Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы

• Название: Левая рука тьмы
• Автор: Урсула Ле Гуин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-85513-019-3

Роман «Левая рука Тьмы» американской писательницы Урсулы К. Ле Гуин, прошедшей за несколько лет путь от дебютанта до признанного мастера, чье творчество отмечено премией «Хьюго», присужденной именно за эту книгу, без всякого преувеличения относится к шедеврам мировой фантастики.

В центре повествования находится проблема контакта землянина, являющегося посланцем Галактического союза, с обитателями далекой и изолированной планеты Гетен, населенной двуполыми существами — андрогинами, чей пол и соответствующее поведение циклически меняются. Читатель столкнется с неведомой до настоящего времени моделью социума, образованного столь необычными существами. В этом обществе царят странные законы, имеются своеобразные технические средства, есть своя религия и свои противоречия, разрешить которые оно сможет только войдя в контакт с иными мирами благодаря героическим усилиям посланца Земли.

---

Я пошел, и он не последовал за мной. За мной пошла тень моего брата. Не следовало разговаривать с ним вообще, многого не следовало бы делать.

В гавани меня ждала неудача. Ни один корабль не отходил в Оргорейн до полуночи.

На верфях было мало людей, да и те торопились домой. Я попытался заговорить с рыбаком, чинившим мотор в своей лодке, но тот отвернулся от меня. Его предупредили.

Наемники Тайба опередили меня, они должны меня задержать в Кархиде дольше трех дней.

До тех пор меня одолевали боль и гнев, но не страх. Я не думал, что приказ об изгнании может послужить поводом для казни. И когда пробьет шестой час, я стану легкой добычей для людей Тайба, и никто не закричит «убийство!», а скажет: «Правосудие свершилось».

Я сидел на мешке с песком в ветреной мгле порта. Море плескалось у пирса, рыбачьи лодки теснились у причалов, а на дальнем конце пирса горела лампа. Я сидел и смотрел на эту лампу и дальше в море.

Некоторых опасность возбуждает, но не меня. Мой дар — точный расчет и предвидение.

Сидя на мешке с песком, я рассуждал, сможет ли человек доплыть до Оргорейна.

Лед сошел с залива месяц или два назад, можно остаться живым в воде. До берега Орготы сто пятьдесят миль. Я не умею плавать. Оглянувшись на улицы Кьюбена, я понял, что ищу Аше в надежде, что он последует за мной. Стыд вывел меня из оцепенения, и я вернул себе способность рассуждать.

Подкуп и насилие — вот мой выбор, если я решусь иметь дело с рыбаком, который по-прежнему работал в своей лодке.

Впрочем, у него все еще не работал мотор. Далее — воровство. Но все лодочные моторы на замках. Вскрыть замок, завести мотор, вывести лодку из дока при свете ламп пирса и плыть в Оргорейн тому, кто никогда в жизни не управлял моторной лодкой, казалось глупым и отчаянным предприятием. Некогда я занимался греблей на озере Айсфут в Карме. Недалеко от меня стояла гребная лодка. Я побежал по пирсу, прыгнул в эту лодку, отвязал веревку, вставил весла и начал грести вглубь гавани, где свет лампы отражался в черных волнах. Отплыв достаточно далеко, я остановился, чтобы поправить весло в уключине. Я надеялся, что наутро меня подберет какой-нибудь орготский патрульный или рыбачий корабль. Но до этого предстояло немало погрести. Когда я склонился к уключине, слабость охватила все мое тело. Я подумал, что теряю сознание, и лег на корму. Меня победила слабость трусости. Я не знал, что трусость так глубоко лежит во мне. Подняв глаза, я увидел на конце пирса две фигуры, мечущиеся в электрическом освещении, и понял, что мой паралич объясняется не страхом, а действием ружья на пределе дальности.

Я видел, что один из них держит мародерское ружье. Если бы была полночь, он выстрелил бы и убил меня, но мародерское ружье стреляет очень громко, а звук выстрела потребовал бы объяснений, потому они использовали ультразвуковое ружье.

Я видел и знал, что это ружье дает заметный эффект в пределах ста ярдов. Я не знаю, на каком расстоянии оно поражает насмерть, но я, видимо, был близок к этому, потому что корчился на корме в страшных болях. Мне трудно было дышать. Ослабленное поле ударило в грудь. Но поскольку сейчас за мной, несомненно, вышлют из гавани катер, мне нельзя было сидеть, согнувшись над веслами. Тьма лежала перед моей лодкой, и в этой тьме я должен скрыться.

Я греб ослабевшими руками, все время глядя на них, чтобы удостовериться, что весла остаются в них: я не чувствовал рук. Наконец я выбрался на открытую воду с большими волнами. Здесь мне пришлось остановиться. С каждым гребком онемение моих рук усиливалось. Сердце колотилось, легкие, казалось, забыли как вдыхать воздух. Я пытался грести, но не был уверен, что руки мои движутся. Когда прожектор патрульного катера выловил меня из ночи, как снежинку на саже, я не мог отвести взгляд от света.

Они оторвали мои руки от весел, вытащили из лодки и положили, как выпотрошенную черную рыбу, на палубу патрульного корабля. Я чувствовал, что они смотрят на меня, но не понимал ни слова, разобрав только, как один из них заметил:

— Еще нет шестого часа.

Другой ответил:

— Какое мне дело? Король изгнал его, а я следую приказу короля.

Вопреки приказам по радио людей Тайба, оставшихся на берегу, вопреки возражениям свого напарника, боявшегося наказания, офицер кьюбенского патруля перевез меня через залив Чарисьюн и высадил на берег в оргорейнском порту Шелт. Сделал это он в отместку людям Тайба, пытавшимся убить безоружного, или же по доброте, я не знаю Иусут. «Восхитительное необъяснимо».

Я встал на ноги, когда серый орготский берег выступил из утреннего тумана, и с трудом пошел по улице Шелта, но, отойдя немного, упал. Очнулся я в сотрапезнической больнице четвертого района береговой линии Чарисьюн. Двадцать четвертое сотрапезничество, Сепнетти. Я убедился в этом, прочитав надпись, выгравированную орготским шрифтом в изголовии постели, на настольной лампе, на металлической чашке у постели, на столике, на одеяле и простыне. Подошел врач и осведомился:

— Почему вы противодействовали доте?

— Я не был в доте, — ответил я. — Это ультразвуковое поле.

— Ваши симптомы полностью соответствовали тому, кто отказался от релаксационной фазы доте.

Это был деспотический старый врач, и в конце концов он заставил меня согласиться с тем, что я использовал доте во время гребли, не сознавая, что делаю. Затем утром во время фазы танген, когда полагается лежать, я поднялся, тем самым чуть не убив себя. Когда все это было установлено к его удовлетворению, он сказал мне, что я выпишусь через один-два дня, и направился к следующей кровати. Затем зашел инспектор.

За каждым человеком в Оргорейне заходит инспектор.

— Имя?

Я не спросил о его имени. Я должен научиться жить без тени, как живут в Оргорейне. Я не буду оскорбляться, это тоже бесполезно. Но я не назвал ему своего имени по местности: до него никому в Оргорейне нет дела.

— Терем Харт? Это не орготское имя. Какое сотрапезничество?

— Кархид.

— Это не сотрапезничество Оргорейна. Где ваша въездная виза и удостоверение?

Где мои документы? Я, должно быть, немало побродил по улицам Шелта, прежде чем меня доставили в больницу. Там я оказался без документов, имущества, плаща, башмаков и денег.

Узнав об этом, я не рассердился, а рассмеялся: на дне сточной ямы гнева это бывает. Инспектора рассердил мой смех.

— Вы понимаете, что вы нуждающийся и незарегистрированный чужеземец? Как вы намерены вернуться в Кархид?

— В гробу.

— Воздержитесь от необдуманных ответов официальному лицу. Если у вас нет намерения возвратиться в вашу страну, вас отправят на добровольную ферму, где место преступным подонкам, чужакам и незарегистрированным, в Оргорейне нет другого места для подрывных элементов. Вам следует заявить о своем намерении в трехдневный срок вернуться в Кархид, иначе я…

— Я изгнан из Кархида.

Врач при звуках моего голоса начал прислушиваться к нашему разговору. Он отвел инспектора в сторону и что-то сказал ему. У того вид стал кислый, как у плохого пива, и он, тщательно выговаривая каждое слово, сказал мне:

— Тогда я надеюсь, что вы обратитесь ко мне с просьбой передать прошение разрешить вам постоянное поселение в Великом Сотрапезничестве Оргорейна.

— Да, — ответил я.

Через пять дней я получил разрешение на постоянное жительство в Мишпори (о чем я просил), а также временное удостоверение для поездки в этот город. Все пять дней мне пришлось бы голодать, если бы не старый врач, который поддержал меня в госпитале. Ему нравилось иметь в числе своих пациентов бывшего премьер-министра Кархида, и этот премьер-министр был ему благодарен. Я проделал путь до Мишпори в качестве грузчика каравана со свежей рыбой из Шанта. Быстрое, хотя и не самое ароматное, путешествие кончилось на большом рынке Южного Мишпори.

Вскоре я нашел здесь работу в холодильнике. В таких местах, где приходится разгружать и хранить скоропортящиеся продукты, летом всегда много работы. Мы разгружали рыбу на острове, находившемся невдалеке от рынка, его называли Рыбий остров.

Работал я с несколькими напарниками и от нас всегда пахло рыбой, но мне эта работа нравилась, потому что позволяла большую часть дня находиться в помещении холодильника. Мишпори летом очень жаркий город. Двери закрыты, от рек идет пар, люди потеют. В месяце Окре было десять дней и ночей, когда температура не опускалась ниже шестидесяти градусов, а однажды поднялась до восьмидесяти восьми. Выходя из своего прохладного рыбачьего убежища, я уходил в Кундерер, где растут деревья и можно посидеть в их тени. Там я оставался допоздна и возвращался на Рыбий остров только ночью.

В этом районе Мишпори уличные фонари разбиты, чтобы не было видно, чем жители занимаются по ночам, но экипажи инспекторов рыскают по темным улицам, забирая у бедняка его единственное имущество — ночь.