Норман Мейлер - Призрак Проститутки

• Название: Призрак Проститутки
• Автор: Норман Мейлер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021875-3

Роман о людях, «которых не было», — и событиях, которые стали величайшими потрясениями XX века!

Роман о ЦРУ — во всем блеске его «дел» и всей неприглядной рутинности его повседневной работы…

Роман о тайнах прошлого века — под острым и злым пером великого Нормана Мейлера — писателя, «который не ошибается НИКОГДА»!

---

(20 февраля 1960 года)

Звонок из Балтимора 2 марта:

«Йота. Вы обещаете быть завтра там?

Синяя Борода. Я буду. Номер есть, подтверждение тоже. Буду ждать вашего стука в дверь.

Йота. Пожалуйста, только не обманите.

Синяя Борода. Не думайте обо мне так плохо».

(2 марта 1960 года)

Третьего марта началась их связь. Мы бы узнали больше, если бы «жучок», установленный в комнате техниками Будды, работал как следует, однако в данном случае, я полагаю, им пришлось действовать в экстремальных условиях. (Личная безопасность в «Уолдорфских башнях» считается оптимальной.) Запись настолько неразборчива, что придется ограничиться описанием встречи из разговора СИНЕЙ БОРОДЫ с АКУСТИКОЙ 6 марта.

«Вилли. Почему ты не сознаешься, что спала с ним?

Модена. Конечно, спала. Это не вопрос.

Вилли. Останется в памяти?

Модена. Допустим.

Вилли. Влюбилась в него?

Модена. Вероятно.

Вилли. А он?

Модена. Мужчина всегда влюблен в ту, с которой в данный момент занимается любовью, верно?

Вилли. Хотелось бы мне этому верить.

Модена. Вообще, по-моему, не стоит об этом. Просто мы с тобой по-разному смотрим…

(Молчание)

Вилли. Что-то стряслось?

Модена. Не знаю. Наверное, боюсь боли. Перед ним проходят ведь тысячи людей каждый день.

Вилли. У тебя тоже, когда ты на работе. Ну, пусть сотни.

Модена. Но в голове у меня только он.

Вилли. В постели он лучше Фрэнка?

Модена. Я не хочу в это вдаваться».

(6 марта)

Дальше несколько страниц уверток и недомолвок, пока наконец наша дама не разоткровенничалась.

«Модена. Такое впечатление, что у меня два привода: один работает, на другом сцепление полетело. И с косметикой беда: если быстро не накрашусь — раз-два, и порядок, то потом тыркаюсь-тыркаюсь, и все не то. Еще в голове застряло, что надо платье другое надеть. К тому моменту когда он постучал в дверь, я была как выжатый лимон. Уже и видеть его не хотелось. Прямо какой-то роман с привидениями: девица по уши влюблена, но где же Он? И есть ли Он в природе?

Вилли. Мне он представляется вполне реальным персонажем.

Модена. Постарайся понять. Он был для меня голосом в телефонной трубке. Целых три недели. Под этот голос я каждую ночь засыпала. А каждое утро первое, что я видела, просыпаясь, были восемнадцать алых роз на длиннющих стеблях. Однажды, расправляя их в вазе, я уколола палец, и маленький шип кольнул меня так, будто он сказал мне жестокое слово, вдруг, ни с того ни с сего. Но вот мы наконец одни, а я почему-то стесняюсь целоваться. Потом все же да, и у него весь рот в моей помаде, а губы у него сухие как наждак. Разговор не клеится. Мы будто троюродные брат с сестрой, которым только что приказали: женитесь. К тому же он совсем не так привлекателен, как в Палм-Спрингс. И лицо какое-то опухшее. „Я выгляжу ужасно, верно?“ — спросил он. „Ужасно — слишком сильно сказано“, — лучшее, что я нашлась ответить. „В ходе предвыборной кампании, — признался он, — приходится пожимать руки стольким людям, которые тебе совсем не по душе, есть стоя, постоянно слышать собственный голос, повторяющий раз за разом одно и то же, что в конце концов самое живое в тебе деревенеет и прячется куда-то глубоко-глубоко. Поэтому у всех политиков в этот период такое глупое выражение лица. Они постоянно боятся подпустить ветерку“.

Вилли. Подпустить ветерку? Это что значит?

Модена. Если не понимаешь, переводить не стану. А то пришлось бы употребить слово, которое я не употребляю.

Вилли. Ясно. Испортить воздух. Да, это будет обалденный президент!

Модена. Вот-вот, я ему так и сказала. Засмеялась и говорю ему: „Вы станете потрясающим лидером нации, потому что не воспринимаете себя слишком серьезно“. „Фокус в том, чтобы остаться таким же“, — сказал он. И тут я снова почувствовала себя комфортно. У нас с ним много общего.

Вилли. Но только не в этом, Модена! Ты-то к себе ох как серьезно относишься!

Модена. Неправда. Или не совсем правда. Во мне много разных слоев. В нем тоже. По-моему, он все еще пытается познать себя, так же как я постепенно пытаюсь докопаться, кто я и что я. И все время стараюсь добиться большего. Короче, ты не поверишь — как только мы прыгнули в постель, все сразу стало проще.

Вилли. А кто лучше — Джек или Фрэнк?

Модена. Из тебя вышел бы классный репортер. Джек говорит, что у всех у них есть одна безотказная кнопка. Любопытство. Разожги их любопытство — и можешь терзать их часами. Ответа ты от меня не добьешься.

Вилли. Ладно, я уже сама догадалась кто.

Модена. Спрашивать не стану».

(6 марта 1960 года)

Другая фраза из разговора с АКУСТИКОЙ (9 марта, 1960) свидетельствует о том, как страдает от одиночества СИНЯЯ БОРОДА в отсутствие ЙОТЫ: «Теперь, когда он уехал, меня будто выпотрошили». Полнейшее счастье и полнейшая опустошенность — вот составляющие ее отношения к нему.

СТОУНХЕНДЖ, если позволите, случай совсем иного рода. Внимание СТОУНХЕНДЖА к ее запросам — все эти россыпи даров оральных — влечет ее как наркотик наркомана. Копать тут дальше? Жду ваших соображений.

ФИЛД.

13

Жду ваших соображений. Ответ на мой запрос должен был поступить к утру, но к этому времени я был во власти чудовищного похмелья. Накануне вечером, отправив телеграмму по каналу УПЫРЬ-СПЕЦ., я, как обещал, пошел ужинать с Тото Барбаро и совершил ошибку, попытавшись пить с ним на равных. Теперь единственным утешением могло служить лишь то, что отрава оказалась бесплатной. К моему удивлению, Ховард проявил великодушие и списал растрату по статье «Накладные расходы».

— Я рад, что ты взял на себя заботу о Барбаро, мне хлопот меньше, — признался он. — Пои его, корми, выуживай все, что можешь, только ничего не обещай.

В начале застолья я чувствовал жуткую усталость. Ничего удивительного — две ночи подряд я спал на письменном столе.

Тото ждал меня в выбранном им ресторане. Испания, средневековой декор, мрак и, естественно, дорого. Название заведения — «Уголок Сервантеса» — было чуть не выдавлено из моей памяти богатырским abrazo[153], в котором я утонул, едва подойдя к его столику. Человек он был могучий. Я начал понимать, какую существенную роль может играть обыкновенное объятие в сигнальной системе общения со «своими», наблюдая, как он то и дело встает из-за стола, приветствуя проходящих мимо нас кубинцев. К тому же эти паузы были для меня передышкой. Ведь после каждого из бесчисленных golpes[154] кубинского рома в сопровождении «единственного в своем роде» угря и похожих на кальмары тапас Барбаро неизменно возвращался к вопросу о деньгах.

А какая могучая стать! Большая круглая голова, лысая, если не считать венчика стриженых седых волос на затылке, от уха до уха. Голова эта по параболе переходила в плечи, и Барбаро был бы похож на борова, если бы не профессорские очки в стальной оправе, придававшие ему ученый вид. Из-за своих поистине необъятных размеров он носил черные водолазки, и если бы он приспособил сверху белый воротничок, то легко сошел бы за священника в весе слона — не слишком веселая компания для времяпрепровождения. Кубинский же юмор до поры до времени был для меня не прозрачнее кубинского рома. Мы снова и снова возвращались к бюджету. Скоро мне стало ясно: Барбаро пытается не убедить меня, а втемяшить свои доводы мне в башку. Моя плоть, похоже, постепенно обмякала, и не ровен час завтра я не смогу противостоять ему в очередном споре.

— Ваш Эдуардо — скряга, — напирал Тото.

— Решение принято наверху, — отбивался я. — Вы ставите Эдуардо в сложное положение.

— Не в такое уж и сложное для него, а для меня — немыслимое. Вы предлагаете сто пятнадцать тысяч долларов в месяц! Это же издевательство. Нам необходимы серьезные деньги. Вы что, не знаете, сколько среди нас тут, в Майами, бедняков? Многим уже поздно учить новый язык, да и темп здешней жизни слишком для них стремителен.

— Я привез вам из Вашингтона десять тысяч долларов.

— Поделить на пять — это всего лишь по две тысячи на каждого из пяти руководителей фронта. Жалкая подачка, да и то слишком громко сказано.

— Предположим, мы дадим вам семьсот сорок пять тысяч ежемесячно, как вы просите. Вы человек сострадательный. Вам придется выбирать между покупкой приличных катеров и желанием дать больше хлеба своим беднякам, и, я уверен, вы предпочтете второе. Потом ваша военная акция не принесет искомого результата. Бойцы окажутся оснащены не на уровне. В итоге тому, кто одобрил затребованную вами сумму, придется отдуваться за последствия. Карьера, блестящие перспективы — все полетит к черту. Кто в Вашингтоне захочет так рисковать своим будущим?

Он подался вперед и постучал двумя пальцами по моей груди.