Вадим Розин - Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

• Название: Эзотерический мир. Семантика сакрального текста
• Автор: Вадим Розин
• Издательство: Едиториал
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2002
• ISBN: 5–354–00023–8

В книге на вполне доступном читателю уровне излагаются основные эзотерические концепции нашего времени и, что существенно, эти концепции глубоко осмыслены автором. Помимо чисто научного, эта книга имеет и важное мировоззренческое значение. Большое количество цитат из первоисточников позволяет использовать материал книги не только для чтения, но и для самостоятельной работы в университетских курсах философии, религоведения, психологии.

---

Во-первых, я стараюсь помогать другим людям, избегать зла в разных его формах; если могу, стараюсь противостоять ему.

Во-вторых, я понимаю, что моя жизнь только частично принадлежит мне, что она входит в жизнь в более широком понимании: продолжается, простирается в жизни моих близких, детей, друзей, в прошлом и в будущем. Для меня, например, общение с Аристотелем или Альбертом Швейцером не менее реальная и значимая вещь, чем общение с моими ныне здравствующими друзьями или с Вами. Кстати, по-моему, чтобы так общаться с Аристотелем или, Швейцером нужны душевные способности, сходные с теми, которые нужны для веры в Бога.

В-третьих, духовная жизнь предполагает, на мой взгляд, серьезное отношение к проблемам жизни и смерти, добра и зла, назначения человека и многим другим. Для меня жизнь с этими проблемами — естественное состояние: если бы я не смог над ними размышлять, то вряд ли смог бы жить.

В-четвертых, я стараюсь быть открытым для нового опыта, причем даже такого, который может опрокинуть мои фундаментальные убеждения. Здесь я рассуждаю так: поскольку я стараюсь жить по совести, я спокойно ожидаю и принимаю любой опыт. Да, я не верю в Бога, но если мне удастся пережить религиозный опыт и почувствовать Бога, почему я должен этого бояться и отвергать новую для меня реальность; тем лучше, значит есть жизнь вечная и моя личность вечно будет жить. Но если я этого опыта не буду иметь, то опять же со мной все в порядке, я стараюсь жить по совести и духовно.

Пожалуй, для меня в идею духовности еще входит убеждение, что разные духовные пути (религиозный, эзотерический, атеистический и т. д.) — эквиваленты. Не в том смысле, что они все ведут в одно место (да и что бы это было за место?), а все работают на культуру и Человека, на правильную жизнь гой личности, которая идет духовным путем. Вот почему я сочувствую тому, о чем говорил Сократ на суде: «Не следует ожидать ничего плохого от смерти, и уж если что принимать за верное, так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти и что боги не перестают заботиться о его делах». Для человека неверующего может быть это и звучит странно, но мне действительно кажется, что не следует ожидать ничего плохого от смерти, что наше достоинство и уверенность — в честной и духовной жизни, в стремлении к такой жизни (а что получается, это другой вопрос и часто не нам судить), что как с уверенностью нельзя сказать, что Бог есть, так и то, что его нет.

Ю. Ш. Мне кажется, я понял основания Вашего недоумения по поводу возможности сочетать научный и религиозный взгляды на мир. Вы исходите из двух посылок. Во-первых, считаете, что наука возникла и развивается на основе кантовско-щедровитянского мировоззрения о деятельности, объективации, априорных категориях и т. п. Во-вторых, думаете, что кантовско— щедровитянский взгляд на мир несовместим с религиозными представлениями иудее-христианского позитивизма, а именно с признанием мира как разумно и свободно сотворенного из ничего, признанием абсолютной ценности истинности и глубокой онтологической связи истины и добра и пр. Исходя из этих посылок, Вы делаете корректный вывод о том, что наука несовместима с религией ни в своем историческом развитии, ни в сознании конкретного человека. Беда только в том, что первая из посылок является ложной и поэтому Ваш силлогизм некорректен. Скажу более осторожно — я эту посылку отвергаю и поэтому для меня не только нет никакого противоречия между наукой и религией, но есть убежденность, что вне монотеистического контекста наука не могла зародиться и не может полнокровно развиваться. Поясню.

Современная наука возникла отнюдь не на пустом месте на излете эпохи Возрождения, но выросла из крепких средневековых корней. Здравомыслящий ученый не стоит на тех позициях, на которые его зовут Кант и Шедровицкий. Ученый верит, что мир рационален (а это ведет к мысли о разумности Творца) и потому в основных чертах познаваем, но не настолько регулярен, чтобы все явления можно было бы дедуцировать из необходимых принципов. Последнее означает, что мир мог быть сотворен только свободной волей, он не был запрограммирован заранее логическими или физическими законами. Нормальный ученый полагает также, что он имеет собственное мнение о фактах науки, что никто не диктует ему его гипотезы и заключения, а он обязан лишь считаться с фактами и логикой. Фактически это означает, что ученый считает самого себя не природно обусловленным созданием, но свободной личностью. Тем самым он, не всегда это осознавая, принимает религиозное (а не натуралистическое) воззрение на самого себя. На религиозном языке это выражается так: человек создан по образу и подобию Бога, т. е. обладает самостоятельными разумом и волей. Именно представление о разумности Творца, а не идея Московского методологического кружка, вдохновляло Коперника и Галилея, Ньютона и Декарта. А их средневековые предшественники Орем, Буридан и другие отчетливо осознавали религиозную подоплеку научного знания.

Когда ученый ставит себе целью подтвердить материалистически-позитивистскую идеологию или эзотерическую идеологию гностических учений, он, как правило, приходит в тупик и теряет ориентиры рационализма. Вы эти ориентиры тоже утратили в своих рассуждениях, для Вас они всего лишь результат культурно-исторического развития. Для меня рационализм в науке — это свидетельство величия Творца и потому имеет ценность абсолютную. Мне в голову не придет ставить на одну доску рационализм с мистическим эзотеризмом, а христианский мистицизм не боится рациональных проверок и не прячется по темным углам.

Я должен перед Вами извиниться в одном. Вместо того, чтобы осуждать Вас за привычку к культурологическому подходу, мне следовало заметить, что у Вас эта привычка недостаточно развита, ибо Вам не пришло в голову, что Ваш собеседник не признает постулаты Вашей культуры в качестве общеобязательных. Вы пытались вести со мной беседу так, как будто мы находимся на методологическом семинаре. Именно этому я упорно сопротивлялся. Я надеюсь, что последние мои разъяснения показали хотя бы то, что Вас волнует мнимое противоречие. Боюсь только, что заявленное Вами мнение обо мне как о человеке приятном, я сильно поколебал.

В. Р. Я считаю Вас не просто приятным и хорошим, но мужественным человеком. Тем не менее, если Вы не возражаете, продолжу вопросы. В статье, опубликованной в газете «Сегодня», Вы обвиняете меня в том, что я не верю в объективную истину, заменяя ее калейдоскопом частных субъективных мнений. Увы, но должен сознаться, что да, в объективную истину я не верю (и, кстати, не верил никогда), тем более в такую, которая отождествляется с христианской истиной, как будто это одно и тоже — истина вообще, научная истина и истина христианская.

Ю. Ш. Можете иронизировать, мне это все равно, но условием стяжания христианской истины является осознание собственной немощи. Без помощи Бога встреча с истиной никогда бы не состоялась. Мне, как и большинству людей, труднее всего признаться в своей немощности, мне легче признаться в своей грубости, заносчивости или даже хамстве, чем в неспособности эффективно убедить собеседника собственными силами.

В. Р. Все это, извините, звучит как-то не по христиански и мало проясняет, почему условием обретения истины является немощь и вера в Бога. Для Вас, как я понял из статьи, падение и заблуждение человечества началось с после— возрожденческой культуры, когда сформировались представления о человеке как о существе, не нуждающемся в опоре на благодать, но способном самостоятельно вытащить себя за волосы из трясины любых коллизий. А дальше пошло-поехало. Лютер. Спиноза, Декарт, Фейербах, для которого, как Вы пишете, уже Бог оказался всего лишь порождением человеческого интеллекта, и, наконец, ваш покорный слуга. В такой хорошей компании на миру даже смерть от Вашей руки красна. Но Вы, как я понял, отказываете мне в способности не только иметь дело с истиной без помощи Бога, но и жить нравственно без тех же помочей.

Ю. Ш. Рассчитывать, что собственной порядочности достаточно, чтобы воздержаться от служения злу, было бы весьма неосмотрительно. Именно в слабости проявляется и возрастает достоинство человека. Раз человек слаб, то не легкомысленно ли искать опору в таких же немощных созданиях, как мы сами? Это имеет смысл только в том случае, если через них мы получаем поддержку Бога. Но прежде всего нам необходимо осознать, как немощен каждый из нас.

В. Р. Трудно сказать, чего здесь больше: неверия в человеческие возможности или уверенности, что только благочестивому христианину, получившему доступ к благодати, доступна и абсолютная истина. Теперь попробую объяснить, что я понимаю под истиной. Определяя, что такое истина и ложь. Платон пишет: «Кто о сущем говорит, что оно есть, тот говорит истину, а кто утверждает, что его нет, тот лгун». Прав тот, подтверждает мнение Платона Аристотель, «кто считает разделенное разделенным и соединенное соединенным, а в заблуждении тот, мнение которого противоположно действительным обстоятельствам». Другими словами, научная истина в античном понимании характеризует то, что есть на самом деле, что существует. Но существующее, утверждают Платон и Аристотель — это не то, что существует эмпирически, а то, что отвечает научному мышлению и познанию.