Н. Огнев - Следы динозавра

• Название: Следы динозавра
• Автор: Н. Огнев
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013

Публикации забытой палеонтологической фантастики в серии «Polaris» продолжает фантастическо-приключенческая повесть Н. Огнева «Следы динозавра».

Повесть открывает новую грань дарования автора знаменитого «Дневника Кости Рябцева». Ее герои — французский палеонтолог Дормье, неугомонный тов. Френкель и разложившийся комсомолец Свистунов — отправляются в Монголию на поиски костей динозавров. Пережив ряд приключений в пустыне Гоби, они неожиданно для себя оказываются в гуще китайской революции…

---

Но долговязый незнакомец, обращая мало внимания на бессвязную профессорскую речь, быстро и деловито шагнул в спальню, несколько раз нажал кнопку звонка, затем положил Альфонса на спину и с трудом втащил его в номер, ближе к свету. Пока коридорный бегал за доктором, долговязый попытался сделать Альфонсу искусственное дыхание, но без всяких видимых результатов. Прибывший доктор выслушал сердце, проверил пульс и сказал:

— В морг! Позовите милицию. Разрыв сердца.

4. Товарищ Френкель

Долговязый незнакомец шагнул к профессору, сочувственно пожал ему руку, сказал:

— Морс, по латыни — смерть. Мои французские познания ограничены. Доктор, объясните ему, что я желал бы оказать ему посильное содействие. Меня зовут Френкель, товарищ Френкель.

Френкель принадлежал к числу людей, выброшенных из колеи империалистической и гражданской войнами. В спокойной, обывательской жизни был бы Френкель счетоводом пли почтово-телеграфным чиновником, кумиром провинциальных барышень и руководителем любительских спектаклей. Но эпоха потрясений вырвала Френкеля из мещанской среды, закрутила его, завертела и — вот уже целое пятилетие вертелся, беспокоился, разорялся Френкель, не находя себе притыку, доли, места в общем муравейном строительстве государства. В партию Френкель не вступал сознательно, так как не выносил никаких прикрепленностей, но с партийцами дружил и даже пользовался известным доверием. К Френкелю относились добродушно-иронически; если нужно было выразить что-нибудь несбыточное, неосуществимое, маловероятное, то говорили: «а это когда Френкель разоряться кончит», и Френкель это знал, и сам над этим посмеивался. Главная беда Френкеля состояла в том, что он начинал, и не кончал. То он организовывал где-то на Полтавщине клуб беспартийной молодежи, но на полдороге бросал и мчался в Архангельск, пешком ходил по губернии и подбирал избачей. В Сибири ставил на ноги маслобойные артели, в Белоруссии добивался тракторов для крестьянских обществ, и затем оседал на некоторое время в Москве, срыву хватаясь за первое попавшееся дело. Френкеля несколько раз арестовывали, но очень скоро отпускали, так как убеждались, что он не аферист, не шарлатан, а совершенно бескорыстный человек, только без притыку…

И теперь, стоя перед профессором Дормье, с самым дружелюбным видом, Френкель действительно жаждал только одного: как-нибудь помочь, оказать содействие, а для этого — войти в контакт.

— Муа, же ву зассюр, — плел Френкель с совершенно немыслимым французско-нижегородским выговором и не дожидаясь объяснений доктора. — Ле доктор ву ди, ке же авек плезир[2].

Пока санитары укладывали на носилки труп Альфонса, доктор, с трудом выговаривая французские слова, успел объясниться с профессором. Выяснилось, что профессор хочет уехать в Монголию как можно скорей, а самое главное — разыскать в Москве такого человека, который хоть бы отчасти заменил бы скончавшегося Альфонса.

— Ах, доктор, вы говорите, что в Москве можно будет найти заместителя, — говорил профессор. — Да, я понимаю, но какого? Мне подсунут человека, который не будет в состоянии отличить триасовой системы от архейской группы, который спутает чешую бронтоватора с клешней трилобита. Нет?.. Потерять Альфонса на самом пороге великих открытий!

Между тем доктор объяснил Френкелю все, что нужно было сделать для профессора. Френкель выслушал с видом величайшей готовности, и не успел доктор кончить фразы, как Френкель уже несся гигантскими шагами по коридору к телефону — вызывать Дом Ученых, заказывать инструменты и — разыскивать помощника профессору.

5. Разложившийся Свистунов

«Тощища какая. В клуб что ли шарахнуть?»

Васька Свистунов остановился посреди тротуара.

«Бузина все… Культработа тоже называется… А куда податься? Эх, чертоплешина. Придется в клуб! А что там делать?»

Васькин взгляд скользнул по слабо освещенной домовыми фонарями улице, остановился на плакате Авиахима: по синему фону катился земной шар, и его огибал стремительный самолет.

«Выиграть бы кругосветную поездку что ли?.. Всякие там страны, народы… уехать бы туда от всех? Поди ж, выиграй… Да и билет еще не куплен».

Лениво шаркая ногами по тротуару, Свистунов двинулся вдоль улицы.

Не успел Васька подняться по обшарканной, со следами снега на ступеньках лестнице, знакомой до каждой выбоины, — как его остановил ядрист Пашка Лобов.

— Васька, ты что? — накинулся он. — Разлагаешься под влиянием нэпа? По целым неделям в клубе не бываешь?

— А что делать-то?

— Раньше-то находил дело?

— Раньше находил, а теперь не нахожу, — со злобой сказал Васька, глядя прямо в глаза Лобову. — Ведь работа-то разваливается? Ее собираешь, а она расползается. Ребята больше в пивную норовят, а девчата фокстротам обучаются. Поди, замани их на политграмоту или хоть на общеобразовательный! Ну?!

— Вот те и ну! Ты не бузи, Свистунов, а возьми вот — просмотри программы лекций политшколы, из ЦК прислали. А я сейчас на президиум…

Лобов исчез. Под самым плакатом «Не курите, ребята» сидели несколько парней и отчаянно дымили папиросами и громко хохотали.

«Ишь, ржут!.. Клубисты, тоже! Верно похабщину несут» — подумал Свистунов и, проходя мимо, бросил:

— Курить бы можно и перестать! — Но никто не обратил внимания.

В углу несколько ребят разрабатывали на брусьях; брусья все время выскакивали из гнезд и стойки шатались. Кожаные матрацы были свалены беспорядочной грудой, и от каждого прыжка из них поднималась столбом пыль.

«Разломали, черти!.. Все неорганизованно, без присмотра… Никому и дела нету…» — подумал Свистунов, отворачиваясь в сторону.

В другом углу несколько девчат напевали «Цыганочку»; две девчины, стоя друг против друга, изображали цыганскую пляску: отчаянно тряся плечами и прищелкивая пальцами, они как-то странно выворачивали ноги одна перед другой.

«Вот она, стабилизация» — мелькнуло в голове у Свистунова. Он решительно подошел к девчатам, схватил одну из них за плечо:

— Это что же — клуб или кабак?

— Да что ты, Васька, в чем дело? — и потанцевать нельзя?

— Чего хватаешь? Тоже, нашелся распорядитель!

— Генерал — его превосходительство! Слушаем-с ваших приказаний, только не можем исполнять!

И, забывая, что девчата и год, и два, и три тому назад, тогда, когда, казалось, работа шла на полных парах, отругивались точно так же и в тех же самых выражениях, — Свистунов внезапно ощутил в выкриках девчат то самое разложение, которое он так остро чувствовал за последнее время. Мало того, отойдя от девчат, Васька почувствовал, что внутри у него что-то упало, что какой-то холод входит в сознание, и что, пожалуй, он, активист Васька Свистунов, и не нужен больше этому клубу, который он с такой охотой и с таким революционным напором строил четыре года тому назад.

«И как это они могут работать в такой обстановке? — подумал Васька, проходя мимо комнаты президиума, откуда раздавались возбужденные голоса. — В других клубах, по крайней мере, есть результаты. А с нашими ребятами разве что сделаешь. Одна бузина!»

В художественной мастерской, на полу, сидели несколько ребят и клеили стенгаз.

— Свистунов, Васька! Помогать пришел? — встретили ребята. — Иди, посмотри, как здорово получается. Президиум за бездеятельность прокатили.

— Некогда, — отрезал Васька и с неприязнью подумал: «шарахнуть бы вас отсюда… Тоже, стараются, время убивают, а в газете одно зубоскальство и бузина — дельного ничего не почерпнешь…»

Васька вытащил из кармана программы и, усевшись на подоконник, стал их просматривать.

— А Свистунов где? — раздался громкий, возбужденный голос в соседней комнате, — и в художественную влетел бывший руководитель хорового кружка Френкель. — Вот он где! Здравствуй, Вася! Дело есть! Ну, как дела? Пойдем, поговорим!

— Френкель?! — с радостным удивлением вытаращил глаза Васька. — Откуда? Года два не видались!

— Ну, не видались, а теперь увиделись! Идем, идем! Я только третьего дня с Урала — золотые россыпи разыскивал.

— Ну и что, — нашел? — с улыбкой спросил Васька, поднимаясь и уже чувствуя себя вовлеченным в струю необузданной и бестолковой энергии этого долговязого человека.

— Пойди, найди; да не в этом дело! Вот что, — отбивал Френкель слова, выведя Ваську в коридор. — Можешь ты мне рекомендовать человечка? Необходимо нужен человек. Только имей в виду: тут эта самая, как ее, — палеонтология замешана. Так что толкового!

— Какой человек? Какая ерундология? — перебил Васька.

— Палеонтология, это про разных мамонтов, — поспешно пояснил Френкель. — Только мне некогда, идем — проводи меня, все объясню… И на буксире у Френкеля Васька Свистунов покинул клуб.