Лидия Ивченко - Кутузов

• Название: Кутузов
• Автор: Лидия Ивченко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03527-0

Эта книга — о великом русском полководце и дипломате Михаиле Илларионовиче Кутузове (1745–1813). Последний из плеяды «славных екатерининских орлов», герой Очакова, Измаила, Мачина, он выжил после серьезнейших ранений, чтобы в конце земного пути совершить главный свой подвиг: возглавив русскую армию, разгромить и изгнать иноплеменное воинство, вторгшееся в Россию под предводительством Наполеона в 1812 году.

Привлекая богатый документальный материал, автор биографии развенчивает многочисленные мифы о своем герое, созданные его недоброжелателями и поднятые на щит некоторыми современными исследователями, показывает Кутузова как человека и семьянина, повествует о непростых отношениях полководца с императором Александром I.

---

С 1800 года, после побед в Италии и Германии над австрийскими войсками, две французские армии уже располагались за пределами Франции, с одной стороны, утверждая ее могущество на континенте, с другой — избавляя страну, все более привыкавшую жить за чужой счет, от расходов на их содержание. Наполеон действовал в Европе так, «как если бы кроме него в Европе никого не было. Захотел присоединить Пьемонт — и присоединил; захотел объявить себя королем Италии и короноваться в Милане — и короновался (весной 1805 года); захотел отдать целый ряд мелких германских земель своим „союзникам“, то есть вассалам (вроде Баварии), — и отдал. Германские князья, владельцы западнонемецких земель, после Люневильского мира 1801 года и полного отстранения Австрии видели свое спасение только в Наполеоне. Они гурьбой теснились в Париже во всех дворцах и министерских передних, уверяя в своей преданности, выпрашивая кусочки соседних территорий <…>». Академик Е. В. Тарле писал эти строки накануне Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, поэтому и вложил в них столько сарказма: тогда поведение Наполеона в отношении немцев вызывало у советских читателей одобрение. Мы не замечали очевидного факта: Германия, превратившись в империалистического хищника на рубеже XIX–XX веков, была обязана своим объединением Наполеону. Если бы его политика в германских землях была бы менее циничной, а унижение местных владетельных фамилий не столь жестоким, то Первая и Вторая мировые войны, в ходе которых немцы стремились утвердить превосходство своей нации, оказались бы, вероятно, менее бесчеловечными. В 1805 году, ошибочно полагая, что в скором времени Англия не найдет союзников на континенте, Наполеон преждевременно торжествовал победу: «Мой флот будет решать судьбы мира»16. Он велел своему посланнику в Лондоне объявить, что политика Франции по отношению к Англии была «всецело Амьенским трактатом, и ничем более, как Амьенским трактатом» (Амьенский мир был подписан между Францией и Англией в 1802 году. — Л. И.). На что британский министр иностранных дел в тон ему ответил, что «то положение дел на континенте, какое было при подписании Амьенского трактата, ничего более как то положение». Англия могла позволить себе «адекватный» ответ: в начале войны она имела «135 линейных кораблей и 133 фрегата; по окончании же войны у нее было 202 линейных корабля и 277 фрегатов. Франция начала войну с 80 линейными кораблями и 66 фрегатами, а окончила ее с 39 и 35 судами названных классов соответственно». Как бы ни напрягал силы первый консул, британцы, — как заметил лорд Гауксбери, — «могли смело позволить ему еще много лет работать и все еще желать морской войны»17. Когда же снова разразилась война между Францией и Англией, Наполеон занял Ганновер и свободные ганзейские города, чтобы препятствовать торговле с англичанами немецких курфюршеств, расположенных между Эльбой и Вислой, то есть у самых наших границ. Россия, которую вытесняли из Европы, естественно, была заинтересована в том, чтобы привлечь к войне Австрию и Пруссию, сформировав Третью коалицию, финансировать которую готова была Великобритания. Первый консул поначалу планировал высадить в Англии десант. Предполагалось, что, переправившись через Ла-Манш, его войска захватят Лондон без боя. Западный исследователь А. Мэхэн называл французский проект «необоснованным оптимизмом»: «Предполагалось, что флотилия будет состоять из трех тысяч кораблей. На поверку к 28 июля 1805 года их набралось две тысячи сто сорок. <…> „Разнообразие возможностей“ также оставляло желать лучшего: многого ли стоили копьевидные шаланды и канонерки? В ту пору открытых военных действий никакой другой флаг не был столь же безопасен от обид, как британский, так как ни один не был охраняем сильным военным флотом»18. 26 мая 1805 года в главном кафедральном соборе Милана состоялось второе коронование Наполеона. Через несколько дней, под нажимом Франции, сенат Генуэзской республики проголосовал за воссоединение с империей. Узнав об этом, русский царь воскликнул: «Это ненасытный человек, его амбициям нет предела; он — бич для всего человечества. Он хочет войны, и он ее получит. И чем скорее, тем лучше!»19 Далее, французский автор А. Кастело рассуждал: «Наполеон, коронованный король Италии, теперь вполне мог вызывать опасения у австрийского императора Франца, давнишнего хозяина внушительной части итальянского полуострова. Ведь теперь у Франции с его страной общая граница! Вена, если она не хотела, чтобы ее сожрали, должна была укреплять свою армию. Англия 11 апреля 1805 года подписала договор с Россией. Речь шла о возведении плотины, если не сказать прочного бастиона, чтобы сдерживать разлив французских притязаний».

4 (16) июля 1805 года в Вене представители русского и австрийского правительств подписали протокол Конференции о совместных военных действиях против Франции. По замыслам союзного командования военные действия должны были вестись на обширном театре от Северного до Средиземного моря. С целью принудить к альянсу колеблющуюся Пруссию к ее границам была придвинута 90-тысячная армия И. И. Михельсона, состоявшая из 40-тысячного корпуса графа Л. Л. Беннигсена и 50-тысячного корпуса графа Ф. Ф. Буксгевдена. В Шведскую Померанию отбывал 16-тысячный корпус графа П. А. Толстого и, наконец, в Баварию на соединение с австрийской Дунайской армией — 50-тысячная Подольская армия под командованием М. И. Кутузова. «Этот обширный план операций был полон непродуманных решений и явных ошибок. <…> Венский гофкригсрат, наученный горьким опытом 1796 и 1800 годов, построил весь свой стратегический замысел на том предположении, что Наполеон неизбежно развернет главные действия снова на итальянском театре, хотя теперешнее размещение французской армии на побережье Ла-Манша должно было сразу исключить такую идею», — рассуждал британский историк Д. Чандлер20. 20 августа русская армия должна была перейти австрийскую границу. «Вторая ошибка австрийцев была уже совсем непростительной: их Генеральный штаб не учел двенадцатидневную разницу между европейским календарем и принятым в России, где все еще придерживались старого юлианского календаря. В результате этого Кутузов едва ли мог прибыть на реку Инн согласно намеченной австрийцами дате»21. Следующий пункт протокола был чреват проблемами для М. И. Кутузова. Австрийцы не забыли трений с Суворовым в 1799 году и не желали их повторения. В протокол была внесена следующая оговорка: «Его Величество Российский Император подчинит для общей пользы сию первую армию императорско-королевскому главнокомандующему в такой степени, сколько единство и купность всех операций могут сделать сие важным и необходимым. <…> Действующая в Германии императорско-королевская армия находиться будет под личным начальством его высочества эрцгерцога Карла или его императорско-королевского величества»22. Однако формально главнокомандующим Дунайской армией был назначен 24-летний эрцгерцог Фердинанд, при котором состоял генерал К. Макк, снабженный бланками императора Франца, обеспечивавшими австрийскому генералу превосходство над русскими. Вообще же тень Суворовских походов 1799 года постоянно витала в умах австрийского командования, опасавшегося повторения конфликтных ситуаций на театре военных действий. «Обоюдное прикомандирование генерала от одной союзной армии к другой найдено нужным. <…> Они со всевозможным рачением избегать будут всего того, что может поселить недоверчивость и удаление, а напротив того, при малейшем обстоятельстве сего рода употребят себя для немедленного восстановления с обеих сторон чистосердечной и неограниченной доверенности»23. Кутузов сознавал, что при существующем недоверии союзников друг к другу конечную цель военных действий, прописанную в протоколе, осуществить можно будет лишь с Божьей помощью: «<…> Должно будет употребить всю соединенную силу обеих российско-императорских армий и императорско-королев-ской армии для завоевания Швейцарии, дабы открылась напоследок возможность вступить через Швейцарию во французские владения <…>»24.

Во время аудиенции во дворце на Каменном острове государь снабдил главнокомандующего рескриптом с не менее подробной инструкцией: «<…> Успокойте священным нашим словом всех, как то: французов, итальянцев, швейцарцев и иных, что мы не позволим лишить кого-либо собственностей, приобретенных во время замешательств, а наипаче купивших национальные имения, ниже принуждать к выбору такого или иного правления, напротив того, не престанем покровительствовать всякую нацию, терпящую теперь под игом управляющего Франциею. <…> Если бы, однако, паче всякого чаяния, при соединенном действии армии нашей с австрийскою получили вы предписание, вследствие коего предлежать будет одним нашим войскам занять и охранять какой-либо пост, остановиться где-либо или итить в такое место, где крайняя предстоит опасность и где большой урон в людях случиться может, тогда не оставите дружественными пояснениями стараться, чтоб таковая опасность была разделена с австрийскими войсками»25. Особое внимание, пожалуй, обращает на себя предостережение государя: «Коварная политика настоящего французского правительства, коей следуют и генералы французские, довольно уже соделалась известною. Они, часто находясь сами в крайности и искусно скрывая таковое свое положение, предлагают перемирие под разными благовидными предлогами и по наружности кажущимися для обеих армий полезными, а в существе или для того, чтобы дать время поспеть идущему к ним подкреплению или чтоб в продолжении самого перемирия занять какое-либо выгодное место и даже напасть на своего неприятеля, а потому всячески должно удалиться от подобных соглашений, разве собственная польза для армии нашей того требовать будет, да и тогда, не полагаясь ни мало на существующее перемирие, будьте всегда в готовности и крайне остерегайтесь внезапного нападения»26. Государь, наслышанный о вероломстве французов, ставивших тем самым в тупик «старорежимные армии», как в воду глядел: но, предварив своего военачальника о возможных хитростях противника, он сам на них позже и попался. Чего только не предусматривалось в рескрипте! «Горизонт ожиданий» союзников в то время был велик. Историк же, читая документ, на короткое время становится «моложе» участников тех событий, знает, чем все это закончится, и часто ему не по себе от этого знания. Он как бы поворачивает время вспять. Вот, например, письмо самого Михаила Илларионовича супруге от 31 августа: «Насилу, мой друг, доехал сегодня только до границы. Прескверная дорога была от самого Петербурга. <…> Сегодня в ночь пускаюсь в дорогу за границу и скоро надеюсь войски догнать. Я довольно здоров. Детей уведомь, что я здоров и их помню и благословляю <…>»27. Вместе с ним отправился в поход и его зять — флигель-адъютант Фердинанд Тизенгаузен, муж любимой дочери Лизаветы Михайловны. Незадолго до начала военной страды Кутузов написал ей: «Папушинька! Вот и ты сделалась матерью, дорогая моя Лизанька. Люби своих детей, как я моих, и этого будет достаточно. Да благословит Бог тебя и твою малютку. Брюнетка ли она, или блондинка? Умна ли она? А главное, послушна ли она? <…> Ежели бы быть у меня сыну, то не хотел бы иметь другого как Фердинанта. Боже вас благослови»28.