО

Рыцарь Ожье с нетерпением ждал возвращения маршала, и, когда тот пришел и доложил, что школяр благополучно заперт в подвале, и добавил: «Пусть займется там философией, самое подходящее для этого место», рыцарь Ожье благосклонно улыбнулся и приказал, чтобы немедленно был снаряжен гонец, который отвезет его послание в замок дю Крюзье.

— Выбери человека посмелее. Пусть возьмет на всякий случай короткий меч и спрячет хорошенько под плащом да еще пенион[20] подлиннее. К нему он привяжет мое послание и поднимет к окну привратника Рог чтоб не забыл взять. С коня не сходить и мигом обратно вскачь. Растолкуй ему, чтоб расседлал и пустил на траву коня, не доезжая до Крюзье, а вот обратно чтоб скакал без отдыха сколько будет сил. Я не хочу, чтобы рыцарь Рено тоже захватил у меня заложника. Пусть выезжает чуть свет. Ступай.

Пир в замке Понфор был приурочен к дням рыцарских турниров и связанных с ними празднеств, кончавшихся, по установленному обычаю, в середине лета. Но не это было главной причиной устройства пира. Рыцарь Ожье созвал своих друзей, родственников и вассалов, чтобы объявить о вызове им на поединок Рено дю Крюзье. Эти близкие родственники и друзья, эти покорные вассалы должны были всемерно содействовать, чтобы на поединок съехалось как можно больше зрителей, чтоб обставлен он был особенно пышно, как и подобает знатному роду де ла Туров. Не сомневаясь в счастливом исходе поединка с Черным Рыцарем, не очень ловким бойцом и храбрым только на словах, рыцарь Ожье хотел отличиться перед избранными зрителями и дамой своего сердца Агнессой д’Орбильи со всем блеском своих рыцарских достоинств — смелости, ловкости и красоты. В воображении рисовалась картина его блестящей победы, сопровождаемой ликующими кликами зрителей. День будет солнечный, и он, победитель, в сияющих золотом доспехах, преклонит копье перед сюзереном своего сердца. Какая радость, какое счастье могут сравниться о чувством одержанной победы над исконным врагом своим на глазах у прекрасной дамы — земного воплощения божества, служению которому посвятил себя рыцарь, ее вассал и верный до гроба раб!

Приготовления к пиру начались тотчас после отправления гонца, и более суток замок походил на взбудораженный муравейник. От сенешала до последнего поваренка все сновали с утра до вечера и с вечера до утра с одного двора на другой, из дома в дом, из башни в башню, сталкивались в воротах, сбивали друг друга с ног на темных лестницах. Дым из труб пекарни и кухни стлался по дворам, проникал в жилые помещения вместе с запахом хлеба, пирогов, жареного мяса, подгорающего жира и чесночных соусов.

Большой зал в первом ярусе главной башни, с огромным камином и колоннами с причудливой резьбой капителей, поддерживающими свод в одном из его концов, был разукрашен пестрыми пергамскими[21] коврами и развешанными на стенах изогнутыми восточными мечами, луками, щитами, захваченными в боях с сарацинами. Два длинных стола из досок, положенных на козлы, стояли вдоль зала, третий стол, почетный, для сеньора и избранных гостей, был выше других и стоял поперек под сводом, и скамья к нему была не простая, а с высокой резной спинкой.

Пир начался засветло. День был солнечный и щедро лил широкие лучи света через достаточно большие окна. Перед началом пира хозяин замка, его гости и допущенные к столу приближенные барона вымыли руки, чего в те времена не делали перед обычной едой, как и вообще редко умывались, и что перед званым пиром превращалось в особую торжественную церемонию. Мыли руки у входа в зал в наполненном водой большом круглом каменном бассейне, установленном на широком приземистом постаменте.

К столу двинулись медленным шествием, возглавляемым толстым сенешалом барона с ореховой палочкой в руке. Рыцарь Ожье почтительно вел за руку свою пожилую родственницу, жену рыцаря Жоффруа. За ними шли приглашенные рыцари и их жены со своими приближенными, высшие чины замка, затем экюйе и, наконец, те люди из низшей челяди, которые должны были стоять за скамьями для всяких услуг пирующим господам. Не позабыта была и левретка Клошэт. Ее торжественно, на шелковой подушке, нес экюйе следом за бароном.

На столах искрились в солнечном свете большие золотые и серебряные кубки и чаши, стояли кувшины с вином и с водой к нему, был разложен пшеничный хлеб, ножи и ложки. Бочки с вином стояли у стен, наполняя воздух запахом заморских пряностей.

Пожилая дама, исполняя роль хозяйки дома, знаком руки пригласила гостей занять места. Монах–капеллан, произнеся краткую молитву, благословил хлебы и вино. После этого рыцарь Ожье, преклонив колено, преподнес своей родственнице чашу вина и поцеловал ее руку, а дама поцеловала рыцаря в подбородок и, приподняв чашу, пригубила ее. Это было знаком к началу пира.

Торжественно–размеренная медлительность движений и обрядовая безмолвность мгновенно сменились беготней и шарканьем слуг, вносивших кушанья, разливавших вино по кувшинам, покрикиваниями депансье и бутелье, наблюдавших за порядком подачи блюд и вина, и говором гостей, принявшихся за праздничное угощение.

За дикими утками и прочей болотной дичью следовали жареная баранина, вареные лещи и форели, приправленные пряностями, за ними — плечо дикого кабана и медвежий окорок, обильно политые соусом с перцем и гвоздикой, и, наконец, на огромном блюде, украшенном травой и цветами, целый олень.

Слуги расставляли по столам по указанию сенешала большие глубокие миски с кушаньями и соусами. Миски были общие, и гости вытаскивали из них куски дичи или мяса прямо руками. Жирный соус стекал по пальцам обратно в миску и на стол, капал на платье, лоснился на губах и щеках. Слышались смачные причмокивания и похвалы отменной кухне. Огромные кубки вина быстро опустошались и тотчас же наполнялись вновь.

Особенно отличался супруг родственницы барона, рыцарь Жоффруа, сидевший вместе с ней за почетным столом. Поднимая кубок, он далеко оттопыривал локоть, попадая им в лицо соседа — рыцаря Рауля. Тот и другой были пожилые и изувечены в турнирах и поединках, за что первый был удостоен почетного прозвища «Старый Орел», а второй — «Рауль Великолепный». Жоффруа был хромой, и глубокий шрам пересекал его щеку от виска до рта. У Рауля не хватало одного уха, отрубленного в поединке, и указательного пальца, отрезанного им по прихоти дамы сердца и, как рассказывали, посланного ей в золотой коробочке. У Старого Орла под лохматыми бровями выпучивались белесые глаза и толстая нижняя губа брезгливо отвисала. Лицо было черное от загара, борода и усы спутаны комком. У Рауля Великолепного бровей не было, глаза с опущенными веками едва смотрели на собеседника и тонкие бледные губы были презрительно сжаты, кожа лица светлая, усы и борода тщательно пострижены.

Жоффруа был ярым охотником, без устали мог скакать он за зверем, не щадя ни своих, ни чужих посевов, отчего постоянно враждовал с соседними сеньорами и всегда нуждался в деньгах. На пир в замок Понфор он приехал в сопровождении одного псаря, превращенного на этот случай в оруженосца, и прихватил с собой двух соколов, которыми хотел похвастать перед рыцарем Ожье.

Рауль всю жизнь думал и говорил о любви, о галантных манерах и о поэмах трубадуров. Сам играл на арфе и сочинял стихи, посвящая их дамам. Сейчас за ним стояли шесть дамуазо — мальчики благородного звания, готовящиеся стать пажами, приехавшие с ним для услуг.

Рыцарь Жоффруа с мятой круглой шапочкой на лысой голове был одет небрежно в тунику не первой свежести с поясом, покрытым жирными пятнами, о который он то и дело вытирал свои грязные волосатые руки. Туника рыцаря Рауля была белоснежная, туго перепоясанная широким поясом, расшитым серебряными и золотыми розами. На плечи накинут легкий шелковый плащ цвета морской волны, схваченный наверху тонкой золотой цепочкой. Длинные прямые волосы сдерживались золотым обручем. На белой руке его сверкал перстень.

Между рыцарем Жоффруа и хозяином замка восседала Клошэт. Рыцарь Ожье выбирал для нее из мясных блюд самые маленькие косточки и серди лся на рыцаря Жоффруа, который, вместо того чтобы следовать его примеру, обсосав кости, бросал их обратно в общую миску. Клошэт вырывала угощение из руки хозяина и жадно грызла кости, возя их по своей шелковой подушке.