Кристина Хуцишвили - DEVIANT

• Название: DEVIANT
• Автор: Кристина Хуцишвили
• Жанр: Русское современное

В погоне за успехом он постоянно откладывал «жизнь» на завтра. Но оказалось, что его мир хрупок, как карточный домик, и судьбы не будет.

Сегодня – ты лидер, завтра – они просто не поздороваются с тобой за руку. Ведь болезнь не входит в число понятий, которые обсуждаются на коктейле по случаю очередной сделки.

DEVIANT – история блестящих молодых людей.

Классическая тема лишнего человека, гордыни и очищения – в современном исполнении и антураже нового капитализма, кризиса финансов и ценностей.

---

– Ну да. Но просто… Это его надо знать, он всем открывает двери, уступает дорогу пешеходам… Георгий – он такой, и манеры соответствующие. Ни о чем это на самом деле не говорит. Хотя нет. На самом деле говорит – о плохом. Он очень отдалился, он не мой.

– Может, поговоришь с ним? Вы вместе жить не собираетесь еще?

– Не знаю, мы про это не разговариваем. Мы вообще мало разговариваем. Если честно…

– А он точно больше ни с кем не встречается?

– Не знаю, нет, наверное. Не знаю. Это так просто не понять. Думаю, нет. Он знает, что если я узнаю, он меня уже не вернет. Мне кажется, не станет рисковать. Просто есть ощущение, что у него изменились планы. Очень большие амбиции. У меня они тоже немаленькие, но сейчас все это как-то не так. Раньше все было одно на двоих, а сейчас, мне кажется, у него появились планы. Его планы, в которые я не вхожу.

– Едва ли не самую сокровенную идею древнекитайской философии являет собой теория о взаимном отклике неба и человека – буквально «чувство-отклик», то есть взаимный отклик, или резонанс. Китайцы считают, что мир устроен по принципу идентичности, что сходные предметы резонируют, и подобное откликается подобному.

– Слышишь, что он говорит?

– Что?

– Отклик, он у нас был. Мы всегда были разные, но отклик был. А сейчас я вообще ничего не вижу, не могу понять по глазам, по выражению лица. Он холодный, неживой. Как будто я что-то сделала, а он принимает, молчит, но простить не может. А я ничего не сделала. Может, его кто-то даже настраивает против меня… Не понимаю… Сложно все.

– Понятно… Точнее, понятно, что ничего не понятно!

– Для китайца каждый момент времени имеет вполне доступные восприятию образы – цвет, звук, запах, направление в пространстве, свое время – расцвета и упадка.

Метаморфоза: явление первое

Ты слышишь, они ходят? Плотные шаги с равномерно поданным звуком, повторяющимся через одинаковые промежутки времени. Клац-клац-клац . Металлический звук, дающийся в наказание. Слишком много мыслей в голове, слишком много обрывочных сюжетов, кем-то сказанных фраз. К чему они? Непрерывно что-то происходит. Мне кажется, эти оборванные фразы высвобождаются и освобождают. Переходят в область реального. Вот они – видимые – посмотрите, посмотрите. Ходят они. Равномерный стук. Гул. И какой-то клац-клац-клац. Вот так, наверное, и приводят в исполнение наказания.

Глухой звук. Ты никогда больше не будешь чувствовать себя одиноким. Они не ходят беззвучно. Они издают одни и те же повторяющиеся звуки. Равномерные шаги, гул, клац-клац-клац. На что похож этот последний звук? Зажигалка, это как будто щелкаешь зажигалкой. Клац, клац, клац. Ты никогда больше не будешь чувствовать себя одиноким. Они тебя не оставят. Так исполняются наказания. Так теряется чувство времени и любые размерности. Так избавляют от одиночества. Вот так это происходит. Стоит на это посмотреть. Мне довелось…

Стоп. Все равно они не додумали. Я нашел просчет. Здесь можно, да, все-таки можно определить размерность. Шаги повторяются через определенный промежуток времени. Проходит сколько-то секунд. Если считать шаги, можно почувствовать размерность. Можно уцепиться за миг, достать до звезд. Ты не одинок. Это не чистилище, это всего лишь – каким же термином обозначить? – а, вот – изоляция.

Когда-то я слышал, что в Петербурге, в одном из музеев хранится эталон метра. Глядя на него, ты всегда сможешь понять: вот он какой – метр. Им можно измерить все. И время тоже – оно измеримо, за него можно цепляться.

И здесь – в изоляции – хотя и нет времени, но оно все-таки обозримо, оно не течет сквозь пальцы. Вот оно – клац-клац-клац , ты можешь считать. И ты никогда не сойдешь с ума.

Почему раньше, почему раньше – там – мы не цеплялись за время? Надо было его измерять – каждый момент. Следить. Систематизировать. Чтобы оно не проходило мимо. Надо было считать шаги.

Почему я здесь? Не помню… И все время мысли в голове, много отрывочных мыслей… Еще диалоги, они прокручиваются, иногда несколько параллельно. Я не могу нажать на стоп. Эти мысли, эти диалоги выматывают, я не властен – они прокручиваются сами по себе, не я автор сценария. Но они всё крутятся и крутятся в моей голове, вытесняя друг друга, не оставляя меня одного ни на минуту. Они не дают уснуть и отдохнуть. Ничего нельзя сделать. Хочется выйти на мороз, чтобы прочистить голову, иначе они не уйдут. Не оставят в покое.

Но мне некуда выйти. А теперь еще капанье. Что-то капает. Звук какой-то… жирный. Жирные капли. Тяжело ударяются, глухо. Время становится многомерным. Разноплановым. Такая система координат, в которой много осей, при этом каждая из них – время – в своем проявлении. Где я нахожусь? В точке (0,0…0)? Как я пришел сюда? Ноль означает начало отсчета, я помню, я куда-то шел, на счету было много, я шел долго – там не может быть ноль. Значит, я сделал круг? Я пришел в (0,0…0)?

Как меня зовут? Я сделал круг – наверное? Зачем я потерял столько времени? Зачем я здесь? Совсем один… В изоляции… Зачем я здесь? Это наказание. Дисквалификация. Я ошибся, я совершил полный круг, вернулся в отправную точку (0,0…0). Это было бездарно. Невнятно и некрасиво. А может, я шел прямо, а потом почему-то не заметил, что дорога ведет в обратную сторону. Я устал уходить в обратную сторону, даже не заметив. И теперь я в (0,0…0). Совсем один.

Что-то отчаянно капает. Диалоги прокручиваются в голове. Здесь не холодно, но как-то зыбко. Меня не оставляют в покое. Это наказание. Ты в изоляции, но ты никогда не будешь один.

Кто-то идет.* * *

12 января 2008 года

Господи, пожалуйста, помоги мне. Верни мне его, я Тебя очень прошу. И ничего мне больше не нужно. Пожалуйста, сделай так, чтобы он вернулся. Я буду любить его, мне ничего больше не будет нужно и никогда его ни в чем не упрекну.

Господи, это будет наш с Тобой секрет.

Прости меня, Господи, за гордыню и самолюбие. Помоги мне. Верни его – и больше ничего не нужно.

И пусть все будут здоровы, все-все.

Аминь.

Снег хрустящий, плотный, основательный. Такой, что можно положиться – настоящий. Не как в Москве, снежная жижа.

– Пойдем еще там свечку поставим, где Юля ставила.

– Пойдем.

– Красиво очень, правда. Но столько людей! Откуда они все взялись? Удивительно!

– Да она ведь известная икона, чудотворная. Люди много говорят, одни говорят, а другие идут вот, в зимние праздники.

– Такие разные люди… стоят, один за другим. Каждый про свое просит. Я слышала разговор…

Да, так как-то – люди… Каждый ценен сам по себе. У каждого свое. Я учусь любить людей, самых разных. За многими угадывается необыкновенная история. Я теперь меньше боюсь смотреть в глаза. Помнится, в детстве любила Бунина, «Чистый понедельник». Но лучше воспринимала «Легкое дыхание». В «Чистом понедельнике» никогда не могла понять, почему она ушла. И сейчас не поняла бы – нельзя бежать, мы ответственны за все наши страхи, слабости перед влюбленным сердцем. Она видела в любви, наверное, что-то сатанинское – я не понимаю почему. Думаю, просто боялась. Когда мы отдаем ключи от самого дорогого нашим страхам, все потеряно. Нельзя бояться. Мне тоже нельзя бояться.

Снег хрустит. Мне кажется, что очень легко не просить, не снисходить до веры сейчас, в наше время. До просьбы, мольбы… или просить прощения. Это все сложно – с нашей гордыней, при этих атрибутах, статусах, деньгах. В нашем возрасте, в молодости вообще… а в сытой молодости тем более. Это даже… как бы сказать… удобно. Удобно не быть пошлым. Не быть слабым.

Удобно быть бессмертным. Неудобно сомневаться.

Быть сомневающимся – жалко.

Верить – это же как-то не модно, старо, это слабость и уже не наукой объясняется – в науке-то мы сегодня не особенно сильны. Просто свобода, просто гордость – свобода в своей гордыне. Католицизм или буддизм, тот вообще страшно интересен, но у них – даже не потому, что «Сиддхартху» читали, а просто – дань моде. Значительная реплика в разговоре. А у других красная ниточка на руке – не более чем аксессуар, земное подражание звездам.

Католичество в этом контексте не остромодно, но уже как минимум век универсальная материя, и выбор здесь осмыслен. Католичество, оно же исторически активно, католики кроили мир. Больше личности, больше свободы, больше «я».

Но вера напоказ – равно что и не вера вовсе. А страшно ведь не верить совсем ни во что, даже в себя.

Или мы больше ничего не боимся? И креста на нас нет, даже фигурально… А снег, он такой хрупкий, такой настоящий, хрустит под ногами.

А страшно ведь не верить совсем ни во что, даже в себя. * * *

Когда Маше исполнилось двадцать, она поняла, что в этих отношениях все будет не так просто. Но как это возможно – расстаться? В этих зеленых глазах больше не будет читаться желание? Как странно.

А может, ну ее, гордость и самолюбие? Оставить в прошлом, стать обыкновенной влюбленной девушкой, которых тысячи и они прекрасны. И пусть все идет к черту – ее учеба, работа part time, ее эгоистические интересы и привязанности. Для любви ведь можно всем этим поступиться без сожалений, не так ли?