Сергей Пушкарев - Россия в XIX веке (1801-1914)

• Название: Россия в XIX веке (1801-1914)
• Автор: Сергей Пушкарев
• Жанр: История

---

{35} Вместе с этой "танцевальной наукой" в армии царила суровая дисциплина и применялись жестокие наказания. За нарушение дисциплины, за неисправность во фронте или в одежде виновных "прогоняли сквозь строй" через 500 или через 1 000 человек, по одному, по два раза, а за серьезные провинности до шести раз. Эта жестокая и отвратительная система наказания состояла в том, что выстроенные в шеренги солдаты должны были играть роль палачей - бить "шпицрутенами" (это были толстые и гибкие прутья) своих "провинившихся" товарищей (Конечно, телесные наказания применялись в то время не только в русской армии, и само немецкое название "шпицрутен" свидетельствует о том, что русские заимствовали этот метод наказания у более цивилизованной Европы.).

В некоторых случаях эти истязания заканчивались смертью "преступников". В октябре 1820 г. (когда Александр был заграницей) произошла знаменитая "семеновская история", которая еще более усилила реакционное настроение Александра: солдаты любимого царем лейб-гвардии Семеновского полка, выведенные из терпения мелочными придирками и жестокими наказаниями недавно назначенного полкового командира полковника Шварца, оказали непослушание начальству и потребовали удаления Шварца; в результате "зачинщики" были подвергнуты жестокому телесному наказанию, а весь личный состав полка офицеры и солдаты были распределены по разным армейским полкам (Семеновский же полк был сформирован наново из офицеров и солдат нескольких гренандерских полков).

Последние годы жизни Александра получили название "аракчеевщины". И современники и историки (разных направлений) согласно рисуют картину всемогущества Аракчеева. В это время, после 1820 года, Александр {36} окончательно отказался от планов сколько-нибудь широких реформ в государственном управлении, и ему нужны были теперь не смелые реформаторы, а преданные слуги, исполнители приказаний и охранители существующего порядка, на которых он мог бы вполне положиться. А таким именно и был Аракчеев, с его административным талантом, с его трудоспособностью, с его личной честностью (он не был казнокрадом, как были весьма многие) и, главное, с его "собачьей преданностью" государю (Вигель называл его "бульдогом", всегда готовым "загрызть" царских недругов).

В эти годы все дела государственного управления, не исключая даже духовных, рассматривались и приготовлялись к докладу в кабинете Аракчеева, - ..."в это время он сделался первым или, лучше сказать, единственным министром" (Шильдер); остальные министры были лишь покорными исполнителями его указаний. Немудрено, что всё преклонялось и трепетало перед суровым временщиком - "передняя временщика сделалась центром, куда с четырех часов утра стекались правители и вельможи государства" (Довнар-Запольский). Университеты и академии избирали Аракчеева своим почетным членом (Нужно, впрочем, заметить, что низкопоклонство в эпоху аракчеевщины всё же далеко не доходило до безграничного раболепства сталинской эпохи, а иногда смелые люди даже публично бросали суровому временщику дерзкие вызовы. Так, в 1820 г. в журнале "Невский зритель" появилось стихотворное послание К. Рылеева "К временщику", которое начиналось довольно выразительными словами:

"Надменный временщик, и подлый и коварный,

Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,

Неистовый тиран родной страны своей,

Взнесенный в важный сан пронырствами злодей!"

По словам современника (Ник. Бестужева), жители Петербурга ожидали гибели "дерзновенного поэта"; однако, "обиженный вельможа постыдился узнать себя в сатире", и смелый поэт остался безнаказанным (как видим, даже у Аракчеева был стыд, а может быть, и некоторые остатки совести, тогда как в эпоху тоталитарных режимов ХХ-го века стыд и совесть были, как известно, признаны "буржуазными предрассудками" и уже никакого влияния на правительственную практику не оказывали).

Другой интересный случай произошел в Петербурге в сентябре 1822 г., в заседании совета имп. Академии Художеств. Президент Академии Оленин предложил Совету избрать почетными членами Академии (или "почетными любителями") гр. Аракчеева, гр. Кочубея и гр. Гурьева; на это вице-президент Академии, действительный статский советник А. Ф. Лабзин (известный масон) "отозвался", что достоинства этих лиц и их заслуги перед искусством ему совершенно неизвестны; смущенные члены Совета объяснили недогадливому вице-президенту, что они "выбирают сих лиц как знатнейших", "и что сии лица близки к особе Государя Императора"; на это Лабзин "отозвался", что в таком случае он, с своей стороны, предлагает в почетные любители государева кучера Илью, который "гораздо ближе к особе Государя Императора нежели названные лица" (нужно иметь ввиду, что при езде в маленьких санках седок находился в непосредственной близости к кучеру). Узнав о "наглом поступке д. с. с. Лабзина", царь сильно рассердился и велел уволить Лабзина от службы и выслать из Петербурга.

{37} Одним из наиболее темных пятен на фоне "аракчеевщины" были пресловутые "военные поселения". Идея этого "чудовищного учреждения" (Вигель) зародилась, по-видимому, в голове Александра, а его "навеки верный друг" Аракчеев с усердием взялся за ее исполнение (он командовал впоследствии "корпусом военных поселений"). В своем первоначальном виде идея военных поселений не была ни "чудовищной", ни жестокой, наоборот, учреждение поселений мотивировалось соображениями гуманности, человеколюбия, желанием, чтобы солдат не отрывался на 25 лет от дома и семьи. Практической же целью военных поселений было уменьшение расходов казны на содержание армии (которая должна была быть переведена как бы на "самоокупаемость").

Воинам-поселенцам был обещан целый ряд льгот и всесторонняя помощь в хозяйстве: "они освобождаются единожды навсегда от всех государственных поборов и от всех земских повинностей"; "содержание их детей и приготовление оных на службу правительство принимает на свое попечение"; инвалидам, вдовам и сиротам будет выдаваться "казенный провиант"; "взамен ветхих {38} строений возведены будут новые домы, удобнейшие к помещению"; "земледельческими орудиями, рабочим и домашним скотом наделены будут все из них, кому подобное пособие окажется необходимым".

Таковы были те радужные перспективы, которые правительство рисовало перед военными поселенцами. Что же получилось на практике? Для организации военных поселений правительство передавало некоторые территории, населенные казенными крестьянами, из гражданского ведомства в военное, и тогда все их трудоспособные жители мужского пола (до 46 лет) превращались в солдат, получали обмундировку и подчинялись военной дисциплине (Мальчики от 6 до 18 лет также получали солдатскую обмундировку и обучались строю.); у семейных солдат-хозяев жили и работали как батраки (за содержание) холостые солдаты. Сельские работы производились командами (в мундирах!) под руководством офицеров, параллельно шла и военная муштровка (конечно, в ущерб сельским работам). Вопреки поговорке "с одного вола двух шкур не дерут", в военных поселениях, как пишет Вигель, "два состояния между собою различные впряжены были под одним ярмом: хлебопашца приневолили взяться за ружье, воина за соху", и "тут бедные поселенцы осуждены были на вечную каторгу"...

"Всё было на немецкий, на прусский манер, всё было счетом, всё на вес и меру. Измученный полевою работой военный поселянин должен был вытягиваться во фронт и маршировать"... (Вигель, V, 120). Материальное положение населения в этих аракчеевских "колхозах" было не так уж плохо: начальство поддерживало в них чистоту и порядок, не допускало никого до состояния нищеты и разорения, помогало в несчастных случаях, но непрерывные труды, тяжелый гнет палочной военной дисциплины и мелочная регламентация всей жизни поселенцев порою становились совершенно невыносимыми, и не раз вспыхивали бунты то в северных, то в южных округах военных поселений; за бунтами следовали жестокие усмирения, а потом наступали снова "тишина и спокойствие".

"Корпус военных поселений" {39} разрастался всё больше и больше и захватывал всё новые и новые территории: "Военные поселения с 1816 года получили быстрое и широкое развитие и в последние годы царствования имп. Александра они включали в себе уже целую треть русской армии. Отдельный корпус военных поселений, составлявший как бы особое военное государство под управлением гр. Аракчеева, в конце 1825 года состоял из 90 батальонов новгородского поселения, 36 батальонов и 249 эскадронов слободско-украинского (харьковского), екатеринославского и херсонского поселений" (Шильдер, IV, 28); кроме того, были две "поселенные" артиллерийские бригады в Могилевской губернии.

Военные поселения были предметом ненависти либеральных кругов русского общества и усиливали недовольство этих кругов Александром. Недовольство это усиливалось и многими другими мероприятиями внутренней и внешней политики: походом Магницкого и Рунича против молодой русской университетской науки и усилением цензурных стеснений (см. гл. 3), политикой Александра в польском и греческом вопросах (см. гл. 4).