П. Хорлоо - Мальчик из Гоби

• Название: Мальчик из Гоби
• Автор: П. Хорлоо
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1979

---

Однажды утром, когда пригнали с ночного лошадей, Сэнгэ поймал недавно объезженного иноходца, подстриг ему гриву и надел новое седло и сбрую.

— Ну, сынок, — торжественно сказал он Буяну, — сегодня поедем.

— Куда?

— В монастырь, к учителю Цоржи. Станешь послушником, будешь читать священные книги.

— Я в монастырь не поеду, — тихо, но твердо сказал Буян. — Я хочу поступить в школу.

— Что ты, опомнись! — вступила в разговор Чимэддолгор. — Ты ведь будешь учеником ламы!

А Сэнгэ, отгоняя дым от трубки, грустно добавил:

— Да, несчастливые мы с тобой, мать. Сколько было детей — все померли. Единственный сын остался. Я все ждал, что он выйдет в люди — станет хувара́ком[30] — и будет у него достойная жизнь в монастыре, будет он вдыхать благовония, слушать звон колокольчиков…

У Буяна от жалости защемило в груди.

— И правда, неудачники мы, — подхватила Чимэддолгор. — Это нам в наказание за грехи в прежней жизни.[31]

Затем она налила Буяну пиалу молока и попросила:

— Поезжай, сынок. Подумай о нас, твоих старых родителях.

Пока Буян пил молоко, она принесла монашеский дэл, шапку, пояс и красную накидку — орхимжу́.[32] «А, ладно, там будет видно…» — подумал Буян и стал одеваться.

— Какой у тебя грязный мешочек от талисмана, — вдруг всплеснула руками Чимэддолгор. — Давай-ка я его поменяю.

Буян вздрогнул — беда, если они опять обнаружат портрет, — но быстро сообразил, что делать.

— Нет-нет, мама! — запротестовал он. — Помнишь, что говорил Цоржи-бакши: «Амулет ни в коем случае нельзя развязывать: в молитвенник грязь попасть не может!»

— И правильно говорил. Где это видано, чтобы в талисман попадала пыль? — возмутился Сэнгэ.

Эта неожиданная поддержка была как нельзя более кстати. Чимэддолгор со смущенным видом принялась оправлять на сыне одежду.

Затем она помогла затянуть пояс и одернула полы дэла, приговаривая:

Пусть в дэле этом счастливым станешь,
Пусть дэл твой милость коню принесет,
Пусть даже овцам в нем радость доставишь,
Пусть будешь богатым, сыночек, в нем!
Пусть знанья получишь ты в этом дэле
И людям те знания передашь!

Потом Чимэддолгор надела на голову Буяна остроконечную шапку и благословила его.

— Да получится из тебя, мальчик мой, хороший лама!

Это благословение не пришлось ему по душе: он предпочел бы надеть скромный коричневый дэл, в котором, как он видел, ходят ученики народной школы; подпоясаться простым кожаным ремнем и отправиться в хошунный центр, а не в монастырь. Буян вспомнил слова доктора Васильева, его улыбающееся широкое лицо, добрые глаза, и у него защемило сердце.

Когда лучи солнца достигли тоно, Сэнгэ зажег перед бурханом сухой можжевельник и свечу и вместе с Буяном вышел из юрты. Они сели на коней и поехали в сторону монастыря. Чимэддолгор покропила им вслед молоком, приговаривая:

— Да станет мой сын образованным человеком!

В просторном храме, уставленном по стенам золочеными статуями Будды и других божеств, ревели трубы, били барабаны, звучал громкий хор читавших молитву лам. Весь этот оглушительный шум выплескивался на улицу монастыря. Стояла теплая, сухая погода, в траве мирно стрекотали кузнечики.

Буян спускался к реке за водой вместе со своим сверстником Дондо́ком, который был в услужении у монастырского лекаря Дашда́мбы и жил по соседству с самим Цоржи-бакши. За спиной у Буяна на длинной веревке висел тяжелый кувшин.

— Ты знаешь, о чем молятся эти ламы? — Буян вопросительно поглядел на Дондока.

За спиной у приятеля тоже болтался огромный кувшин. Рваный тэрлик прикрывал худенькое тело.

— Не знаю, — покачал головой Дондок. — Повторяют друг за другом, а что — кто их разберет!

— Как же ты сам читаешь молитвы на службах?

— Да так. Как другие… Повторяю за ламой, и все.

— А я-то думал, ты грамотный! Ты ведь всегда на молитвах в книги заглядываешь.

— Глядеть-то я гляжу. А вот что там написано — не знаю.

— Ну, значит, здесь жить — попусту время тратить! — Буян остановился, чтобы вытащить из голой пятки занозу.

— Пошли быстрее, а то вон учитель смотрит на нас, — забеспокоился вдруг Дондок.

Буян оглянулся и увидел в конце улицы лекаря Дашдамбу. Обходя грязные лужи, приятели заторопились к реке. Там они наполнили чистой водой кувшины и уселись на берегу минутку передохнуть.

Немного поколебавшись, Буян снял амулет и, вытащив оттуда портрет Ленина, показал Дондоку.

— Знаешь, кто это?

— Не-е-ет, — протянул Дондок, вглядываясь в портрет. — А вообще-то похож на нашего лысого цогчи́н гэсгу́я[33] правда?

— Какой там еще цогчин гэсгуй! Скажешь тоже!

— Тогда кто это?

— Это — великий учитель Ленин! Слыхал?

Дондок покачал головой.

— Слушай, Дондок! — с жаром заговорил Буян. — Этот человек — близкий друг нашего Сухэ-Батора. Большой ученый. Он все знает. Доктор Васильев — помнишь, я рассказывал? — говорил, чтобы я учился у Ленина. Иди, говорит, Буян, в хошунную школу. Обучишься грамоте и поедешь в замечательный город — Москву.

Дондок затаив дыхание слушал Буяна. А Буян хлопнул его по плечу и сказал:

— Давай вместе поступим в школу, а?

— Да ведь меня учитель не пустит, — неуверенно пробормотал Дондок: слишком уж неожиданным было предложение.

— А ты и не спрашивайся! — горячо зашептал Буян. — Убежим — и все тут! Говорят, в школе здорово! Видел школьников?

— Еще бы… — вздохнул Дондок.

— Ну так решено! Убежим вместе, ладно? Захватим еще кого-нибудь из послушников. У тебя есть среди них друзья?

— Есть. Ойдо́в — ученик лово́на, Чойжо́ и Тогми́д — прислуживают унза́д-ламе,[34] и живут они по соседству.

— Отлично! А ты можешь завтра после обеда привести их сюда за водой?

— Могу.

— Значит, встретимся завтра. Только об этом молчок! А то ламы слопают нас с потрохами. И пусть условным сигналом будет для нас имя «Ленин», договорились?

Дондок кивнул, и мальчики, захватив кувшины с водой, разошлись по домам.

Назавтра выдался ясный, безоблачный день. Ровно в полдень, взвалив на спину огромный кувшин, Буян вышел на улицу и направился прямо к воротам дома, где жил лекарь Дашдамба. С минуты на минуту должен был ударить монастырский гонг. У самых ворот Буян остановился, прислушался, а затем громко крикнул: «Ленин!»

Могучее слово — Ленин! Впервые прозвучав в монастырских стенах, оно пронзительным эхом отдалось в ушах ламы, словно хотело разорвать ему барабанные перепонки. Обычно спокойно дремавший даже при резких звуках гонга, Дашдамба на этот раз тотчас проснулся.

— Что это? — вскочил он. — Кто-то кричал? Эй, Дондок, поди-ка сюда!

Но Дондока и след простыл. Вместе с Буяном он уже бежал к реке, громыхая за спиной тяжелым кувшином. На берегу к ним присоединились Тогмид с Ойдовом.

Буян показал ребятам портрет Ленина.

— Посмотрите, какой у него большой лоб, какие добрые, умные глаза, — сказал он. — Ленин — хороший человек. Но чтобы знать, чему он учит, нам всем надо пойти в школу, выучиться грамоте. Разве не так?

Буян вопросительно посмотрел на Ойдова и Тогмида.

— Так! — твердо заявил Ойдов. — Что до меня, я бы пошел в школу.

— А я боюсь, боюсь ламу, — помявшись, сказал Тогмид. — Недавно он знаете как всыпал мне за то, что я со школьниками встречался? До сих пор все болит.

И он принялся наполнять водой свой кувшин.

Буян помог ему вытащить кувшин на берег.

— Послушай, друг, пойдешь с нами, и твой унзад-бакши тебя и пальцем тронуть не сможет.

— Как же, не сможет! Смотри, как он меня отделал!

Тогмид распахнул свой старенький дэл, и ребята увидели множество красных рубцов.

— Очень больно? — спросил Буян.

— Еще бы! Я даже заснуть не могу…

— Пойдем со мной к одному русскому. Он врач, он тебя мигом вылечит.

— Правда?

— Конечно! Он знаешь какой доктор? И еще вот что. Есть одно средство…

— Какое?

— Как только лама вздумает бить тебя, кричи что есть мочи: «Ленин!»

— Что ты! Он тогда совсем разозлится!

— Ну нет! Ламы этого имени ужас как боятся! Крикнешь — он сразу отстанет, вот увидишь!

Дондок с Ойдовом согласно закивали головами, и Тогмид, поразмыслив, решил присоединиться к товарищам — уйти из монастыря и поступить в школу. Уходить решили не мешкая, сегодня ночью.

Лекарь Дашдамба протер свои красные сонные глазки и, окончательно убедившись, что на полу у двери, где обычно спал Дондок, никого нет, стал спешно одеваться. Он уже не сомневался, что проснулся от крика «Ленин!», и это имя вызывало у него злобу и страх. Кое-как накинув орхимжу, Дашдамба заспешил к соседу. Цоржи-лама молился.