Оскар Курганов - Тайна песчинки

• Название: Тайна песчинки
• Автор: Оскар Курганов
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Техническая литература
• Год: 1965

Эта повесть посвящена многотрудному пути эстонского инженера, ученого, лауреата Ленинской премии Иоханнеса Хинта и его товарищей, чьи исследования привели к открытию нового искусственного строительного камня — силикальцита. Это поучительная и не менее увлекательная история, в которой величие души и одержимость сталкивались с косностью и трусостью, а живость ума и изобретательность таланта вступали в извечную борьбу с равнодушием и ограниченностью. Это история со своими отступниками и героями, со своими поражениями и победами.

---

— Все-таки попробуем, — настаивал Белкин.

Вскоре он сообщил, что идея крупного механизированного силикальцитного завода находит самую горячую поддержку. Дело в том, что Белкин сооружал дома на всей линии железной дороги от Ленинграда до Москвы. Белкин доказал, что если будут использованы песок, известь, которыми так богаты эти места, то железнодорожные дома будут дешевыми и сооружаться они будут с необычайной быстротой. Он добился поездки в Таллин всех, кто имел отношение к разработке и утверждению проекта нового завода. И в то время, когда Долгин и его помощники как будто торжествовали победу, в тиши маленького барака в Лодейном Поле рождался проект большого силикальцитного завода.

Глава двадцать третья

Уже действует сорок силикальцитных заводов. На сорока технологических линиях обычный песок и обычная известь попадают в простейшую машину — дезинтегратор: песчинки в ней разбиваются, «обнажаются», приобретают новую силу; комовая известь размалывается, и песчинки, смешиваясь с известковой пылью и водой, мчатся в формы будущих стен, перегородок, лестниц, балконов, перекрытий — словом, самых различных деталей домов. Потом формы с силикальцитной массой отправляются в печь, автоклав, и через восемь часов дом, правда, еще в разобранном виде, готов. Сорок заводов — больших и малых, кустарных и механизированных — на самых различных параллелях нашего государства. На Кольском полуострове и в Голодной степи, в бухте Находка, на Дальнем Востоке и в Ленинграде, в Караганде и Лодейном Поле, в Горьком и Риге…

В комнате Хинта на стене висит большая карта, она напоминает фронтовую карту крупного войскового штаба. Флажки, ромбы, треугольники, квадраты. Красные, синие, зеленые. Условные обозначения мощности заводов, их механизации, возможностей.

На всех флажках и знаках только одна буква «С» — силикальцит. Идет наступление — новые знаки с буквой «С» появляются на новых широтах, новые победы отмечаются на «штабной» карте.

— Как возникли эти заводы? Кто их проектировал, кто сооружал, откуда, наконец, появились деньги, машины, энергия? — спрашиваю я у Хинта.

Он подходит к карте, долго смотрит на красные линии, пересекающие ее, — маршруты поездок Хинта и его помощников — и коротко отвечает:

— Есть такая сила — человеческая инициатива. Не слышали?

— Конечно, но говорят, что у этой силы есть своя тайна, как у песчинки.

— Да, есть, — соглашается Хинт и продолжает в том же шутливом тоне: — Теперь у нас уже проникли в атомное ядро инициативы, возникла цепная реакция. Говорят, что она передается, эта цепная реакция, от сердца к сердцу. Может быть, и так. Я же считаю, что она передается от ума к уму и тщательно обходит всех дураков. Вот этот атом инициативы попал к умным людям, и они уже создали сорок силикальцитных заводов. Как будто все ясно?

— Нет, не все. Не так-то просто, даже умному человеку, соорудить завод, — возвращаю я Хинта на землю.

— В том-то и дело, — вскакивает Хинт. — Если умные люди  возьмутся, начнут действовать, деньги всегда найдутся.

Представьте себе — в городе тысячи людей мечтают о квартирах, жилищная нужда не дает покоя городскому Совету. Деньги есть, но нет строительных конструкций. Кирпич? Его теперь не очень рекомендуют, да и где его столько наберешь? Ведь строить надо много и быстро. Железобетон? Нет цемента. Во всяком случае, его не хватает всегда, хоть по цементу мы уже опередили Америку. Велика, необычайно велика потребность.

Что делать? В это время появляется статья — в Таллине какой-то чудак инженер делает прочные конструкции из песка и извести. Не хуже, а порой и лучше бетонных, но без цемента.

Сперва запрашивали меня — слышали, читали, — верно ли? Не выдумка ли? Не шутка ли?

Были недели, когда я с утра до вечера отвечал на такие запросы.

Потом появились просьбы: нельзя ли прислать чертежи? Или приехать? Иногда за просьбами следовали деньги: на проезд, суточные, даже на такси — от аэродрома до городского Совета. И, если я не приезжал, присылали в Таллин делегата, инженера. В конце концов, дезинтегратор можно изготовить в любых, даже кустарных условиях. Все приезжавшие в Таллин на опытный завод завершали путешествие по технологическому процессу одной и той же фразой: «Удивительно просто». Вот в этой простоте все дело. А когда появились силикальцитные дома, агитировать уже не надо было. Мы не успевали копировать чертежи. Иные приезжали и сами садились за копировку.

Вот она — инициатива! Что им до моих споров с Крутом, до предательства Янеса, до всего того, что изрекает Долгин. Им нужны дома — абстрактные споры их не интересуют.

Теперь вы понимаете, что дело не в деньгах и не в планах. Если, конечно, речь идет об умных людях. Вот, скажем, Средняя Азия. Пригласили нас в Голодную степь. Там лёсс. Очень умный организатор, опытный строитель Саркисов спрашивает, пригоден ли он для силикальцита. Мы проверили, убедились, что пригоден. Так в Голодной степи появились силикальцитные домики. И тем, кто в них живет, тоже нет дела до позиции Долгина, до соображений его помощников.

Правда, всё это «силикальцитное движение» не всегда поддерживалось официальным научным центром в Москве, каким тогда была Академия строительства и архитектуры СССР. Но в ту пору творческая инициатива советских людей уже начала получать горячую поддержку, люди почувствовали новый прилив сил и новые возможности, и они порою уже не считались с «монополией» научных авторитетов, если они мешали делу.

И все-таки эти самые научные боги не складывали оружие, а, наоборот, предпринимали все новые и новые атаки на силикальцит.

И, пожалуй, одна из самых яростных схваток с ними произошла в Ленинграде, в инженерно-строительном институте, куда Хинт приехал для защиты докторской диссертации.

Хинт не случайно избрал именно этот город и этот институт. Ленинград с его передовой культурой и прогрессивной инженерной мыслью, с его смелыми техническими поисками и открытиями был для Хинта символом отзывчивости, сердечности и радушия. Именно здесь, вблизи Кировского завода, возник маленький — чуть ли не один из первых — силикальцитный завод. Именно здесь собрали первые жилые кварталы из силикальцитных блоков. К тому же он хотел, чтобы его докторская диссертация была обсуждена и оценена с полной объективностью. А для этого надо было избежать того накала страстей, который мог бы возникнуть в каком-нибудь эстонском или московском институте.

И вот Хинт и Хелью Александровна приехали в Ленинград, прошли по шумным улицам и тихим набережным. И сразу же все их волнения как будто исчезли. Они показались им такими маленькими, ничтожными, малозначащими. Вечные и прекрасные ценности лежали перед ними во всем своем величии. Суровые камни веков напоминали им о поколениях, вложивших в этот бессмертный город свой труд, свою отвагу, свой пот и свою кровь, свои муки и свою славу, свой разум и свою победу. Хинт как бы терялся в этом бесконечном океане времени и труда.

И уже без волнения он вступил вместе с Хелью Александровной в многолюдную, заполненную от края до края аудиторию института.

Хинта проводили в первый ряд, и председатель ученого совета сразу же предоставил слово ученому секретарю.

Хинт услышал названия родных деревень на острове Саарема; памятные и близкие его сердцу даты — получения дипломов инженера и кандидата наук; втиснутые в холодные и равнодушные слова анкеты тяжкие периоды своей жизни.

Потом наступила тишина и какой-то очень знакомый голос спросил:

— Меня интересует — почему соискатель попал в немецкий концентрационный лагерь и как ему удалось оттуда бежать?

Хинт поднял голову, он не сразу догадался, что речь идет о нем — слово «соискатель» еще казалось непривычным. Но в этот момент он увидел в президиуме человека, который интересовался его персоной. Это был Николай Петрович Жамов, известный ученый, друг Долгина и в делах силикальцитных его полный единомышленник. Хинт сразу догадался, что Жамов представляет здесь не только себя, но и Долгина, и поэтому раздраженно ответил:

— Если бы мне не удалось бежать, то вряд ли я стоял бы теперь перед вами со своей диссертацией. Может быть, кого-нибудь это и устроило бы, но…

— Нас интересует факт, а не ваши размышления о нем, — перебил его Жамов. — Скажите нам, пожалуйста, кто помог вам бежать? Вам, одному? Что это за чудо?

— Я бежал не один, — ответил Хинт.

Он помолчал, чтобы успокоиться. Его огорчал и провокационный допрос Жамова, и то, что ему не удалось сдержать себя. Правда, он не ожидал, что защита научной диссертации начнется с разговора о фашистском лагере и его побеге. Что ж, он готов рассказывать об этом час, два, три… Он начал искать в зале Хелыо Александровну или Ванаселья — по их лицам он хотел понять, что же здесь происходит?