Николай Борисов - Укразия

• Название: Укразия
• Автор: Николай Борисов
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2013

Лихие погони, перестрелки, чудесные побеги, бесстрашные подпольщики и со вкусом описанное «разложение» офицерства в кабаках белогвардейской Одессы… И над всем витает тень таинственного «7+2» — неуловимого и хладнокровного агента красных в белогвардейской контрразведке.

«Кино-роман» Н. Борисова «Укразия» не только лег в основу одного из самых успешных фильмов 1920-х гг. — впервые в советской литературе автор создал запоминающийся образ «своего среди чужих», Штирлица времен Гражданской войны.

В 1937 году Н. Борисов был расстрелян, кинофильм «Укразия» запретили к показу, а книги писателя на долгие десятилетия исчезли из магазинов и библиотек.

Книга публикуется по изд.: Волокружна державна лгто-друкарня, 1924 с исправлением ряда опечаток и некоторых устаревших особенностей орфографии и пунктуации.

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.

---

Николай Борисов Укразия

Посвящается С. Е. Марголиной-Карельштейн.

Пролог

Глава I. Злоключения мистера Дройда

Выселенный из первоклассной гостиницы на шестой чердачный этаж, журналист Дройд страдал.

Зима острым холодом проникала в щели разбитых стекол. Паровое отопление не действовало. «Буржуйке» он скормил весь паркет и теперь кутался в свое некогда шикарное пальто с оторванными боковыми карманами от частого засовывания туда мерзлых рук.

Просвистал типерери[1].

Не помогает. Хочется есть. Засунув руки в карманы, Дройд сумрачно вышел из комнаты. Его силуэт поглотил длинный, грязный, загруженный чемоданами, дровами и всякой рухлядью коридор. Постучал в забитую войлоком дверь.

— Жарь, без стуку!..

Вошел… Сосед, сидя на корточках перед «буржуйкой», топил ее разрубленными кусками кресел, паркета, книгами…

— Что, лопать хочется?.. Ничего нет!..

Настойчивый Дройд, всунув две монеты в руку соседа, выпроводил его из комнаты, а сам сел к печке. Наслаждаясь теплом, Дройд сосредоточенно подкладывал в печь книги. Одну книгу развернул и охнул перед великолепными офортами, но все же засунул книгу в печь. Сосед скоро вернулся с краюхой хлеба и двумя таранями.

Тоска душила Дройда, когда он видел окна и двери магазинов, перекрещенные деревянными досками. Некоторые магазины были уже давно разбиты, разгромлены и все деревянное давно сожжено в «буржуйках».

— Не хватает больше сил, я решил бежать, — глотая хлеб, говорил Дройд.

А потом поезда, переполненные солдатами, мешочниками, бабами, мужиками, вшами. Остановки на станциях со стрельбой. Путешествия на крышах вагонов, замерзание… бои за места в теплушках, обыски орточеки… Все это смешалось в мозгу Дройда, как в калейдоскопе. Он даже устал переживать и нервно пускал залпы махорочного дыма… Наконец Одесса, но там добровольцы собирали дань не только с «благодарного» населения, но и с «иностранцев».

Вечер. Дройд шел по Дерибасовской, чмокая трубку, пуская дым… По Дерибасовской тянутся какие-то обозы, мчатся почему-то в карьер казаки, испуганно быстро движутся одинокие люди, избегая экзотических групп: корниловских, дроздовских и волчьей сотни офицеров Шкуро… И всюду на рукавах трехцветные углы. Всюду сияют погоны. Всюду слышатся культурные французские слова. Всюду шикарные женщины… К Дройду подошли три офицера, на рукавах мертвые головы, перекрещенные костьми…

— Паззвольте прикурить…

Залп дыма.

— Плиз… — вежливо протянул трубку Дройд. Так же вежливо офицеры, прикурив папиросы, как бы случайно направляют на него наганы.

— S’il vous plait[2]. Пальто, часы, золото, — или два золотника двадцать одна доля…

Мимо прошел рабочий.

— Большевик…

Один из офицеров повернулся и спокойно выстрелил в затылок рабочего…

Кровь, куски мозга брызнули во все стороны… На минуту раздалась толпа, обходя труп…

После такого вступления Дройд не решился протестовать. Охотно, очень охотно снял пальто, отдал часы, вынул десяток золотых монет… Офицеры, отдав честь, спокойно ушли дальше…

Толпа… Движение… Суета… Флирт…

Дройд, вздохнув, быстро свернул с Дерибасовской на Греческий базар.

Его душила злость. Неожиданно для себя нашел в кармане затерявшуюся монету. Подбросил ее на ладонь и спустился в подвальчик.

Двадцать ступеней вниз, и в лицо пахнул спертый воздух спирта, кислых огурцов, дыма…

С гречанкой, хозяйкой подвальчика, флиртовал офицер-летчик… И больше никого, — только из соседней комнаты доносилась пьяная песня, крики… Летчик встал, повернулся.

— Дройд!

— Лисевицкий!

— Какими судьбами?

— Бежал сюда из Москвы…

И Дройд рассказал летчику все свои злоключения…

А потом Лисевицкий, подумав и отведя Дройда в угол лавки, предложил:

— Сколько за перелет через границу на самолете?

Вместо ответа Дройд вывернул свои пустые карманы и протянул на ладони уцелевшую монету…

— Оmniа mea mecum porto[3].

— Чепуха… Уплатишь за границей…

— Идея… — обрадовался Дройд.

Лисевицкий сейчас же достал перо, чернил, бумагу и предложил Дройду написать обязательство:

«По перелете границы я, нижеподписавшийся, Виллиам Дройд, обязуюсь в первом же немецком городе выдать г-ну Лисевицкому чек на суму 1.000 фунтов стерлингов на Лондонский королевский банк.

Виллиам Дройд.

1918 г. Одесса».

Лисевицкий внимательно прочел, свернул записку, положил ее в бумажник…

— Игра стоит свеч…

Крепкое пожатие рук… Лисевицкий, подойдя к стойке, налил две рюмки водки…

— За удачный полет. — Дройд чокнулся с ним. — Мы сейчас поедем к ангарам, а через два часа вылетим. Угодно…

— Yes[4]… Я готов… Мне ваш воздух вреден… — Они вышли из лавочки.

На улице та же толпа нарядных женщин, экзотических офицеров, сытых людей волной катилась мимо кафе и сверкающих роскошью и золотом магазинов.

Обрывки фраз, смех, шутки…

Впереди шли два артиста с шансонетками. Один, в пенсне, постоянно его поправляя и подергивая носом, говорил:

— А здорово этот Карин с эстрады… У нас один шиллинг, да и тот со штемпелем[5].

— Ну, не поздоровится… Арестуют…

— Уже арестовали…

— А этот Павел Троицкий — душка… А propos, Люси, разгадай загадку: в английском фунте десять шиллингов, сколько фунтов у Шиллинга?..

Смех. Артисты замешались в толпе…

Лисевицкий и Дройд подошли к извозчику.

Извозчик, увидя офицера, ударил по лошадям.

Тогда Лисевицкий вынул наган, выстрелил в воздух, и испуганный извозчик остановился…

— Дурак!.. Хам!.. Тебе будет уплачено вперед… Получай… — Лисевицкий вынул донскую бумажку и протянул извозчику… Извозчик, кряхтя, уныло посмотрел на бумажку и пробурчал:

— Что на нее купишь? Дырку от бублика, что ли?..

— Стрельбище… — сказал Лисевицкий, усаживаясь с Дройдом в пролетку.

Извозчик еще раз вздохнул, спрятал деньги в карман и неохотно ударил по лошадям.

Улицы сменялись улицами, потом шоссе, деревья, дачи… Вечер сменился ночью…

За городом пахло морем, и мертвенная луна делала зелеными лица проезжавших мимо офицеров. Луна обращала их в трупы.

В поле было холодно… Дройд ежился, а Лисевицкий жадно вдыхал свежий воздух…

— К черту, мне надоел этот хаос… Командование ничего не знает, все воруют. Ваше обмундирование не доходит до фронта… Зато весь тыл обмундирован шикарно… Жалованья не платят… Офицеры охотятся за большевиками…

— Как это!? Охотятся?..

— Да так… Просто… Зухтер[6] наводит на след большевика, и баста… Начинается ловля…

— А если поймают?..

— Шлепнут, и только…

Ангары вынырнули из тьмы… Блеснул штык часового, и окрик хлестнул воздух.

— Стой, кто идет?..

— Свои… Штык… — крикнул Лисевицкий.

Соскочили с пролетки. Подошли к одному из ангаров. Часовой мерно отошел в сторону и утонул в полумраке…

Выкатили из ангара аппарат. Усадив Дройда, Лисевицкий завел пропеллер и вскочил в аппарат в тот момент, когда он, задрожав, тронулся по площадке.

— Доложишь утром, что я вылетел по экстренному приказу командующего в Очаков, — крикнул Лисевицкий.

Глава II. Ераплант

Лирика… Густые купола деревьев, стог сена, квадраты сжатых полос, грязные улицы с беленькими хатами, ставни с вырезанными сердечками…

Пыль… Крик детворы…

А вверху над всем рокот аэроплана…

Ветер свистел в уши и бил в глаза, Дройд жмурился.

Аппарат стал давать перебои… Лисевицкий выключил мотор и начал планировать, описывая спираль, над селом… Детвора, подняв крик, бросилась бежать по дороге… Пыль… Пыль… и топот сверкающих пяток…

Аппарат спланировал на опушку леса, в кустарник.

— Спланировали неизвестно куда, — крикнул Лисевиц-кий…

— Лететь нельзя?

— Да, в баке течь…

Энергично втянули аппарат в плеши густого орешника и, беспокойно оглядываясь, начали маскировать его ветками…

А дорога гудела под веселым, ласковым клубом пыли… Мчалась колоритная, загорелая, оборванная, горластая детвора посмотреть вблизи невиданную птицу…

Дройд и Лисевицкий притаились в кустах, зорко следя за каждым движением следопытов, которые рассыпались по всему полю…

Милые, но опасные следопыты…

— Ничего нет… — разочарованно повернули следопыты обратно в деревню… Забыв об аэропланах, помчались по дороге, поднимая мягкую пыль. Только один сильный, коренастый мальчик остался, исподлобья разглядывая еще неубранное сено, покрывающее землю.

Зоркий взгляд заметил легкий след самолета, скользнувшего по сену, и мальчик радостно устремился в кустарник. Лисевицкий не сводил с него глаз и, с беспокойством следя за каждым его движением, пробирался к нему. Мальчик продвигался к самолету через орешник, ломая непокорные сучья, издающие такой шум и треск, что не слыхал осторожных шагов Лисевицкого. А позади немного усталой и развинченной походкой шел Дройд, наблюдая эту сцену и посасывая трубку…