Пола Маклейн - Парижская жена

• Название: Парижская жена
• Автор: Пола Маклейн
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-076120-3, 978-5-271-39415-7

Все мы читали автобиографический «Праздник, который всегда с тобой».

Мы знаем, каким видел Париж времен своей молодости и себя в нем Хемингуэй.

Но какими стали «парижские» годы для его первой жены — легендарной Хэдли? И почему Хемингуэй, который всю жизнь хранил ее письма как великую драгоценность и которой спустя годы после развода писал: «Чем больше женщин я узнаю, тем сильнее восхищаюсь тобой», оставил ее, как только к нему пришла слава?

Красивой и грустной истории любви, супружества и разрыва лучшего американского прозаика первой половины XX века и, возможно, самой важной женщины в его жизни посвящен пронзительный роман Полы Маклейн…

---

Но Эрнест не терял бдительности.

— Если они захотят, то могут купить всю вонючую Ривьеру, — сказал он как-то ночью в постели. — И заселить ее разными интересными личностями, чтобы те их развлекали в любое время дня и ночи, — вроде нас. Все мы обезьянки у шарманщика, и Дос — самый худший. В нем не осталось ни капли злости, он изо всех сил старается не потерять их.

— Но есть ведь и что-то хорошее, они очень щедры, разве не так?

— Узнаю свою добрую и справедливую жену. Тебя что, разорвет, если ты хоть раз со мной согласишься?

— А тебя разорвет, если ты увидишь в них что-то хорошее? Они так тобой восхищаются.

— Богачи восхищаются только собой.

Некоторое время мы лежали молча, в тишине соседней комнаты раздался сухой кашель Бамби. Чем старше он становился, тем реже просыпался по ночам, и теперь мы приглашали Тидди для ухода за ним только в дневное время. Но, прислушиваясь к кашлю сына, я подумала, что хорошо бы иметь ее вот для таких случаев.

— Как? Ты не встанешь? — спросил Эрнест. — Позволишь ему разбудить наших добрых и щедрых гостей?

— Какой же ты осел! — воскликнула я, с трудом поднимаясь и надевая халат.

— Да. Это держит меня в тонусе. — Эрнест перевалился на другой бок и демонстративно раскинулся на кровати, показывая, как ему стало удобно, а я пошла взглянуть на сына, который даже не проснулся. Он кашлял во сне, с закрытыми глазами, и когда приступ прошел, продолжал спокойно спать и дышал ровно и глубоко. Вернувшись в спальню, я тихонько забралась в постель, думая, что Эрнест уже уснул, но он не спал.

— Прости, я вздорный болван, — послышался в темноте его голос. — Ты всегда была лучше меня.

— Неправда, — повернулась я. — Мы с тобой одно целое, не так ли?

— Конечно, — сказал он, взъерошил мои волосы и поцеловал в нос. — Спокойной ночи, Тэти.

— Спокойной ночи, Тэти, — отозвалась я.

36

В Шенонсо стоял замок, четко отражавшийся в водах реки Шер. Казалось, я сама выдумала его, он мог родиться из моей мечты — стоит отвернуться, и он исчезнет. Я не могла отвести глаз от двойной череды арок, пока не перестала понимать, где настоящий замок, а где его зеркальное отображение.

— Он называется Замок дам, — сказала Полина, глядя в путеводитель.

— Почему? — спросила Джинни.

— Не знаю. Может, здесь жила самая важная дама.

— Возможно, здесь дам затягивали в корсет, и они сидели тихо, как мышки, — сказала Джинни. — А тем временем мужчины в другом замке веселились с распутницами и пожирали громадные куски мяса.

Я рассмеялась.

— Можно подумать, ты совсем не любишь мужчин.

— Ну, они бывают полезны.

— Да уж, — сказала Полина.

Мы путешествовали в долине Луары, земле замков. Я раньше здесь не была, но Полина и Джинни знали, где нужно остановиться, какие рестораны посетить и что в них заказать. В Туре мы брали рубленую свинину, мясо вепря, перепелов и телячьи котлеты, спаржу и грибы, таявшие на языке, и семь сортов козьего сыра. Всюду мы пили местные вина, а по ночам сладко спали в лучших гостиницах. Сначала мне было не по себе, что всюду расплачивались девушки, но они на этом настаивали, утверждая, что я их гостья и само путешествие выдумано, чтобы меня развлечь.

Обычно Эрнест был категорически против подобной благотворительности, но, когда Полина и Джинни вскоре после нашего возвращения в апреле в Париж предложили эту поездку по Луаре, он удивил меня, посоветовав принять приглашение.

— Мари Кокотт будет приходить каждый день и кормить нас, — сказал он. — Роман закончен. Я обязуюсь возить мистера Бамби на велосипеде в парк, где он подолгу будет сладко спать на солнышке. У нас сложится отличная команда, а ты заслужила отдых.

Действительно, заслужила, подумала я. Последние недели в Шрунсе я каждую свободную минуту репетировала концертную программу — в страхе, что не успею как следует подготовиться. О предстоящем концерте мы рассказали всем знакомым, и билеты уже почти разошлись. От одной этой мысли можно было сойти с ума, но я дотошно отрабатывала каждую пьесу, каждый такт, каждый нюанс, веря, что в нужный момент привычка спасет меня, даже если подведет все остальное. Тем временем Эрнест бросил все силы на редактуру романа, проходя по несколько глав в день. Он готовился отправить рукопись Максвеллу Перкинсу.

— Собираюсь посвятить роман мистеру Бамби, — сказал он, — и включить в него комментарий, позволяющий лучше понять содержание.

— Ты серьезно?

— Конечно, нет. Я просто хотел быть ироничным. Скотт говорит: не надо, но мне кажется, это здорово. Бамби узнает, что я хотел сказать на самом деле: никогда не живи, как эти несчастные потерянные дикари.

— Узнает, когда научится читать, — ты это хочешь сказать? — рассмеялась я.

— Да, конечно.

— Нелегко понять, как надо жить, правда? Ему повезло, что ты его отец, когда-нибудь он будет этим гордиться.

— Надеюсь, ты говоришь серьезно.

— Конечно, Тэти. Как еще?

— Потому что не всегда легко понять, как надо жить.

Собирая чемодан в дорогу, я думала, что с удовольствием вернулась к нашей парижской жизни, в которую так хорошо вписывалась Полина. Как только мы приехали, она тут же прибежала на лесопилку и держалась изумительно — смеялась и шутила с нами, называя нас «двумя самыми дорогими человечками».

— А ведь я соскучилась по тебе, Пфайф, — сказала я, нисколько не лукавя.

В начале путешествия сестры были в прекрасном расположении духа. В течение двух дней мы осматривали все замки, отмеченные на карте, и каждый казался нам еще более великолепным и изысканным, чем предыдущий. Но со временем настроение Полины стало меняться.

В Азе-ле-Ридо, крепости из белого камня, словно поднявшейся из окружавшего ее пруда с водяными лилиями, Полина вдруг посмотрела вокруг потемневшими, грустными глазами и сказала:

— Пожалуйста, уйдем отсюда. Не хочу ничего видеть.

— Ты просто проголодалась, дорогая, — постаралась успокоить ее Джинни. — После осмотра сразу пообедаем.

— Говорят, там необыкновенно хороши персидские ковры, — сказала я, глядя в путеводитель, переданный мне Полиной.

— Да заткнись ты, Хэдли.

— Полина! — осадила сестру Джинни.

Казалось, саму Полину шокировали сказанные ею слова, и она быстро пошла к машине. Что касается меня, я испытала такую острую боль, что кровь отхлынула от моего лица.

— Пожалуйста, не обращай на нее внимания, — просила Джинни. — Думаю, она плохо спала. Она от этого всегда нервничает.

— В чем, собственно, дело? Она не хочет путешествовать со мной?

— Не глупи. Ведь это была ее идея. Просто дай ей время, и она вернется.

Почти час мы с Джинни гуляли в парке вокруг замка, а когда вернулись к машине, Полина уже опустошила больше полбутылки белого вина, которое охлаждалось на льду в багажнике.

— Прости меня, Хэдли, пожалуйста. Я такая дура.

— Ничего. Со всеми бывает, — сказала я.

Но в тот день она слишком много пила и, казалось, еле сдерживала взрывные эмоции под вежливой маской, и это не было связано с тем, что мы ели, видели или делали. Или с тем, что говорила я или кто-нибудь другой.

Под вечер мы остановились и пошли погулять по саду Вилландри у Луары. Сад был само совершенство. Он состоял из трех уровней: первый, в окружении цветущих лип, находился на прибрежном плато; остальные располагались симметричными террасами — по ним вились тропинки, выложенные розовыми камешками. Там был сад трав, музыкальный сад, а еще один назывался Садом любви — по нему Полина шла особенно медленно. Наконец она остановилась у зарослей малинового амаранта и вдруг разрыдалась.

— Успокойся, дорогая, — говорила Джинни. — Ну, улыбнись.

— Не знаю, что на меня нашло. — Полина утерла глаза отутюженным носовым платком, но слезы продолжали литься. — Простите, — сказала она, однако слезы душили ее, и она побежала от нас, спотыкаясь в дорогих туфлях на розовых камешках.

37

Когда он встречал Пфайф на улице в ее красивом пальто, она была, как всегда, свежа и полна жизни. Если он заговаривал с ней, она склоняла голову набок, прищуривалась и слушала. Слушая, она отдавалась этому процессу всей душой, и когда говорила — тоже. Если она говорила о его работе, у него создавалось впечатление, что она понимает, чего он добивается и почему это важно для него. Ему нравилось это общение, но он ничего не собирался развивать. Однажды вечером она засиделась на лесопилке дольше обычного. Хэдли, у которой болело горло, легла спать, а они сидели и беседовали. Наконец подошло время проводить ее до такси, но такси не было. На улицах — ни души; загадочно улыбнувшись друг другу, они прошли несколько кварталов, хотя ночь была холодная. На одном углу она повернула к нему лицо, освещенное желтоватым газовым светом, и сказала: