Иван Василенко - Часы Мериме

• Название: Часы Мериме
• Автор: Иван Василенко
• Издательство: Трудрезервиздат
• Жанр: Детектив
• Год: 1957

Повесть о находчивом студенте Якове Копнигора, его друзьях и легковерной тетушке.

Пожилая собирательница раритетов становится объектом аферы шайки торговцев поддельным антиквариатом. Старушке пытаются продать часы Мериме — якобы те самые, что пропали у писателя во время ссоры Хосе и Кармен…

---

— Вперед!.. На старт!.. — орал я всякую чепуху.

— Брррому!.. — кувыркнулся попугай.

— Да тише вы!.. — замахала на нас руками тетушка, с испугом оглянувшись на окно. — А вдруг кто подслушивает!..

Отпустила меня она только после того, как я пообещал перебраться из общежития к ней во флигелек, в маленькую комнатушку, смежную с гостиной. Правда, она и раньше предлагала это, но мне не хотелось уходить от ребят.

— Хорошо, — сказал я, — сегодня же перетащу сюда свой чемодан и буду сторожить вашу облигацию, пока не найдем ей надежного места.

Первая неудача

Я, конечно, знаю, что никакого рока не существует. Рок выдумали древние греки и Софокл. Есть просто неблагоприятное стечение обстоятельств. Жаль только, что обстоятельства эти сошлись над моей рыжей головой. Ох, что это был за день! Но расскажу по порядку.

Выхожу я из института и направляюсь на улицу Чехова, во флигелек. Чудесный день ранней осени. Солнце уже не печет, а ласково пригревает. В прозрачном воздухе плавают серебряные нити паутины. Под ногами, на асфальте, — перистая тень от акаций, а на самой акации, то здесь, то там, белеют душистые гроздья. Да, да! Белые гроздья! Ведь осенью акация цветет вторично. Иду и мурлычу песню. И вдруг останавливаюсь, будто громом пораженный… (Нет, сравнение неточное и трафаретное). И вдруг останавливаюсь, ошарашенно тараща глаза. (Неблагозвучно, да уж ладно!) Навстречу мне в костюме цвета морской волны, с веточкой белой акации в темных волосах, с маленьким чемоданчиком в руке идет… Да, да, сами Дина!..

— Ты?! — вскрикиваю я. — Здесь?! В Таганроге?!

А она, как ни в чем не бывало, спокойно отвечает:

— Что же в этом удивительного? Вот привезла Геннадию пирожки. Я позвонила ему с вокзала, он ждет меня. Это в каком направлении? Я правильно иду? Ну, как живешь?

Я взял у нее чемодан и зашагал рядом.

— Как живу? Превосходно!.. Здесь столько интересного!.. Например, Щербина… — говорил я в замешательстве.

— Какая щербина? — не поняла Дина.

— Не «какая», а «какой». Поэт древнегреческий… То есть поэт, писавший стихи о древней Греции. Он тут родился лет полтораста назад. Тетя Наташа влюблена в него…

— Как, он еще жив? — удивилась Дина.

— Нет, кажется, умер, но для тети Наташи он будет жить вечно. Да разве только Щербина! Тут такие события! Например, царь умер. Не в каждом городе умирают цари…

Дина искоса на меня посмотрела и сказала:

— Очень интересный город!

Но тут я опомнился и принялся рассказывать о нашем посещении «Красного котельщика».

— Ну, завод! Ну, продукция! Каждый котел высокого давления обеспечивает сто тысяч киловатт-часов. Шесть таких котлов — и вот тебе по мощности весь Днепрогэс. Такую продукцию не положишь в чемодан, как пирожки. В собранном виде один котел выше тринадцатиэтажного дома. Ты думаешь, это предел? Как бы не так! Они сейчас работают над котлом сверхвысокого давления!

Рассказывая, я повернул в переулок налево. Ничего не подозревая, Дина последовала за мной, и через некоторое время мы оказались перед входом на Каменную лестницу, на площадке со старинными солнечными часами. Перед нами развернулся блекло-голубой залив в рамке красноватых берегов.

— Куда мы пришли? — остановилась Дина. — Разве общежитие здесь?

— В противоположной стороне, — оказал я. — Но разве ты не хочешь спуститься к морю?

Дина заколебалась:

— Но ведь меня Геннадий ждет.

— Подождет, — беспечно оказал я, беря ее под руку.

Покатавшись на лодке часа два, мы снова поднялись наверх, и я привел Дину в парк.

— Разве общежитие здесь? — спросила она.

— Общежитие в другом конце города, но ты же должна посмотреть, какой у нас замечательный парк.

Мы гуляли по тенистым аллеям, взлетали вверх на «ракете», катались на разрисованных лодочках-качелях, хохотали в «комнате смеха», а под конец провальсировали на танцплощадке, причем я ни на минуту не выпускал из руки Динин чемодан.

— А теперь пойдем, я покажу тебе наш приморский бульвар, — сказал я.

— Но ведь Геннадий ждет, — слабо возразила она.

— Ничего, подождет. К тому же это почти по пути.

Когда мы подходили к монументу основателя Таганрога Петра Первого, который величественно стоит посредине Приморского бульвара, луна уже поднялась и протянула по воде свой бриллиантовый шлейф (кажется, вычурно, да уж ладно).

Мы сели на скамью, у самого обрыва, и заглянули вниз. Там, за темными портовыми амбарами-громадами, бесконечной сине-свинцовой пеленой расстилалось море. Волн мы отсюда не видели, но их однообразный ровный рокот не смолкал ни на минуту. Я рассказывал Дине о тете Наташе и ее мечте. Рассказывая, я смотрел в побледневшее под лунным светом лицо девушки, в ее глаза, казавшиеся теперь особенно глубокими, и все ближе склонял голову к ее плечу, пока щеки моей не коснулся завиток ее волос.

Но тут Дина вдруг вскочила и, сказав: «Но меня ведь Геннадий ждет!», быстро пошла прочь от скамьи. Я догнал ее, и мы зашагали темными немощеными улочками к четырехэтажному зданию общежития, светящемуся множеством окон.

— Так что же представляет собой твоя тетушка? — спросила Дина.

— Как тебе сказать? — ответил я. — Подчиняясь притяжению двух сил — мещанского прошлого и социалистического будущего, — она заметно колеблется: эмоциональное начало тянет к прошлому, интеллектуальное — к будущему.

— Что, что? — спросила Дина, подозрительно вглядываясь в меня. — Это твои слова?

— Н-н… не совсем, — замялся я. — В основном это, конечно, слова Горького, но чуть-чуть есть и моего…

— Яшка!.. — возмущенно топнула Дина босоножкой. — Опять сод-рал?! Безобразие! Как тебе не… — И вдруг, прервав себя, опросила: — А чемодан где?

— Чемодан?! — схватился я за голову. — Там, на бульваре… на скамейке…

— Растяпа! — с презрением сказала Дина. — Плагиатор и растяпа!..

Круто повернувшись, она побежала к воротам общежития.

А я, спотыкаясь о кочки, бросился обратно на бульвар, но никакого чемодана на скамье уже не было.

Презирая себя всем своим существом, вздыхая и поскребывая затылок, я выбрался на Чеховскую улицу и побрел к тетушкиному флигельку.

Серый старик

Я уже подходил к калитке, когда меня кто-то окликнул:

— Простите, вы, кажется, племянник Натальи Сергеевны?

Я обернулся. Ко мне подходил сухонький маленький старичок в сером пальто и серой шляпе. Лицо пергаментное, жесткие щеточки усов и мохнатые брови — тоже серые.

— А вы откуда знаете мою тетю? — насторожился я.

— Наталью Сергеевну? Господи, да кто ж в городе ее не знает! Такая почтенная женщина, наша, можно сказать, гордость. А кроме того, у нас одна страсть — антикварство, собирание редких вещей.

Заметив, что я еще больше насторожился, старичок поспешил меня успокоить:

— Ни-ни-ни!.. Никто, конечно, об этом не знает. Ни одна душа. Так, только общие разговоры. Я вашей тетушке категорически запретил распространяться на эти темы, чтобы не просить, как говорят, огня на соломенную крышу. Да и вам, молодой человек, советовал бы помалкивать… Впрочем, что же это я!.. Комиссаров Леонид Петрович, — протянул он мне руку. — Старый друг покойного супруга вашей тетушки.

— Яков, — назвал я себя.

— Да знаю, знаю! Мне уже говорили о вас. Это очень хорошо, что вы поселились у тетушки. Не так будет одиноко старушке. — Он вынул часы, посмотрел на них и протянул мне. — Не вижу без очков. Часов одиннадцать?

— Половина, — сказал я.

— Рано, — вздохнул он. — Меня бессонница мучает. Возраст, ничего не поделаешь. А не посидеть ли нам часок за кружкой пива? Так и быть расскажу вам одну прелюбопытную историю про вашу тетушку и про себя — мы вместе в эту историю влипли, когда охотились за японской перламутровой шкатулкой.

У меня было мутно на душе, и я тотчас же согласился:

— Пожалуйста, очень рад. Но где?

— Да хотя бы и в «Волне», в той самой «Волне», которую болельщики футбола всегда вспоминают, когда им нравится судья: «Судью — в «Волну». Хе-хе-хе!.. Хорошая штука — футбол! Кровь полирует.

Вскоре мы уже сидели в большом зале со множеством столиков, с эстрадой для музыкантов, с танцующими в проходах парами.

Выбирал старик блюда с большой тщательностью, не спеша и с разными предупреждениями официанту: «Только скажите там, на кухне, чтоб не пережарили». Или: «Да проследите, чтоб масло было прованское, а не подсолнечное». Из напитков заказал водку, коньяк и портвейн. Наливая мне, он говорил: «Следуйте моему примеру: из всех слабых напитков предпочитаю коньячок и столичную сорокаградусную, хе-хе-хе!..»

Я пить не люблю, не умею и не могу понять, что в этом нравится другим, но мне хотелось отвлечься, а старикан так ловко сдабривал каждую рюмку подходящей поговоркой или стишком, что очень скоро все поплыло у меня перед глазами.