Виктор Пронин - Победителей не судят

• Название: Победителей не судят
• Автор: Виктор Пронин
• Жанр: Триллер
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-004719-3

Опасность — рядом, в темном проходном дворе, в подъезде собственного дома, да просто — на людной улице. Илья Касьянин вроде бы и знал об этом, но как — то не обращал внимания, пока не оказался в самой гуще жестоких и кровавых событий. Обстоятельства взялиего в жесткий переплет. И в этом слабом, податливом человеке проснулся зверь, который просто не умеет отступать. Он отдает все за победу. За победу над собой, над обстоятельствами, над матерыми бандитами.

---

— Разве что, — согласился Касьянин вроде бы уныло, но на самом деле что-то радостно вздрогнуло в его душе, что-то напряглось, как бывало в детстве в ожидании праздника. — Давай, так и быть!

— Во! Это по-нашему! — Ухалов опять оглянулся, ссутулился, спрятав ото всех внутренний карман пиджака, и принялся выдергивать оттуда револьвер.

Барабан зацепился за подкладку, потом предохранитель зацепился за петлю, но в конце концов Ухалов своего добился и, вырвав револьвер из кармана, протянул его Касьянину рукояткой вперед. — Держи!

Касьянин не мог, не мог не почувствовать добротность изделия. Все в нем было подогнано, совмещено и согласованно. И черный цвет, и насечка на рукояти, и массивный барабан, и коротковатый ствол с мушкой на конце.

— Что скажешь? — спросил Ухалов, ожидавший, видимо, воплей восторга и радостной пляски Касьянина.

— Ничего игрушка... Убедительная. Газовый?

— Газовый, — неохотно подтвердил Ухалов. — Но знаешь... Как отнестись...

— Не понял? — проговорил Касьянин, не отрывая взгляда от револьвера — он прямо впился в его ладонь, все его выступы и впадины нашли на ладони свои заветные уголки, и револьвер, похоже, просто не желал расставаться с ладонью Касьянина.

— Дело вот в чем, Илья... Эта машинка шестизарядная... Вряд ли тебе когда-нибудь понадобится сделать больше шести выстрелов. А если понадобится, то вынешь патроны из кармана и зарядишь снова. Но тут маленькая особенность...

Патроны в барабане расположены не просто так... Первые два — обычные шумовые.

Грохот, огонь из ствола, страх и ужас. Два следующих — газовые. Противник отброшен, воет от боли и бессилия, задыхается, раздирает себе морду собственными когтями.

— Ногтями, — поправил Касьянин.

— Когтями! — повысил голос Ухалов. — После твоих выстрелов его хилые ногти превратились в когти, потому что только когтями можно драть себе морду после твоей газовой атаки.

— Понял, — кивнул Касьянин. — А последние два патрона?

— Мелкая дробь. Но это для тебя она мелкая, а для злодея, который осмелится в следующий раз напасть под покровом ночи, дробь произведет впечатление картечи! Страшной кабаньей картечи, которая крошит ребра и вылетает с противоположной стороны тела, оставляя за собой дыру размером с футбольный мяч.

— Круто! — проговорил Касьянин, возвращая револьвер Ухалову.

— Понравился? — заговорщицки прищурившись, спросил Ухалов.

— Да, — ответил Касьянин, помедлив, не сразу ответил, не бездумно.

— Берешь?

— Если не передумаешь.

— Заметано! — Ухалов так обрадовался, словно ему самому подарили что-то чрезвычайно ценное. — Придешь ко мне после больницы и тут же требуй — где мой черный пистолет? А я, не задумываясь, отвечаю — а вон лежит, тебя дожидается.

Ты как? — Ухалов большим и указательным пальцем показал расстояние, равное примерно одному большому глотку. — А?

— Знаешь, даже не хочется, — Касьянин извиняюще прижал руку к груди. — Что-то я здесь маленько захирел.

— Будем выкарабкиваться! — уверенно заявил Ухалов и ловким движением полноватой руки вынул из второго внутреннего кармана пиджака две маленькие бутылочки коньяка, два мерзавчика. — Тут такое количество, что стакан даже не требуется. Свинчивай головку и пей прямо из горла, как в молодые годы!

— Откуда ты знаешь, как я пил в молодые годы? — подозрительно спросил Касьянин.

— В молодости все пьют одинаково! Бутылка портвейна на двоих в кустах из горла и — через забор на танцплощадку!

— А ведь было, — озадаченно протянул Касьянин и, увлекшись давними воспоминаниями, сам того не замечая, свинтил крышечку и в задумчивости выпил коньяк.

На следующий день в палату пришел следователь.

Едва этот человек заглянул в дверь, Касьянин сразу догадался — по его душу.

Так и оказалось.

И следователь тоже узнал его, сразу направился к его кровати — видимо, перед этим поговорил с врачом. Был этот человек высок, в сером заношенном костюме, какой-то рубашке, каком-то галстуке. И еще — он был лыс, а светлые прядки волос, которые беспомощно протянулись от одного уха к другому, не столько прикрывали лысину, сколько ее подчеркивали. Так чулки на женщине или прозрачная рубашка не столько прикрывают тело, сколько его обнажают.

В руках у следователя была клеенчатая затертая папочка с хлястиком, который застегивался на кнопочку. Несмотря на возраст, кнопочка эта работала, соединяла две половинки папочки, чтобы они не распахивались и чтобы не вываливались из нее бумаги чрезвычайной важности.

— Илья Николасвич? — улыбнулся следователь, остановившись у кровати.

Его улыбка Касьянину неожиданно понравилась. Была она простой, чуть ли не доверчивой, и зубы у следователя были все свои, все на месте и все здорового белого цвета. В свете этой улыбки как-то погасла и исчезла лысина, прядки волос за ушами, серый потрепанный костюм сделался естественным, вроде ни в чем другом следователь и не мог появиться.

— Он самый, — ответил Касьянин и тоже улыбнулся, как сумел.

— Иван Иванович Анфилогов, — представился лысый человек с молодой улыбкой и крепко пожал руку Касьянину. Ладонь у следователя оказалась сильной, прохладной, сухой. — Я из милиции.

— Да уж догадался.

— Вы как, поднимаетесь?

— Когда прижмет — поднимаюсь, — улыбнулся Касьянин.

— У вас тут есть где поговорить?

— В конце коридора, — Касьянин встал, поправил одеяло и направился к выходу. Следователь последовал за ним, не забыв напоследок оглянуться и окинуть всех больных палаты взглядом внимательным и быстрым. Трудно сказать, запомнил ли он кого-нибудь, но посмотрел, улыбчиво и протяжно.

В конце длинного коридора, умеренно грязного и какого-то замусоленного, с надорванным линолеумом и комками окровавленной ваты на полу, с небольшими отсеками, за маленькими столиками у стеклянных шкафчиков сидели накрашенные сестрички и без конца звонили своим приятелям и приятельницам.

Касьянин и Анфилогов медленно прошли вдоль коридора и добрались наконец до клеенчатого дивана, стоявшего у самого окна. Диван был старый и продавленный.

Какой-то ошалевший от боли или от дури больной изрезал его ножом, и из дыр торчала серая вата.

— Присаживайтесь, — Касьянин на правах хозяина показал на диван. Хотя прогулка по коридору была недолгой, но он устал и опустился на диван с облегчением. Следователь сел рядом, положил на колени свою папочку, раскрыл ее, вынул бланк протокола.

— Начнем? — повернулся он к Касьянину.

— Начнем, — тот пожал плечами. — Хотя, собственно, и начинать-то не знаю с чего...

— Данные ваши я уже записал. В общих чертах знаю, что произошло, поэтому поговорим о том, чего не могли сказать мне другие люди.

— Поговорим.

— Что случилось, Илья Николасвич?

Касьянин помолчал, легонько раскачиваясь из стороны в сторону, вздохнул обреченно, подождал, пока больной на костылях зайдет в ближайшую палату и закроет за собой дверь.

— Значит, так... Это произошло недели две назад, дату вы знаете?

— Знаю. Семнадцатого.

— Да, наверное. Двенадцатый час ночи, я прогуливаю собаку, кокер-спаниель... Яшкой зовут.

— Вы были один?

— Вначале мы были с другом, потом он отлучился искать свою собаку, а я остался с Яшкой. Вдруг из темноты выскакивает какая-то тварь...

— Порода?

— Не заметил. Большая собака, темная, может быть, даже черная... И на Яшку. Вцепилась ему в холку, тот визжит, я собаку оттолкнул ногой.

— Или ударили?

— Или ударил... Не помню. Но злости у меня не было, моя цель была простой — отогнать собаку от Яшки.

— Удалось?

— Сначала удалось, собака убежала. Потом из темноты снова на Яшку... Как я понял, хозяин ее натравливал.

— Вы это слышали?

— Да.

— Дальше, — Анфилогов что-то быстро писал в бланке протокола.

— Я опять ее поддал, уже посильнее. Тогда выходит из темноты амбал. И, не говоря ни слова, бьет меня по морде. Потом еще. Я упал, он принялся обрабатывать меня ногами, причем, подонок, все время старался по лицу, по голове... Вначале я прикрывался руками, потом потерял сознание.

— И долго были без сознания?

— По моим прикидкам... около часа. Может быть, около двух.

— Когда очнулись, рядом никого не было?

— Яшка был. С переломанной лапой. Этот тип ему лапу перебил, а его собака ухо надорвала.

— Вы видели этого человека? Можете его узнать?

— Конечно, нет. Ни его собаку, ни его самого узнать не могу. Я уже здесь пытался хоть что-нибудь вспомнить... Нет, ничего. Совершенно. Могу только сказать, что он выше меня, плотнее, моложе...

— Одежда, прическа, фигура... Ничего не видели?

— Нет...

— Что же он, так и не произнес ни единого слова? Все проделал над вами, над вашей собакой молча?

— Несколько словечек обронил... Сучьим потрохом обозвал, пидором позорным, пообещал сделать из меня бифштекс с кровью. Такие были слова.