Иван Строд - В якутской тайге

• Название: В якутской тайге
• Автор: Иван Строд
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1961

---

Часа за два до рассвета отряд был уже на ногах. Разжигали погасшие за ночь костры, гремели ведрами, набивая в них снег, кипятили чай, варили кашу. Умывались снегом. Такой способ утреннего туалета делал лицо и руки менее чувствительными к морозу.

Оленеводы еще до общего подъема, надев легкие лыжи, отправлялись собирать оленей. По обыкновению после каждого ночлега недосчитывали нескольких животных. Отбившись от остальных, они забирались глубже в тайгу и уходили верст за 10—15.

Чтобы не задерживать отряда в таких случаях, один оленевод оставался и, найдя беглецов, догонял нас в пути, а то и на следующем ночлеге. Мы дорожили оленями, и все же два — три из них ушли совсем. Из положения выходили благодаря убыли продуктов: уменьшался груз, освобождались и нарты.

Отряд уже шестые сутки находится в дороге. Ясная морозная ночь. Длинной вереницей растянулись наши олени, характерно пощелкивая на ходу копытами своих тонких стройных ног. Узкие и длинные нарты неслышно скользят по только что развороченной целине девственного снега. От дыхания бегущих животных пар садится и замерзает белым инеем на одежде бойцов. Мороз залезает в рукавицы и, как иглами, покалывает пальцы рук; зябнут и ноги, несмотря на теплые валенки. Часто, чтобы разогреться, приходится слезать с нарт и версту-другую бежать.

Уже несколько часов отряд пробивается через непролазную чащу. Иногда приходится пускать в ход топоры. Ветви деревьев под тяжестью осевшего на них снега пригнулись к самой земле, преграждая нам путь. Даже от легкого прикосновения тысячи холодных снежинок срываются с ветвей и засыпают человека вместе с нартами. Кажется, что дороге не будет конца и отряд никогда не выберется из этих дебрей. Проводник — дедушка Николай, как называли его бойцы, — сегодня впервые пел на родном языке.

Мне захотелось узнать смысл песни. Переводчик, сидевший рядом со мной на нарте, объяснил, что пел Николаев о величии гор, о вековых лесах, о дикой стихии, о минувшем времени, утонувшем в вечности, и о том, как теперь живет его семья. Тихая, заунывная мелодия навевала какую-то сладостную грусть и вместе с окружающей первобытной природой гармонировала моим чувствам и мыслям.

Глушь. Тайга. Без конца и края. Лишь изредка на пути попадаются узкие, с обрывистыми берегами речки. На поиски отлогого удобного спуска теряем немало времени.

Сегодня отряд едет дольше обыкновенного. Уже около двенадцати часов ночи. Наконец дедушка подал знак остановиться. Все, конечно, страшно устали и теперь обрадовались предстоящему отдыху. Но радость, оказывается, была преждевременной.

Николаев подъехал ко мне и сообщил, что удобное для ночлега место находится в шести верстах впереди. Там имеется юрта. Удивительная была у этого знатока тайги память, он всегда безошибочно точно указывал расстояния.

— Там мы и заночуем, — сказал Николаев, — а сейчас дорога пойдет открытым местом. Как минуем его, отряд нужно в лесу оставить, а к юрте выслать разведку.

— Зачем высылать разведку? — удивился я.

— Я думаю, что там белые, — ответил проводник.

Конечно, никто этому не поверил. Но, чтобы не огорчать дедушку пренебрежением к его совету и чтобы в будущем иметь возможность пользоваться его мнением, решили с ним согласиться.

Покурив, двинулись дальше и минут через десять выехали на залитую лунным светом снежную равнину. На ней там и сям виднелись редкие стога сена. Под ногами оленей скоро почувствовалась твердая дорога, прикрытая тонким слоем снега.

Проехав легкой рысцой около трех верст, мы обнаружили шагах в десяти от дороги торчащий в снегу длинный шест. К концу шеста был привязан какой-то сверток. Один красноармеец быстро достал его и передал мне. В довольно объемистом пакете оказались воззвания пепеляевцев, читать которые при лунном освещении было трудно, да и не время.

После этой находки все сразу насторожились. Обнаруженный пакет подтвердил опасения Николаева, в дальнейшем требовалась осмотрительность. Было ясно, что враг не зевает и готовится к схватке. Не задерживаясь, мы двинулись дальше и скоро достигли опушки леса.

Захватив с собой десять бойцов, мы с Лукиным отправились к юрте. Остальная часть отряда с командиром взвода Метлицким во главе осталась на опушке и была наготове.

Рассыпавшись редкой цепочкой, разведчики медленно, почти бесшумно пробирались сквозь чащу. Старые, опытные партизаны хорошо знали свое дело.

Так прошли больше версты. И вдруг где-то слева тишину ночи взорвал крик испуганного человека. Немного спустя крик умолк, но его сменила отборная ругань разведчика.

— У, чертов сын, чтоб тебе пусто было. И откуда только тебя, гадюку, вынесло…

Свою речь лихой красноармеец щедро сдабривал крепкими словцами. Только мой приход умерил фонтан его красноречия. Подхожу к нему, спрашиваю:

— В чем дело? Чего ругаешься?

— Товарищ командир, вот за этим деревом… — разведчик замялся.

— Так кто же за деревом был? Дьявола увидел, что ли?

— Да не дьявол, белый тут стоял. Я прямо на него и налетел. Он сразу-то не заметил — спал, поди. А потом как заревет благим матом, ровно медведь. От неожиданности я так и присел. А он бежать пустился, даже винтовку оставил.

— Видно, вы оба друг друга испугались, — вмешался Лукин.

— Не знаю, как белый, а я не сдрейфил. Просто как-то врасплох вышло, сразу не разобрал, кто кричит, — пояснил разведчик.

Этот случай развеселил нас, создал у всех какое-то задорное настроение. Быстро двинулись за беглецом.

Юрта оказалась пустой. На столе стоял большой котел еще горячего супа, а в камельке весело трещали недавно зажженные дрова.

Белые, оставив свой ужин и не приняв боя, бежали. По коновязям удалось установить, что здесь их было двадцать человек, все на лошадях.

Местность, которой мы достигли, называлась Дарана. Отряд проехал уже сто восемьдесят верст, и до устья реки Мили оставалось верст двадцать. Но неожиданная встреча заставила задуматься.

Поразмыслив, мы решили, что наткнулись на артемьевцев, которые, узнав о цели нашей поездки, согласятся нас пропустить или в крайнем случае возьмут на себя доставку писем Пепеляеву. Чтобы встретиться с артемьевцами, якуты Ефремов, Дьячковский и Непомнящий на следующее утро отправились к устью реки Мили.

Мы стали ждать их возвращения. Оленей пришлось отпустить на кормежку. Этим отряд лишал себя возможности в случае необходимости быстро отойти, но другого выхода не было — голодные олени все равно везти не могли.

Пока было свободное время, решили ознакомиться с содержанием найденного по дороге пакета. Там было несколько воззваний к населению и обращений к Красной Армии.

Контрреволюция, когда за нею сила, агитировать не любит. Она убеждает штыком и нагайкой, пулей и виселицей. Но, будучи слабой, опираясь на глиняные ходули, она развязывает язык и начинает обманывать трудящихся. В такие моменты контрреволюция напяливает на себя овечью шкуру, сыплет ласковыми елейными словами и проливает крокодиловы слезы.

Колчак тоже, когда его разбитые и деморализованные остатки войск катились от Урала в глубь Сибири, пытался заигрывать с населением. Но после изуверств, совершенных карательными отрядами, его агитация успеха не имела.

Пепеляев, учитывая печальный опыт Колчака, решил подойти с другого конца. Он начал с писем к Красной Армии и с воззваний к населению. В одном из его обращений говорилось:

«Офицеры и солдаты Красной Армии!

Еще четыре года тому назад мы выступили против большевиков с оружием в руках. Во главе движения и тогда стоял наш земляк — генерал Пепеляев. Когда мы шли с нашим вождем за Урал и везде свергали коммунистическую власть, в тылу у нас началась борьба партий из-за власти.

Занятое этой борьбой правительство не имело времени всецело отдаться заботам о нуждах населения, следить за действиями своих чиновников, пресекать вовремя их злоупотребления. Этим воспользовались коммунисты и стали восстанавливать население против правительства.

Население Сибири поверило коммунистам и отшатнулось от правительства.

Уходя из Сибири, мы уносили с собой твердую веру, что оно (население) вспомнит о нас и призовет к себе на помощь. Два года скитались мы на чужбине и ждали этого призыва. И вот, наконец, дождались: уполномоченные восставшего якутского народа обратились к нашему вождю — генералу Пепеляеву — с просьбой помочь их народу освободиться от коммунистов.

Мы не будем поддерживать какую-либо партию. Офицеры и солдаты Красной Армии! Мы с вами — дети великой России, одному богу молимся. Бросим делиться на красных и белых и вместе под нашим бело-зеленым знаменем пойдем в Сибирь. Долой гражданскую войну и партии, которые ее затеяли!

Наша политическая программа — вот она:

Интернационализму мы противопоставляем горячую любовь к народу и России, безбожию — веру в бога и партийной диктатуре — власть всего народа.