Ким Сен - В водовороте века. Мемуары. Том 3

• Название: В водовороте века. Мемуары. Том 3
• Автор: Ким Сен
• Издательство: Издательство литературы на иностранных языках
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Мемуары Великого Вождя товарища Ким Ир Сена «В водовороте века».

Они охватывают период деятельности Ким Ир Сена с 1912 по 1945 год, и считаются неоконченными.

Лично Ким Ир Сеном написаны тома с 1-го по 6-й, а остальные два составлены на основе черновиков, найденных после смерти и записей его разговоров.

ИЗДАТЕЛЬСТВО ЛИТЕРАТУРЫ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

КОРЕЯ, ПХЕНЬЯН

1993

---

Достаточно будет взглянуть на боевой девиз наших воинов: «Партия решит — мы сделаем!», чтобы понять их взгляды на демократию. Чтобы представить себе суть единства командиров и подчиненных, проявляемого среди наших воинов, достаточно будет узнать лишь о героической смерти Героя КНДР Ким Гван Чхора[4]и Героя КНДР Хан Ен Чхора[5], которые спасли многих боевых друзей ценой собственной жизни.

Давно уже преодолена ультрадемократия в армии, но по сей день не теряет своего значения вопрос о борьбе против этого идеологического течения. Мы защищаем демократию, но выступаем против крайней демократии, настаиваем на равноправии, но считаем недопустимым чрезмерное равенство. Ибо как крайняя демократия, так и крайнее равенство служат лазейкой для проникновения в нашу среду ревизионизма.

На земном шаре немало таких людей, которые всячески пытаются заразить социализм нашего образца вредным болезнетворным микробом ревизионизма. Но наш народ и наша Народная Армия ни в коем случае не допускают проникновение ревизионизма в наш государственный организм. Мы не хотим, чтобы наша партия превратилась в клуб или базар вследствие крайней демократии. Призывают нас к стойкости пережитые горькие испытания периода антияпонской войны, навязанные нам ультрадемократией в армии, а также уроки стран Восточной

5. Мацуньская операция

В том году осенью в партизанском районе вспыхнула «жаркая» эпидемия. Симптомы — лихорадка, высокая температура, появление на коже красных пятен. Заразная болезнь с поразительной быстротой охватила все ущелье Сяованцина. И меня надолго приковала она к постели в Шилипине. Позже выяснилось, что это был брюшной тиф.

Новое поколение наших дней не имеет даже представления об этой коварной болезни. Оно живет, что называется, в стерильных условиях на земле, где давно исчезли многие инфекционные заболевания.

Однако 60 лет тому назад, когда мы в горах вели вооруженную борьбу, население опорной партизанской базы ужасно страдало от инфекционных заболеваний. В не так уж большом ущелье в тесноте и скученности обитало много тысяч местных жителей. Поэтому гуляли там всякие известные и неизвестные заболевания. А тут еще карательные отряды противника чуть ли не ежедневно совершали налеты на населенные пункты, поднимали пальбу, учиняли резню, преследуя жителей, укрывшихся в горах. При всем желании люди не могли улучшить санитарные условия, которые были очень скверными, и не могли принять меры для предотвращения болезней. Когда где-либо вспыхивала инфекционная болезнь, санитары натягивали перед плетеной калиткой соломенные веревки, а то и просто на стене дома делали крупную надпись: «Вход воспрещен, инфекционная болезнь!» Вот так и была наша борьба.

Враги подняли на ноги многие тысячи штыков, намереваясь стеретьс лица земли нашу опорную базу. Чуть ли не каждый день нам приходилось вести смертельные бои. К тому же нас косила инфекционная болезнь. Значит, наступили для нас суровейшие испытания. Да и моя болезнь многое значила для наших товарищей из числа руководства, которые, мертвенно бледные, стали беспокоиться о судьбе партизанского района.

Чтобы охранять меня и ухаживать за больным, они прикрепили ко мне комвзвода Ким Тхэк Гына и его супругу, а также около взвода бойцов. Все они никуда не отлучались, охраняя Шилипин. Даже когда другие отряды уходили в бой, «мой взвод» оставался на месте. Ким Тхэк Гын и его жена раньше жили в Северной Маньчжурии, в Ехэ. Потом они, движимые желанием включиться в революционную борьбу в Восточной Маньчжурии, через Мулин прибыли в Ванцин. Кроме них, в Шилипин была послана Чвэ Гым Сук — член Ванцинского укома партии по женским вопросам. Партийная организация возложила на нее ответственность за уход за больным командиром.

Вначале меня поместили в верхней комнате дома местной хозяйки по имени Чхун Чжа. Ее муж Ким Гвон Ир вначале работал секретарем участкового комитета, а затем стал секретарем укома партии.

При очередном налете врага на партизанский район Ким Тхэк Гын утащил меня в горное ущелье, где мы и скрывались. Когда усиливалась карательная операция противника, они переносили меня вверх по речке в еще более укромное, скрытое густыми зарослями местечко ущелья Шилипина. И вот там, куда не ступала вражеская нога, под нависшими скалами оборудовали небольшой шалаш — временное убежище. Оттуда можно было подниматься вверх только с помощью веревки. Там с помощью трех «лекарей» я и ожидал своего выздоровления.

Что ж, они были спасителями моей жизни в полном смысле этого слова, помогли мне выкарабкаться из цепких объятий смерти. До сих пор не могу никого из них забыть. Если бы не было их сердечного ко мне отношения, я не вышел бы живым из богом забытого ущелья Шилипина.

Болезнь моя протекала настолько остро, приступы были так сильны, что я не раз терял сознание. Каждый раз, когда я впадал в забытье, они со слезами на глазах твердили: «Очнитесь, ради бога! Что же нам делать, если вам так плохо?»

Когда Ким Тхэк Гын уходил за продовольствием — его заменяла Чвэ Гым Сук. Она, поддерживая меня под руку, уводила из шалаша, подыскивая еще более глухое безопасное место. Не будет преувеличением, если скажу, что своим спасением я обязан этой заботливой женщине.

Еще и раньше, когда я только прибыл в Ванцин, она во многом помогала мне. Когда я вернулся в Мацунь из походов в Южную и Северную Маньчжурию, она работала членом 2-го участкового комитета по женским вопросам в Даванцине. В то время делами Общества женщин уезда ведала Ли Син Гын. Чвэ Гым Сук приходила к ней по делам. Я часто видел ее в доме старика Ли Чхи Бэка. Обе эти женщины дружили, как родные сестры.

Ли Син Гын не скупилась на похвалы — мол, подруга Чвэ удивительно быстро пишет. Вначале я пропускал это мимо ушей. Думал: «Женщина есть женщина. Разве она может быстро писать?» Но когда заглянул однажды в протокол собрания, составленный ею, то просто ахнул: все было записано, слово в слово, не было ни сокращений, ни пропусков. Говорят, что скорописью владеют стенографисты наших дней, но я еще не видел человека, который в умении так быстро и четко вести записи мог равняться с Чвэ Гым Сук. За одну ночь она исправно протоколировала собрание, где мы обсуждали различные вопросы. Поэтому всегда, когда проводились важные собрания, мы поручали ей вести записи.

У нее было как бы мужское, открытое сердце и добрый характер. Вместе с тем ее отличали твердое убеждение и революционная принципиальность. Эта женщина готова была выполнить любое, самое трудное задание. Даже, как у нас образно говорят, могла бы плыть в лодке на песке. Я не раз направлял ее с заданиями в районы, контролируемые врагом. И там она безупречно выполняла все поручения.

Чвэ Гым Сук проявляла ко мне искренние чувства, зная, что я лишился родителей. Она любила меня как родного младшего брата, а я называл ее старшей сестрой.

Возвращался с поля боя — она первой приходила ко мне и потихоньку вкладывала в руку какую-либо очень нужную мне вещь, которую заранее готовила для меня. Порой она подгоняла мне одежду, даже вязала шерстяное белье.

Если она долго не появлялась в Лишугоу, я сам отправлялся к ней. Мы очень близко дружили, словно родные сестра и брат. А во время встреч часто шутили и смеялись. Как почти все уроженцы провинции Хамген, она тоже называла старика и старуху «абэ» и «амэ». Так и звала: «абэ из онсонского дома», «амэ из мусанского дома», «ачжэ из хвэренского дома» и так далее. Лексикон звучал своеобразно, а сама интонация была интересной. И когда, копируя ее манеры, произношение, я слишком уж откровенно подшучивал над ней, она ничуть не обижалась, а только ласково улыбалась. Да, она была очень велико душной. Не отзывалась только на одну шутку-это когда кто-либо называл ее «красавицей».

Как только я произносил слово «красавица», Чвэ буквально вспыхивала — считала, что ее дразнит, и барабанила кулаком меня по спине. Это вызывало у меня интерес, и я несколько раз повторилсвоюшутку, явно видя ее растерянность. Прямо скажу, она не являлась чарующей красавицей, но все-таки выглядела очень милой женщиной.

В моих глазах женщины партизанского района, такие, как Чвэ Гым Сук, представлялись гораздо красивее и благороднее, чем городские манерные барышни и строгие дамы. Мне думалось, что на всем белом свете нет женщин более красивых, чем женщины партизанского участка.

Да, им, пожалуй, никогда в жизни не довелось пудриться, они жили в нелегких уело виях, прокопченные дымом и гарью. Но ни одна из них никогда не ворчала, не сетовала на свою судьбу. Все жили революцией. И в этом я видел их высшую красоту. Именно это я, может быть, имел в виду, называя Чвэ Гым Сук красавицей. В то время я ничего не жалел, лишь бы женщины опорной партизанской базы чувствовали себя счастливыми,