Лидия Ивченко - Кутузов

• Название: Кутузов
• Автор: Лидия Ивченко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03527-0

Эта книга — о великом русском полководце и дипломате Михаиле Илларионовиче Кутузове (1745–1813). Последний из плеяды «славных екатерининских орлов», герой Очакова, Измаила, Мачина, он выжил после серьезнейших ранений, чтобы в конце земного пути совершить главный свой подвиг: возглавив русскую армию, разгромить и изгнать иноплеменное воинство, вторгшееся в Россию под предводительством Наполеона в 1812 году.

Привлекая богатый документальный материал, автор биографии развенчивает многочисленные мифы о своем герое, созданные его недоброжелателями и поднятые на щит некоторыми современными исследователями, показывает Кутузова как человека и семьянина, повествует о непростых отношениях полководца с императором Александром I.

---

В Бухаресте тем временем находился турецкий военный министр Гамид-эфенди. Приехав в Бухарест, М. И. Кутузов нашел там Ахмеда-агу, посланного визирем с письмом, в котором он просил доставить деньги сераскиру Пехлевану-паше, попавшему в плен при Базарджике. Кутузов сообщил великому визирю, что сделает все от него зависящее, а заодно и известил о своем прибытии в Бухарест. Михаил Илларионович вспомнил о том, как 19 лет назад они свели знакомство в Константинополе, поздравлял его с должностью первого сановника Оттоманской Порты, «говорил о нечаянном стечении обстоятельств, что оба они, старинные приятели, вступили одновременно в Главнокомандующие, и изъявлял радость быть в сношениях с давнишним другом своим и столь отличным полководцем, каков Ахмет-бей»23. Однако в письме Михаил Илларионович ни словом не обмолвился о мирных переговорах, будучи совершенно уверен в том, что первым о них заговорит великий визирь. Извещая о своей переписке с неприятельским главнокомандующим канцлера графа Н. П. Румянцева, М. И. Кутузов изложил ему свое «кредо»: «Я лучше хотел прослыть в мнении Порты человеком властолюбивым, жертвующим собственной пользе благом человечества для продолжения могущества, с местом моим связанного, нежели дать туркам думать, что я бегаю за миром»24. Кутузов правильно выбрал роль. Действительно, великий визирь заговорил с ним в письме о надежде на скорое перемирие и направил в Рущук для переговоров военного министра Турции Гамида-эфенди. Кутузов опять не сплоховал: он сам неоднократно ездил для переговоров по местам, занятым войсками, и догадывался, что одной из целей подобных поездок является наблюдение за передвижением войск. Он быстро убедил «посланника мира» для его же спокойствия переехать в Бухарест, где в переговоры с ним вступил тайный советник Италийский, присланный государем еще при Каменском. Этот дипломат сразу продемонстрировал то, что так умело скрывал Кутузов: нашу заинтересованность в скорейшем мире с турками. «<…> Визирь понял то, что так тщательно желал скрыть Кутузов, — что сам русский кабинет делает шаг в этом случае»25. Первое же совещание дипломатов едва не стало последним: Гамид-эфенди был намерен прервать переговоры. Однако в планы Кутузова, знавшего, что Наполеон в 1806 году потребовал от султана пресечь всякое личное общение турецких сановников с российскими дипломатами, входило поддерживать постоянные переговоры с Ахмет-беем через его посланника. Это был дипломатический ход, которого не мог предвидеть ни Наполеон, ни его посланник в Константинополе. Кутузов убедил Гамида-эфенди остаться в Бухаресте еще на месяц под предлогом ожидания ответа императора на выдвинутые им условия мирного договора. «Зная корыстолюбие и сладострастие турков, — рассказывал А. И. Михайловский-Данилевский, — он ничего не щадил при угощении Гамида-эфенди, угадывал и предупреждал всякие желания гостя. Роскошная жизнь и доставляемые ему Кутузовым утонченные наслаждения так понравились турецкому Военному министру, что наконец он и сам не хотел ехать от нас, и просил Кутузова оправдать перед Верховным визирем промедление его в Бухаресте»26.

Получив донесение обо всем происходившем в Бухаресте, государь направил Кутузову наставительное письмо, в котором он приказал своему своевольному генералу не удерживать турецкого военного министра, если он отвергает условия мира, предложенные Россией. Александр Павлович закончил свое повеление словами, в которых проявилось раздражение: «Турецкие министры говорят о непоколебимой твердости Султана не уступать нашим требованиям. Отвечайте им: почему они думают, что Император Александр будет менее тверд в своих намерениях, и неужели в угодность Султану пожертвует… и т. д.». Даже боготворивший императора Александра историк Михайловский-Данилевский не удержался в этом случае от иронического замечания: «Повеление сие было привезено к Кутузову в исходе июня и застало его посреди военных действий». Михаил Илларионович отлично понимал: для того чтобы турки прислушивались к претензиям внука Екатерины, надо обладать весомым аргументом, которого у русских пока не было: разбить армию великого визиря. Вот как раз этому он и отдавал свои силы, оставив Гамида-эфенди в Бухаресте «посреди утонченных наслаждений». В начале июня турки закончили военные приготовления и двинулись вперед. Грозный Исмаил-бей пошел на Виддин, где его появления с трепетом ожидал продажный Мулла-паша. Сам великий визирь с 25 тысячами выступил, наконец, из Шумлы к Разграду. Кутузову доносили, что люди Ахмет-бея, конные и пешие, показались в Никополе, Туртукае, Силистрии, отовсюду забирая суда и лодки для переправы. Наш главнокомандующий сам выехал из Бухареста в Журжу, придвинув туда часть отрядов из Турны и Слободзеи, и поручил свой авангард генералу Воинову. Он приказал бесстрашному военачальнику перейти на правый берег Дуная и завязать «дело» с турецким авангардом, обещая подкреплять русских воинов по мере увеличения турецких сил. «Может быть завлеку я тем неприятеля в сражение на равнинах», — доносил Кутузов о своих планах в Петербург, пока еще не веря в удачу. Но вот, по прошествии двух дней, великий визирь перешел от Разграда к селению Кадикиой: теперь он находился в 14 верстах от Рущука. Кутузов узнал, что к Ахмет-бею подошли подкрепления, и теперь его армия насчитывала около 60 тысяч человек при 78 орудиях. 19 июня Кутузов передвинул свои войска из Журжи к Рущуку, соединив на правом берегу Дуная корпуса Ланжерона и Эссена. 20 июня перед самой зарей турки сильно напали на казачью цепь, а когда утренний туман рассеялся, то яркое солнце осветило многочисленную турецкую конницу, готовую атаковать наш авангард. Генерал Воинов немедленно известил Кутузова обо всем происходившем, и главнокомандующий со всей армией двинулся навстречу Ахмет-бею, заняв позицию в четырех верстах впереди Рущука. Кутузов построил пехоту в каре: шесть в первой линии и три — во второй. Кавалерия стояла в третьей линии позади пехоты. Всего же в строю находилось 18 тысяч человек при 114 орудиях. Левым крылом командовал граф Ланжерон, правым — генерал Эссен, кавалерией — генерал Воинов. Кроме того, Кутузов оставил в самом Рущуке сильный отряд под командованием генерал-майора Д. П. Резвого с приказом не допустить турок прорваться в крепость. Главнокомандующий был уверен в том, что именно в этом и заключается главная цель турецкого военачальника. Действительно, Ахмет-бей предполагал атаковать армию Кутузова 22 июня на рассвете по всей линии и, обойдя наше левое крыло, отрезать русских от Дуная. Наступление турок «являло вид картинный, блеском дорогого оружия, разноцветными одеждами, пестрыми чалмами, бесчисленным количеством знамен и значков, осенявших войско. Наездники гарцевали перед строем на борзых лошадях. За ними ехал Верховный визирь, окруженный государственными сановниками и многочисленною свитою»27.

Очевидцы вспоминали, что Кутузов был с самого утра в приподнятом настроении, «веселее и приветливее обыкновенного, приказал войску встать в ружье». Может быть, обозревая поле битвы, он вспомнил свою молодость, всех тех, с кем он провел в этих местах лучшие годы жизни. Тем временем все 78 турецких орудий открыли огонь, прикрывая атаку пехоты. Русская артиллерия не замедлила дать встречные залпы, и неприятельские пехотинцы приостановились. Турецкая конница совершала смелые наезды сразу на оба наши фланга. Они бросались в атаку на левое крыло пять раз, но всякий раз были отбиты картечью. К оконечности правого фланга турки пытались подобраться через рвы и виноградники, но русские каре стояли насмерть. И вот, наконец, грянула главная атака, замышляемая великим визирем. Ему казалось, что он приготовил для армии Кутузова страшный удар: 10 тысяч анатолийских всадников под предводительством Бошняка-аги, отбившего в прошлом году все атаки Каменского на Рущук, во всю прыть своих лошадей обрушились на строй русских. Им удалось прорваться между крайними каре нашего левого фланга, Белостокского и Олонецкого полков. Прорвав фронт, они попытались смять наше левое крыло и кинулись в тыл нашей коннице, стоявшей в третьей линии. Здесь анатолийцам удалось смять два казачьих и Кинбурнский драгунский и Белорусский гусарский полки. Стоявшие при этих полках орудия успели быстро откатить в соседние пехотные каре. «Я сам видел, — вспоминал в Записках граф Ланжерон, — как храбрые артиллеристы, раненые, отбивались и тащили орудия в мои каре». Турки настигли несколько пушек, но не смогли отбить их: вторая линия каре открыла по ним жестокий картечный и ружейный огонь. Генерал Эссен лично повел в атаку 7-й егерский полк. Среди пыли, дыма, оглушительных криков первым ударил во фланг неприятеля флигель-адъютант А. X. Бенкендорф с Чугуевскими уланами, его атаку поддержал генерал Воинов с Санкт-Петербургскими драгунами и Ольвиопольскими гусарами. Наконец среди турок наступило замешательство, их беспорядочные толпы разорвались, часть отступила назад, в то время как самые храбрые и организованные прорвались до Рущукских укреплений, но были встречены здесь батальонами генерала Резвого.