Иосиф Ликстанов - Зелен камень

• Название: Зелен камень
• Автор: Иосиф Ликстанов
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1949

Рисунок на переплете, форзац и заставки: Ю. Рейнера

Рисунки: Б. Винокурова

---

— Ты вот что, лесной отец… Ты человек сознательный, партийный, значит ты должен против этих фантазий воевать, а не то что…

Егор Трофимович, невероятно громоздкий в брезентовом дождевике и высоких резиновых сапогах, промолчал, упрямые глаза совсем ушли под лоб; каменное упорство было во всей осанке этого чернобородого человека.

— Похоже, что все вахтеры ума лишилися! — всердцах продолжал Самотесов. — Только его и видят, только он в глазах и стоит. Ну, как его мог Косиков видеть, посуди!

— Вот как я тебя вижу, так и он начальника видел, — прогудел Пантелеев. — Идет Косиков с обхода по тротуару новому… К лесу подошел и назад свернул к колодцу. Подходит к колодцу, глядит — а уже тебе и горит. Тут горит и там, где стройдетали сложены, полыхает. Я туда бегу, вижу — Косиков стреляет, кричит, а он к лесу бежит. Я его, конечно, издали видел, а Косиков вот как руку эту… — И Пантелеев потряс растопыренной пятерней перед глазами.

— Тут ты и открыл обстрел?

— Ясно, по положению.

— И не попал?

— Значит, не попал. Человек — не зверь, трудно в человека попасть. Сам понимаешь, Никита Федорович.

— Да почему вы с Косиковым думаете, что это был Павел Петрович? — вскипел Самотесов. — Ведь он от вас уходил, вы его со спины видели, да еще ночью.

— А уж светло от огнища стало, — объяснил Пантелеев. — По обличью фигуры и опознали. И бушлат его и картуз…

Открыв платяной шкаф, Самотесов выбросил на табуретку бушлат Павла Петровича, кожаный картуз, выставил из-под койки его рабочие сапоги.

— Вот и все «обличье фигуры», — сказал он. — Павел Петрович в Горнозаводск свой черный костюм, пальто и кепку надел, а рабочую одежду здесь оставил. Выходит так: вы в человека стреляете, а он в это время в Горнозаводск едет. Вчера с ним управляющий по телефону при мне говорил.

Это было убедительно. Смущенно улыбнувшись, Пантелеев крякнул и запустил пальцы в бороду.

— Действительно… — прогудел он.

— Вот я и прошу, товарищ Пантелеев, не позволяй вахтерам панику среди горняков распускать, — серьезно проговорил Самотесов. — Все мы видели, как Павел Петрович на шахте работал. Ночей не спал, в ствол лез на опасность людей спасать. Скобу из болота таскал — простудился. Будто не знаешь ты этого!

— Как не знать, Никита Федорович! — вдруг сердечно воскликнул Пантелеев. — Такого начальника любой шахте дай да подай. Так ведь хорошее снизу лежит, а плохое сверху торчит. Я им так, а они этак. Вот новый разговор нынче пошел, что Павел Петрович своему отцу наследник. На виду, мол, робит, а коли что — пакостит. Тактика у него такая — советскую власть в шахту не пускать. Металл-то уралит для пятилетки нужен. Вот, мол, и не пускает.

Некоторое время Самотесов смотрел на вахтера; тот молча ждал ответа.

— Этот разговор я знаю, — хмуро сказал Никита Федорович, — слышал в прокуратуре. И пустой это разговор! Письмо такое насчет наследства и к Федосееву пришло, только неизвестно, кто его написал. Подпись не поставлена, и доказательств нет. Понятно? Федосеев говорит, что несут на парня чепуху всякую, а сами в кусты прячутся. Почему? Потому что доказать не могут…

— А несут-то зачем?

— Есть, значит, такие, кому смута нужна.

— А я так думаю, Никита Федорович, что без дыму костра не разложишь. Где дым, там и огонь. Ты парторг, я тебя уважаю, только и ты, будь добр, не окажись прост. Наше дело партийное: человеку верь, а сам прост не будь. Вот я как понимаю, по-стариковски.

— Это ты правильно, по-партийному понимаешь.

— Вот и ладно! — Пантелеев встал, пожелал Самотесову: — Приятно кушать! — и вышел.

Скучно, тяжело было Никите Федоровичу. Яичница осталась нетронутой. Это блюдо Самотесову удавалось превосходно, и Павел его очень любил. Так вот яичница, может быть лучшая из лучших, сиротливо остывала на сковородке. Потом началась суета. Завмаг, только что доставивший товары из города, забежал в землянку сообщить, что на Первой гати встретил Павла Петровича и вид его произвел на завмага тяжелое впечатление. Корелюк, зашедший в землянку вслед за завмагом, добавил, что женщины видели Павла Петровича, когда он пересек площадку жилищного строительства, и что, по словам Зарембы, Павел Петрович уехал с попутной грузовой машиной в Горнозаводск.

— Да почему же он ко мне не зашел? — удивился Самотесов. — Что такое? Зачем ему в Горнозаводск?

Он приказал заложить лошадь и отправился в трест, побывал у Федосеева и узнал, что разговора о поездке Павла Петровича в Горнозаводск не было, что Павел Петрович мог предпринять эту поездку только в бреду.

— Говорят, Павел снят с работы! — вместо приветствия воскликнул расстроенный, растерявшийся Абасин, когда к нему завернул Самотесов. — Что это валится на парня, почему? И каждый день все новое, новое… Кто послал ему телеграмму? Куда он девался?.. Как в Горнозаводск?! Зачем в Горнозаводск?!

— Ничего не понятно… Насчет приказа я не слыхал. Чудно! Ну вот что: Федосеев будет в Горнозаводск звонить, а если я о Павле Петровиче узнаю, к вам человека пришлю.

Озабоченный, немного растерявшийся, отправился Никита Федорович на шахту. Дорога была пустынной. Уже свернув к шахте, он нагнал путника в рваном брезентовом дождевике, в опорках и с трудом узнал человека, которого мельком видел в Конской Голове.

Самотесов придержал лошадь, Осип подошел к нему.

— От Павла Петровича, — просипел галечник.

— Где он? — вскинулся Самотесов.

Пока Осип Романович рассказывал, как Павел Петрович явился в Конскую Голову, как пошел к Роману и вернулся, по-видимому, ни с чем, как забрался в пустующую Егорову избу, что стоит рядом с избой Романа, и повалился на лавку, — Самотесов думал, глядя мимо Осипа: «Чего это он в трущобу забился? Нехорошо!»

— Павел Петрович тебя послал ко мне? — спросил Самотесов. — Что велел сказать?

— Чтоб не тревожились, значит, и в контору чтоб сообщили товарищу Федосееву… Велели сказать, что в Конской Голове будут, пока не оклемаются. А на шахту не хотят. Кажут: я, мол, уж не начальник.

— Заедем на шахту, возьмем что требуется и в Конскую Голову, — решил Самотесов. — Садись, орел!

«Орел» взгромоздился на сиденье экипажика, уверенный, что его дело выиграно. Осип переживал тяжелый кризис. Этот кризис был вызван тем, что надежды на таинственную «бумагу» с «планом», которая якобы — объявилась у кладоискателя Байнова, провалилась, так как бумаги попросту не оказалось. Новые ботинки Осипа были пропиты, а после пиршества кладоискателей началась запойная крайность. Только поэтому Осип Романович, вопреки своей лени и непогоде, взялся сбегать на Клятую шахту.

4

Открыв глаза, Павел увидел, что на столе горит свеча, услышал потрескивание огня; его одежда сушилась на гвозде. Ленушка, сидя за столом, что-то ела, а Никита Федорович возился у печи.

— Зачем вы шахту бросили? — спросил Павел неприветливо.

— И дворец же вы себе выбрали, Павел Петрович! — усмехнулся Самотесов, не обратив внимания на его слова. — Видел я в Вене дворец Марии-Терезы, ну точь-в-точь…

— Нет, зачем вы шахту бросили? — повторил Павел. — Нельзя бросать шахту… Известны уже причины пожара? Поджог?

— Вернее всего — поджог. Косиков и Пантелеев на том стоят, что опять видели «обличье фигуры», на вас похожее. Они стрельбу подняли, да впустую — ушел.

— Езжайте на шахту! За внимание благодарю, но сейчас вам нельзя отлучаться с шахты, особенно на ночь глядя. Это «обличье фигуры», чего доброго, и до копра доберется, на ветер пустит… Поднимите всех, кого можно, на охрану шахты, комсомольцев в первую очередь. Лично проверьте противопожарные средства. Как только приедете на шахту, пошлите нарочного к Федосееву сказать, где я. Абасина тревожить не надо — обойдусь без врача. Вещи мои завтра пришлите, бритву, костюм. — Он обеспокоенно вернулся к шахтным делам: — Как подвигается расчистка ствола? Я уверен, что мы с часу на час кончим разборку подорванной части и дело пойдет быстрее. Это было бы хорошо: настроение на шахте сразу поднимется. Но сейчас будьте особенно осторожны: можно предполагать, что взрыв был устроен в зоне плывунов. Не допускайте на углубке ствола риска. Сейчас держите на этой работе самых опытных, осмотрительных проходчиков.

— Чудно!.. — отметил Самотесов, накладывая разогретую яичницу на тарелочку.

— Что «чудно»?

— Сами же сказали Осипу, что вы уже не начальник шахты, и Абасин говорит, что вы будто с работы сняты. А Федосеев — молчок. Как понять прикажете?

— Я начальник шахты, но вы не опровергайте слухов о моем снятии. Вот и все, что я могу сказать.

— Чудно!.. — повторил крайне заинтересованный Самотесов. — А пока вот что: не нравится мне ваш дворец. От шахты далеко, сыро, ветер из угла в угол гуляет… — Он водрузил тарелочку с яичницей перед Павлом. — Нынче вас на шахту не повезу, дождь еще, застудить боюсь, а уж завтра утром…