Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье (рассказы)

• Название: Дом в Порубежье (рассказы)
• Автор: Уильям Ходжсон
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4786-0

Рассказы из сборника «Дом в Порубежье».

---

Одному матросу велели залезть на сломанную бизань-мачту и осмотреть окрестности. Оглядевшись, он сообщил, что по ту сторону воды что-то видит, возможно водоросли, но ни в коей мере, поскольку очень далеко, не уверен. Тут же он крикнул, что по левому борту что-то виднеется, но что именно сказать не может, и только после того, как принесли оптическую трубу, мы установили, что это корпус старинного судна, о котором я уже упоминал. Второй помощник сразу стал предпринимать меры, которые помогли бы ему вывести парусник на чистую воду. Первым делом он приказал привязать парус к рее и поднять его на верхушку сломанной бизани. Таким способом помощник хотел избавиться от буксировки троса через нос, что конечно же мешало продвижению судна. Кроме того, парус бы помог паруснику плыть через водоросли. Затем он, вытащив пару стопанкеров, привязал их к короткому тросу, к его петле, концу длинного витка крепкой веревки.

После этого он велел спустить с кормы по правому борту шлюпку. Конец другой веревки второй помощник привязал к носовому фалиню лодки. Потом он отобрал четырех матросов и приказал им взять с собой, помимо весел, цепные крюки; помощник собирался добраться на шлюпке до чистой воды. Там, среди скопления водорослей, он бросит верпы в самые густые их заросли, после чего мы подтянем шлюпку обратно к судну за канат, привязанный к фалиню. “Потом, — сказал он, — мы прикрепим канат к подъемному вороту и вытащим его из этой чертовой силосной ямы!”

Водоросли оказались большим препятствием для шлюпки, чем, по-моему, он рассчитывал. После получасовых усилий они едва отплыли от парусника на двести футов, однако столь густыми были заросли водорослей, что видели мы не саму лодку, а лишь то, как они колышутся, когда они прокладывают через них путь.

Минуло еще четверть часа, в течение которых три оставшихся на корме матроса травили канаты. Вдруг меня кто-то позвал по имени. Обернувшись, я увидел в сходном люке капитанскую дочь, которая манила меня к себе. Я подошел к ней.

— Мой батюшка хочет знать, мистер Филипс, как у вас обстоят дела?

— Неважно, мисс Ноулз, — ответил я. — Неважно. Здесь очень густые заросли водорослей.

Она понимающе кивнула и, повернувшись, собралась спуститься вниз, но я на мгновение задержал ее.

— Как самочувствие вашего отца? — осведомился я.

Она быстро вздохнула.

— Уже очнулся, — сказала она, — но так слаб. Он…

Громкий возглас одного из матросов не дал ей договорить:

— Боже правый, парни! Что это было!

Я резко обернулся. Перегнувшись через гакаборт, матросы пристально смотрели перед собой. Я бросился к ним, а за мной мисс Ноулз.

— Тсс! — вдруг произнесла она. — Слушайте!

Я уставился туда, где, как я знал, находилась шлюпка. Заросли вокруг нее как-то странно дрожали — даже там, куда они не могли дотянуться баграми и веслами. Неожиданно раздался голос второго помощника:

— Берегитесь, парни! Боже мой, берегитесь!

И тут же хрипло вскрикнул, словно от внезапной мучительной боли.

Я видел, как взметнулось вверх весло и с ужасающей силой обрушилось вниз, как будто им по чему-то ударили. Затем второй помощник заорал: “Эй, на борту! На борту! Тяните канат! Тяните канат!” — и издал пронзительный вопль.

Когда мы ухватились за канат, я увидел, как заросли со всех сторон заколыхались, и до нас через всю эту бурую мерзость донесся страшный, тут же захлебнувшийся крик.

— Тяните! — завопил я, и мы принялись за дело. Канат натянулся, но лодка с места не сдвинулась.

— Привяжите ее к кабестану! — проговорил, с трудом дыша, кто-то из матросов.

Не успел он договорить, как трос ослаб.

— Она пошла! — закричала мисс Ноулз. — Тяните! Тяните же!

Она тоже ухватилась за канат, и мы вместе стали тянуть к себе лодку, с удивительной легкостью приближавшуюся к нам.

— Вон она! — закричал я и тут же отпустил канат. В шлюпке никого не было. С полминуты мы ошеломленно глядели на нее. Затем я обратил свой взор назад — к тому месту, откуда мы притащили ее. Там, в громадном скоплении водорослей, что-то поднималось. Я видел, как это нечто, извиваясь, бесцельно заколыхалось на фоне неба, качнулось один или два раза из стороны в сторону и, прежде чем я успел рассмотреть его, погрузилось в громадные скопления водорослей.

Меня привели в себя чьи-то всхлипывания. Мисс Ноулз стояла на коленях на палубе и держалась обеими руками за одну из железных стоек леера. Казалось, она полностью утратила власть над собой.

— Встаньте, мисс Ноулз, — мягко проговорил я. — Вы обязаны быть мужественны. Ваш отец в его нынешнем состоянии не должен узнать о том, что произошло.

Она позволила мне помочь ей подняться на ноги. Я чувствовал, как она вся дрожит. Вдруг, когда я подыскивал слова утешения, со стороны сходного люка раздался глухой стук падения. Мы обернулись. На палубе лицом вниз, наполовину высунувшись из люка, лежал капитан. Очевидно, он все видел. Мисс Ноулз дико вскрикнула и бросилась к отцу. Кивком головы я подозвал одного из матросов, и мы, снеся его вниз, вновь уложили в кровать. Через час он очнулся. Он был спокоен, хотя и очень слаб, и, судя по всему, сильно страдал.

Через дочь капитан сообщил мне, что хотел бы передать мне всю полноту власти на судне. После некоторых колебаний я принял его предложение, так как убедил себя в том, что мне не придется выполнять обязанности, требующие специальных шкиперских знаний. Парусник прочно застрял и, насколько я могу судить, навсегда. Когда капитан поправится и снова возьмет власть в свои руки, у нас будет время поговорить о том, как вызволить его.

Я поднялся на палубу и сообщил матросам о предложении капитана. Затем я назначил одного из них боцманом и приказал ему до наступления ночи привести судно в порядок. Я оказался достаточно благоразумен, чтобы не мешать ему, ибо понимал, что он лучше меня знает, что делать. День близился уже к закату, и я с тоскливым чувством наблюдал за тем, как огромный диск солнца погружается все ниже и ниже. Некоторое время я расхаживал по корме, то и дело останавливаясь и оглядывая окружавшее нас мрачное и пустынное пространство. Чем больше я озирался по сторонам, тем сильнее мною овладело чувство одиночества, подавленности и страха. Я много размышлял над произошедшим сегодня ужасным событием, и в результате передо мной встал жизненно важный вопрос: что же таится там, в тиши зарослей, что за существо напало на лодку и погубило находившихся в ней людей? И ответа на него я не знал, а скопления водорослей хранили молчание — страшное молчание!

Солнце почти склонилось к туманному горизонту, и я с грустью глядел на огромные сгустки красного пламени на водной, тянущейся вдаль глади. Вдруг, когда я смотрел, его нижний идеально круглый край исказила какая-то неровная тень. С минуту я ошеломленно глядел перед собой. Затем я спустился в сходной люк и взял с анкера бинокль. Взглянув в него, я понял, какая судьба нам уготована. Линия, портящая солнечный диск, была не чем иным, как краем еще одного огромного скопления водорослей.

Я вспомнил, что матрос, посланный сегодня утром на верхушку сломанной бизань-мачты, сообщил, что позади воды что-то виднеется, но, что именно, он не смог сказать. У меня тут же промелькнула мысль о том, что, если утром это скопление было видно только с вершины бизани, то теперь оно заметно и с палубы. Мне пришло в голову, что ветер, возможно, собирает окружающие судно скопления водорослей и гонит их к более крупному участку. Чистая же полоска воды — это всего лишь временное явление в сердце Саргассова моря. Вероятно, так все и было.

За этими раздумьями меня застала ночь. Еще несколько часов я расхаживал в темноте по палубе, стараясь понять непостижимое, но только измотал себя. Потом, примерно в полночь, я отправился спать.

Поднявшись следующим утром на палубу, я обнаружил, что за ночь участок чистой воды исчез, и теперь все видимое глазу пространство было покрыто водорослями.

Ветер стих окончательно, и воцарилась абсолютная тишина. Мы, видимо, и впрямь добрались до Кладбища океана!

День прошел без происшествий. Лишь однажды, когда я раздавал провизию матросам и кто-то из них спросил, нельзя ли им получить немного изюма, я с болью в сердце вспомнил, что сегодня первый день Рождества. Я дал им, как они и хотели, изюма, и они, готовя обед, провели целое утро на камбузе. Сначала их равнодушие к страшным событиям последнего времени почему-то пугало меня, но потом я вспомнил, какая у них жизнь и какой была. Бедняги! Один из них решился во время обеда подняться наверх и предложил мне кусок того, что он называл «сливовым пудингом». Он принес его на тарелке, найденной в камбузе и тщательно вычищенной песком и водой. Он застенчиво протянул ее мне, и я взял ее, притворившись, ибо не хотел обижать его, как умел, благодарным, хотя запах у его угощения был отвратительным. Во второй половине дня я, взяв у капитана его оптическую трубу, внимательно изучил старинный остов корабля, виднеющийся на носу по левому борту. Особенное внимание я уделил необычной надстройке вокруг его бортов, но, тем не менее не мог понять, как уже говорил, ее назначение.