Лидия Вакуловская - Улица вдоль океана

• Название: Улица вдоль океана
• Автор: Лидия Вакуловская
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

Лидия Александровна Вакуловская родилась на Украине, в г. Щорсе, в семье учителя. Закончила Киевский институт театрального искусства. Жила в Ямало-Ненецком национальном округе, затем на Чукотке; работала журналистом, много ездила по Северу — побывала на мысе Шмидта, на острове Врангеля.

Повести и рассказы писательницы печатались в журналах «Знамя», «Неман», «Дальний Восток», «Москва», «Наш современник», а ее книги выходили в издательстве «Советская Россия», в Магаданском и Калининградском издательствах.

Она написала сценарии фильмов «Лушка» и «Саша-Сашенька».

В основу книги «Улица вдоль океана» легли северные впечатления писательницы.

---

— Доброго здоровьечка, — душевно отзывалась Матрена. — Пока ничего.

— А свининки?.. У вас ведь еще один растет…

— То свинка, — улыбчиво поясняла Матрена. — Я ее на развод держу, на тот год усе з мьясом будете. Ежели — тьфу, тьфу! — хрячок не подвел…

Давно забитый и проданный хрячок не подвел. Летом в зеленой ложбине за поселком резвились на поле и пощипывали травку десять упитанных поросят, а шестеро Матрениных пацанов буцали в той же ложбине в футбол и приглядывали за поросятами, в азарте награждая их ударами тугого мяча.

Как раз в один из таких по-северному ясных дней явилась к Матрене, торговая комиссия поссовета в полном составе из трех человек. Хозяина дома не было (все шоферы возили прибывшее пароходом оборудование на рудник, находящийся далеко в сопках), а хозяйка сидела во дворе на куче лысых шин, возле ямы, из которой валом валил-бурый дым и вырывалось хилое пламя вперемешку с черными хлопьями. Несносно пахло жженой резиной. Члены комиссии вежливо поздоровались, сказали, что пожаловали по важному делу, и полюбопытствовали, для чего это Матрена палит в яме негодные автомобильные покрышки.

— То ж я ледник налаживаю, — охотно объяснила та, поднимаясь навстречу гостям и вытирая чистой тряпицей закоптелое лицо, — А земелька такая, шо дальше метра кирка не берет, пока не оттопишь.

— А зачем вам ледник? — удивились члены комиссии.

— Так корюшка, говорят, вскоростях пойдет. А разве сбережешь на зиму без ледника? — ответила Матрена.

Члены комиссии многозначительно переглянулись, отошли с Матреной в сторонку от чадящей ямы и изложили суть дела. Так, мол, и так, сказали, есть, мол, решение поссовета создать в Пурге подсобное хозяйство. Поскольку с чего-то надо начинать то не продаст ли Матрена Назаровна двух поросят, свинку и кабанчика для разведения в будущем хозяйстве свиного племени. Дело это важное, подчеркнули члены комиссии они надеются, что Матрена Назаровна пойдет им навстречу.

— Почему ж не пойду? — певуче ответила Матрена, — И свинку продам и кабанчика. Только я на них много затрат положила: молочко сухое, картошку сушеную покупала, хлебушек белый…

— А сколько запросите? — спросили члены комиссии.

Матрена стеснительно улыбнулась, прикрыла пушистыми ресницами глаза, вздохнула и смущенно спросила;

— По две тысячи за поросятко, не много будет?

Члены комиссии открыли рты и уставились на Матрену.

— Пускай по тысяче, — кротко сбавила та цену.

— Что вы, Матрена Назаровна!.. — опомнившись, ахнули члены комиссии.

— Ну, по пятьсот, — еще сбавила она цену.

Комиссия разъяснила Матрене, что подобной цены на поросят ни в одном ценнике не значится, что самое большее они могут уплатить за парочку свиней триста рублей, так как куплю ведут не для себя лично, а в общественных интересах и должны руководствоваться государственными расценками. Но Матрена проявила твердость, и комиссия ушла ни с чем.

Однако на другой день члены комиссии явились снова. Обнаружив Матрену на дне просторной ямы, откуда она вышвыривала лопатой твердые комья подтаявшей земли, попросили ее подняться к ним и вручили ей тысячу рублей.

— Ай-яй-яй, а як же ж ваш ценник? — забеспокоилась Матрена, не решаясь принять деньги, которые уже держала в руках. — Он же не позволяет большего платить?

— Мы свои деньги добавили, — строго ответили члены комиссии, после чего пошли за Матреной в ложбину ловить приобретенных, теперь уже не личных, а общественных поросят.

Но все это были мелочи по сравнению с тем событием, что вскоре лишило покоя жителей Пурги.

Никто не знал толком, откуда у Матрены Зинченко взялась курица — рябенькая курочка, домашняя птица, ничуть не похожая ни на крохотных куропаток, изредка появлявшихся в этих местах, ни на гусей-белоголовок, пролетавших иногда крикливыми стаями над поселком. Говорили, будто с этой самой курицей ходил по улице летчик «Аннушки» и спрашивал, где найти Матрену Зинченко. А еще говорили, будто курицу эту ему вручила анадырские летчики, а анадырским — московские, а московским — херсонские, а херсонским принесла какая-то бабуся и слезно просила доставить по воздуху смирную птицу Матрене Зинченко, проживающая в Пурге. Говорили всякое, но факт оставался фактом: курица была, к тому же несушка, причем яички несла каждый день, и не с одним, а с двумя желтками.

И опять все вспомнили, что на свете, кроме магазинного яичного порошка, существуют свежие яйца. В поселке только и разговору было, что об этом.

— Вы слышали о курице?

— Да, еще вчера. Яички с двумя желтками?

— Подумайте, сразу с двумя!

— Неужели приживется?

— А почему бы нет?

— Я записалась на очередь.

— На какую очередь, кто записывает?

— Сама Матрена Назаровна!

— Да что вы? Я не знала.

— Так бегите же к ней!.. — говорили женщины, встречаясь на работе, на почте, на улицах и в магазине, где вразвес продавался желтый, отсырелый порошок, утративший сразу всякую ценность в глазах покупателей.

К заброшенной когда-то времянке, а ныне оштукатуренному дому под цинковой крышей, снабженному всякими пристройками, началось паломничество… Едва желающие записаться на очередь переступали порог опрятной горенки, рдеющей геранью на окнах, как Матрена всплескивала руками и улыбалась:

— Женщины, милые, шо вы себе думаете? Уже ж сто человек приходило. Когда-то вы очереди дождетесь? Только тех запишу, у кого детишки есть.

— У нас есть, — обрадованно отвечали женщины, имевшие детей, а не имевшие скромно отступали в сторонку.

Тогда Матрена, качнув серьгами-полумесяцами, кричала в смежную комнатку:

— Коль, а Коль, неси суда синюю тетрадку!

Чернявый, жуковатый мальчонка лет десяти выносил тетрадку и, обиженно топыря губы, говорил:

— И когда вы, мам, путать перестанете? Я не Колька, а Степка.

— Ты беги, Степушка, беги на двор погуляй, — ласково выпроваживала она сына и объясняла женщинам: — Я детей в свои дела не ввожу, они у меня школьники.

Потом садилась к столу, раскрывала тетрадь, брала карандаш, говорила:

— Просю по фамилии. Кто з вас первый будет?

— Щукина, — называлась одна из женщин.

Матрена, низко клонясь над тетрадью и часто мусоля химический карандаш, крупно выводила по четырем клеткам: «Счукина адин дисятак».

Каждого она записывала только на один десяток и деньги требовала вперед — сто рублей. Люди в Пурге были с достатком, платили не скаредничая. По свежевымытым полам горенки, застланным пестрыми домоткаными дорожками, расхаживала на тонких черных лапках виновница паломничества — бесхвостая, рябенькая курочка с чернильной меткой на крыле. Она тихонько квохтала, молотила черным клювом насыпанное у порога пшено, торопливо заглатывала воду из чистой миски на полу, опять похаживала, пяля на людей красноватые горошины-глаза, и оставляла на свежих половиках жидкий помет.

Первый свой десяток получила молоденькая машинистка стройконторы, мать годовалого младенца, второй — заведующая загсом, мамаша двух детишек детсадовского возраста, третий — телеграфистка почты, у которой был сын пионер-отличник, четвертый, согласно очереди, достался начальнику милиции, отцу троих детей…

Начальник милиции пронес по поселку полученный десяток в служебном портфеле, а женщины, выбежав с драгоценной ношей от Матрены, устремлялись сперва на работу — показать и похвастаться сослуживцам. Сослуживцы оглядывали херсонское чудо в хрупком белоснежном панцире, бережно, брали в руки, просматривали на свет, стараясь обнаружить два желтка. В эти торжественные минуты те, кто не имел детей, откровенно завидовали тем, у кого они были.

Курица сдохла в марте следующего года, снеся в общей сложности сто пятьдесят шесть яиц. Проглотила металлический шарик от Славкиного игрушечного бильярда. Матрена нещадно отлупила Славку и горько оплакивала преждевременную гибель несушки, а заодно и деньги, которые пришлось вернуть не дождавшимся очереди.

—  Ох, горе-горячко!.. — сокрушалась Матрена. — Того, и гляди, шо щэ бида придет, одна никогда не ходит!..

Причитала, причитала и накаркала. Пришла-таки вторая беда. Ровно через месяц ни с того, ни с сего напал мор на свиней. За два дня передохли все свиньи, Матрена не успела даже сбегать за ветеринаром. Позже он установил, что свиньи подохли от чумки, а откуда она взялась, объяснить не смог. Ветеринар составил акт и велел немедленно отвезти падаль в сопки, поскольку снег еще не сошел, земля не отмерзла и закопать не представлялось возможным.

Опять Матрена оплакала потерю, а оправившись от тяжкого горя, пошла в поссовет просить, чтоб продали ей из подсобного хозяйства двух поросят, полученных от ее бывшей, ныне опоросившейся свинки.