Роман Лейбов - Разделить на сто

• Название: Разделить на сто
• Автор: Роман Лейбов
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94282-682-6

На карте вы этот город, скорее всего, не найдёте. А жаль! Интересно было бы побывать там, где едва ли не все улицы носят имена писателей и поэтов, где в реке поселился неуловимый сом, где в подземельях под городом прячут и ищут клады: и где однажды появился таинственный и неуловимый шпион. Смогут ли четверо друзей его поймать?

Такова интрига книги о детстве, написанной Романом Лейбовым, доктором филологических наук, преподавателем Тартуского университета, одним из пионеров российского интернета.

Для среднего и старшего школьного возраста.

---

Тут имелась, например, поздравительная телеграмма от певца Вертинского, посланная им в 1952 году из Ялты. Эта телеграмма висела отдельно и в рамочке, чтобы не достал эрдельтерьер Макс, который иногда обкусывал реликвии. В телеграмме говорилось: «ТАМАРА ЗПТ ЦАРИЦА ЗПТ ПОЗДРАВЛЯЮ ВЕЧНЫМ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТИЕМ ВСКЛ = ВЕРТИНСКИЙ».

Внизу завистливые телеграфистки приписали сердито и как бы сомневаясь: «Так дано».

В комнате у Тамары Львовны душно пахло старинными духами, которые хранились в специальном гранёном сосуде с жёлтенькой кисточкой и резиновым оранжевым пульверизатором. На комоде стоял, тоже в рамочке, портрет дедушки — полковника Левченко. Дедушки Стасик не знал: он давно умер, как говорила бабушка, «от ран». На фотографии рыжий (хотя и чёрно-белый, но всё-таки рыжеватый от времени) дедушка был изображён в военном кителе и с удивлённым выражением лица. Стасику всегда казалось, что дедушка недоумевает по его, Стасика, поводу: кто, мол, это ещё такой рыжий? Откуда взялся?

Стасик, когда никто не видел, как мог, успокаивал дедушку, товарищески подмигивая портрету: мол, мы свои, рыжий товарищ дедушка, Левченки.

Ещё полторы комнаты в той же коммунальной квартире занимал Пётр Макарович Приставалов, совершенно лысый пенсионер областного значения. Этот Пётр Макарович был почти стопроцентно глухой, но очень активный старик — настолько активный, что однажды, примерно год назад, когда Стасик жил уже на правом берегу, явился этот Приставалов к бабушке Тамаре Львовне с букетом роз и посватался к ней. Руки её попросил, а также сердца.

И хотя бабушка мягко, но уверенно отвергла это предложение, Пётр Макарович, похоже, не терял надежды и продолжал числить себя в соискателях бабушкиных сердца и руки. Он выходил на кухню в расстёгнутом на груди кителе покурить и заводил с бабушкой разговоры на разные темы, умело сводя их к одной главной, которая его преимущественно занимала.

Если бабушка говорила: «Как намело нынче! Трамваи еле ползают!», Пётр Макарович тут же невпопад подхватывал: «Одинокому человеку, так сказать, и папироса — жена!»

А если бабушка, напротив, замечала: «Как вы много курите, Пётр Макарович!», находчивый, но глухой сосед, глянув в окно, отвечал некстати: «Это ничего. Не в ЗАГС едут, могут и опоздать».

И, довольный своим остроумием, подмигивал Стасику, а если того не было поблизости, то и эрдельтерьеру, вечно крутившемуся вокруг хозяйки. Каждый раз после таких разговоров Стасику казалось, что рыжеватый дедушка на фотографии хмурится, как бы опасаясь за твёрдость бабушки.

По субботам Пётр Макарович вечером приходил к Тамаре Львовне в гости совершенно официально, в костюме, с коробкой конфет «Лимонные дольки» или даже с небольшим тортом. Беседовали, слушали старые пластинки (Пётр Макарович старался в такт не слышной ему музыке топать ногой, изображая удовольствие), пили индийский чай со слонами. Тамара Львовна делилась воспоминаниями о работе в театрах, а Пётр Макарович, напротив, любил поговорить о международной политике.

В субботу 24 августа 1974 года, накануне того самого утра, с которого мы начали свою историю, Пётр Макарович пришёл взволнованный.

Сдвинув брови, он пересказывал, по его словам, государственные и секретные вещи, о которых говорил накануне лектор из органов на закрытом партийном собрании пенсионеров в ЖЭКе. Рассказывая об этом, Приставалов даже чуть понизил голос и покосился на Стасика, сомневаясь, что такие важные разговоры можно вести при малолетнем ребёнке. Но Стасик сделал невинное лицо и продолжал листать альбом художника Васнецова, как бы совершенно увлечённый картинами прославленного мастера. Хотя уши, конечно, навострил.

По словам лектора из органов, в последнее время враждебные разведки буквально распоясались и наводнили шпионами и диверсантами наши города. В Киеве поймали интуриста, который раздавал детям под видом книжек с картинками какой-то непонятный упор на графию. Другой интурист в Суздале фотографировал очереди за продуктами. (Стасик удивился: нашёл что фотографировать, дурак.) Но хуже всего были не туристы, а скрытые агенты вражеских разведок. Пётр Макарович многозначительно отхлебнул чаю из стакана и спросил:

— Как вы думаете, Тамара Львовна, сколько их? По оценкам компетентных органов? А?

— Что вы такое спрашиваете, Пётр Макарович? — вздохнула легкомысленная бабушка. — Положить вам твóрог?

— Ха-ха-ха, — строго сказал глухой пенсионер, — «человек сорок», думаете, да?! А не хотите — один процент от населения страны? Не хотите? По оценкам компетентных органов. Один процент агентов. На пятьдесят седьмом, практически, году советской власти. И это — то, что открыто говорится на закрытом собрании. А как на самом деле?

И пенсионер сурово погрозил пальцем эрдельтерьеру Максу.

— Но ведь это мало — процент, — сказала Тамара Львовна. — Вон Наташин Игнатий Модестович платил ей алименты — целых 25 процентов. И то копейки были сущие.

Проценты Стасик знал, их как раз недавно проходили по математике. Чтобы получить один процент, надо разделить на сто.

— Э, Тамара Львовна, — расслышал, наконец, Пётр Макарович любимую тему, — молодёжь с браком спешит, спешит, а потом разводы, алименты… В зрелом возрасте любовь, так сказать, не ржавеет практически… Вот у меня был друг, Саня, по фамилии — Лифшиц, так сказать…

Но дослушивать про Саню Лифшица Стасик не стал. Он вышел на кухню, налил себе в зелёную кружку воды из крана и выпил залпом всю. «Процент, процент, — вертелось у него в голове, — один процент шпионов». За окном проехал трамвай. Стасик пристально поглядел ему вслед — в трамвае два вагона сцепкой. В каждом вагоне — человек по двадцать пять. Значит, на два трамвая — один шпион. Вагоновожатых и кондукторов можно не считать. Или считать? Кондуктор-шпион может подслушать важные разговоры. Вагоновожатый-шпион может нарочно застрять, чтобы люди не успели на работу. А может вообще повернуть трамвай не туда. Или нет, этого не может. Но всё равно. Процент.

VII

— Процент, — сказал Стасик Левченко. — На пятнадцатый дом — один шпион. Может, даже двое. Но точно — один. Сто восемь квартир.

Подумал, вздохнул и прибавил:

— И на тринадцатый — один. Или двое.

В Штабе наступила тишина — такая тишина, которая всегда наступает перед принятием важного решения. Не звенели по Брынскому проспекту трамваи, не ставила третьегодница Лёля песню «Леди Мадонна», не шумел в тополиной голове ветер, не жужжали осы, не мяукал котёнок, запертый в квартире на противоположной стороне проспекта.

Слышно было только, как тикают часики Тани Петрушкиной.

— Мы его поймаем, — твёрдо сказал Юра Красицкий и поправил очки.

Запел решительно ветер, радостно хлопнула форточка, бодро проехал трамвай. Важное решение было принято. Теперь нужно было составить план, ведь времени до первого сентября осталось совсем мало. Правда, в этом году повезло: первое выпало на воскресенье.

Но, сказала рассудительная Таня, хорошо бы несколько дней оставить на подготовку к школе, так что в качестве крайнего срока поимки шпиона наметили всё-таки двадцать девятое.

Решили организационные вопросы. Приняли постановление о названии «ОП» («Операция „Процент“», или «Один Процент», или «Он Попался!» — насчёт расшифровки сокращения мнения разошлись), а себя решили отныне тайно звать оповцами. Начальником оповцев единогласно выбрали Стасика Левченко, а остальных назначили заместителями. В секретари Стасик предложил Таню Петрушкину: у неё почерк самый лучший. Времени на это ушло много, все сушки съели.

Договорились встретиться в Штабе вечером: Юре нужно было ещё забежать в молочную кухню за едой для близнецов, Наташа должна была полить цветы и вытереть пыль, а Стасик и Таня собрались пройтись по району поглядеть, нету ли чего подозрительного.

Впрочем, подозрительное обнаружилось сразу. Стасик так ошеломил всех своим рассказом, что будущие оповцы забыли втащить на крышу лестницу. Теперь выяснилось, что лестница непонятным образом умудрилась упасть вниз и лежит между трансформаторной будкой и тополем. Таня уже наморщила нос, Наташа стала себе представлять, как они будут жить вчетвером на крыше, мальчики заспорили, можно ли повиснуть на руках и допрыгнуть до земли, чтобы совсем ничего себе не сломать. Хорошо, что мимо шёл какой-то жилец из пятнадцатого дома. Наташа вспомнила: тот самый дяденька, который вчера вечером гимнастику делал.

— Сергей Сергеевич! — позвал Юра Красицкий, стараясь, чтоб его голос звучал как можно беззаботней.

Жилец остановился, завертел головой. Поглядел в сторону Штаба, кивнул и, не дожидаясь дальнейших объяснений, направился к тополю. Приладил лестницу к стенке, помог девочкам слезть, отряхнул руки, улыбнулся и сказал: