Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

• Название: Каин: Антигерой или герой нашего времени?
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: Историческая проза

Вместо аннотации

Историки, краеведы, писатели и журналисты, исследователи эпохи ХYIII столетия дают Ваньке Каину (Ивану Осипову, родившемуся в деревне Иваново (или Ивановке), Ростовского уезда Ярославской губернии) разные оценки: «великий авантюрист», «не коронованный король московского преступного мира», «добрый молодец, защитник простого народа от господ», «удалой атаман волжской вольницы», «легендарная личность, не менее известная, чем, скажем, Стенька Разин, Гришка Отрепьев или Емелька Пугачев», «чуть ли не глава столичного Сыскного приказа», «безнравственный русский гений», и … «самый знаменитый ярославский писатель ХYIII века», так как многие старинные песни, как то «Не шуми мати зеленая дубравушка, «Ах, тошно мне, доброму молодцу, тошнехонько, «Вниз по матушке по Волге» и другие (всего около 54-х) известны в народе под именем Каиновых.

«Его натура ослепительна, а жизнь легендарна. Во второй половине ХYIII — первой половине ХIХ века он имел всероссийскую известность. Главную его книгу прочитала тогда вся Россия. Какая-то важная черта русского характера высказалась в нем с огромной силой. Русский хаос, неистовое, не признающее никакой узды буйство, русский разгул и безудержная исконно-посконная натуралистика русской души… И в то же время Осипов как общественное явление хорошо встает в социальную матрицу. Его можно считать продуктом русской социальной неустроенности перманентного распада органических форм жизни». (Академик академии Русской словесности Е.А. Ермолин)[1].

---

— Я подумаю, Глаша. Всякую рыбу едал, но сома никогда.

— Мясо сома очень вкусное и жирное. А все почему? Кормятся гусями, утками да белугой и севрюгой, кои заходят в озеро весной в половодье. Вот и откармливаются. Озеро у нас крупное, на две версты тянется, рыбам здесь приволье.

— Знатное озеро, тихое, вода теплая, так бы и нырнул.

— Да вы что, Василий Андреевич?! Не вздумайте! — почему-то перепугалась девушка. — Сомы не только утками да рыбой питаются. Они весьма прожорливы. Известны случаи, что крупные сомы хватали и топили купающихся людей. Теперь здесь никто не купается. И вы не будете. Хорошо, Василий Егорович?

Девушка с такой искренней озабоченностью посмотрела на Ивана, что у того и вовсе потеплело на душе. И до чего ж эта Глаша целомудренна и непосредственна. Господи, есть же такие чистые светлые люди, словно небесные ангелы, перед коими не хочется быть плохим, тем более жестоким разбойником. И до чего ж Глаша доверчива! Пошла на взгорье совершенно безбоязненно, с незнакомым человеком, который мог бы над ней надругаться и сбросить с крутояра. В другом случае, наверное, Каин так бы и сделал, если бы подле него оказалась какая-нибудь девка из притона, попавшаяся под горячую руку. Непременно сделал, чтобы полюбоваться, как летит с высоченного взгорья маруха, раздираемая камнями и корягами.

Здесь же он превратился в робкого, застенчивого человека, стесняющегося даже прикоснуться к руке прелестной деревенской девчонки, которая поразила его не красотой (немало было красивых девок у Каина), а именно редчайшей чистотой и неподдельной доверчивостью, когда даже самый закоренелый злодей превращается в добродетельного человека.

— Может, вы расстроились, Василий Егорович? — участливо спросила Глаша. — На Ветлуге можно искупаться, а то и в Нелидовских озерах, кои сообщаются с рекой. Там водица тоже теплая.

— Успокойся, милая Глаша… Ты хотела бы иметь золотые сережки?

— Сережки?.. Золотые? У меня есть сережки от покойной бабушки. Простенькие, в сундуке хранятся. Я их как-то примеряла. Их буду скоро носить, а других не надо.

— А может, суженый подарит. Ведь ты, Глаша, очень красивая невеста.

— Не знаю… О суженом я как-то не думала, да и нет их.

— Разве?

— Одни подрастают, взрослые — на разные промыслы подались, а то и в рекрутчине повинность отбывают.

— Такая красна — девица пропадает.

— Пропадает? Да вы что, Василий Егорович? Мне в нашей деревушке быть отрадно.

Иван несколько секунд любовался лицом девушки, а затем осторожно тронул ее за плечо.

— Пора нам, Глаша. Как ни жаль, но мне надо в Варнавино возвращаться.

Глава 20 Кража

После возвращения из деревни, не узнает братва атамана: будто подменили Каина. Ходит молчаливый, задумчивый, даже в трактире чаркой не увлекается.

Роман Кувай как-то не выдержал и осведомился:

— Чего такой отрешенный, Василь Егорович? Аль затуга, какая навалилась?

Каин тяжелым взглядом посмотрел на Кувая.

— Аль мне и помолчать нельзя, Роман? Хотите, чтобы я горло на вас драл?

— Уж лучше горло дери, Василь Егорович, чем держать рот на замке.

— И впрямь, Роман. Непривычный для нас такой купец-удалец, — поддержал Кувая Легат.

— Отстаньте от меня, господа приказчики!

Каин вышел из трактира и направился к берегу Ветлуги. Господа приказчики пожали плечами. И что с атаманом?

Ивана же одолевали думы. Он сидел на крутояре, рассеянно смотрел на заречные дали, и пребывал в нескончаемых, мучительных раздумьях, кои преследовали его уже не в первый раз, и кои нередко его раздражали. А ведь, казалось, не так уж и давно у него не было никаких противоречивых мыслей. Он был предприимчив, целенаправлен на какой-то смелый разбой, а главное на душе его всегда было легко и приподнято. Каин гордился своими подвигами, ему остро хотелось, чтобы его имя все громче и громче звучало по Руси, в полную силу, и так внушительно, дабы имя его запомнилось на века, как имена Ивана Болотникова и Степана Разина.

И имя его действительно начало широко звучать. Им овладевало сладостное честолюбие. Он, Ванька Каин, столь высоко вознесся, что о нем стали говорить уже во многих городах и весях. Чу, сама царица Елизавета Петровна обеспокоилась разбоями в Москве и на Волге, отдав строжайший приказ прекратить грабежи, а Каина всенепременно изловить и колесовать.

Ха! Коротки оказались руки у сыскных людей. Изворотливости Каина мог позавидовать самый отважный разбойник. Он неизбежно повторит путь Степана Разина, и он уже его начал, выйдя на волжские просторы, дабы затем взойти на богатырский утес Самарской Луки и почувствовать себя царственным орлом. И это бы свершилось, если бы не помешал на полпути слух о Бироне, самом ненавистном человеке народа Российского. И тогда он, Каин, свернул к Ярославлю, чтобы свершить самый великий подвиг. Сорвалось! Он не казнил всенародно Бирона. Это был его первый провал, который заметно надломил его душу.

Каин считал себя крепким человеком, но беседы с бурлаком Земелей, купцом Светешниковым, сирым мужиком Гурейкой стали разъедать его как ржа на железе, вначале не столь видимая, но затем все отчетливей и зримей.

В еще большее смятение он пришел после встречи с Глашей, которая, пожалуй, больше всего встревожило его сердце. Чистейшая душа без всяких назидательных бесед открыла перед ним совершенно иной мир, где ни разбою, ни беспощадному сердцу нет места.

Нет места…И он, поддавшись трогательному обаянию девушки, всего на каких-то два часа оставался совершенно другим человеком, боясь вспугнуть божественное создание, находящегося подле него.

А когда он возвращался в Варнавино, душа его мучительно застонала. Зачем и для кого вся эта чистота? Он даже рядом не может быть с таким лучезарным существом. Ведь он — разбойник, злодей, много пограбивший и много проливший крови. Разбойник! Земеля-то прав: он никогда не сравнится с Разиным. Тот хоть и нападал на купеческие суда, грабил и убивал, но потом он стал собирать войско, чтобы заступиться за бесправный народ, и добиться его лучшей доли. Огромная разница.

За Каином же, зная его злодейский нрав, народ не пойдет, не возьмется за топоры и дубины. Его имя будет связано неодолимыми цепями лишь с одним именем — р а з б о й н и к, и от этого звания ему уже никогда не уйти. Н и к о г д а! Хотя к грабежам его уже не тянет.

Каин более пристально всмотрелся в заветлужские леса и вдруг его осенила неожиданная мысль: «А не уйти ли, взяв икону, в самую глухомань, срубить там избушку и жить отшельником. Грехов у него много, но, как говорила мать, Бог милостив. Если усердно молиться, с чистым сердцем покаяться, может, Господь и снимет его смертные грехи. А что? В лесу он не пропадет, здоровьем Бог не обидел, без пищи не останется, коль ружье с припасом прихватить.

И мысль Ивана оказалась настолько заманчивой, что он поднялся и зашагал в Гостиный двор, чтобы попрощаться с братвой и назначить Кувая атаманом.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Братва вернулась откуда-то лишь поздно ночью, а утром Каин услышал из своей комнаты несусветный гам. Хорошо еще, что кроме братвы в Гостином дворе никого не было. Брань шла в коридоре — отборная, воровская.

— Замолчать, дурьи башки! — выйдя из своей комнаты, гаркнул Каин. — Отчего гвалт?

— У Легата калиту[148] украли, Василь Егорович, — сказал Кувай.

— Каким образом, если он ее всегда при себе держит?

— Днем — при себе, а ночью, как и все — под подушкой. Утром встал, а ремень с калитой как черти унесли.

— Кто еще в гостинице живет?

— Да почитай, никого. Жил тут один старичок-приказчик, так он еще вчера съехал.

Каин внимательно оглядел окна комнаты, но ничего подозрительного не заметил. Осталось осмотреть запор двери, которая закрывалась на ключ.

— А ну глянь, Легат. Видишь царапины?

— Вижу.

— Кто-то поработал из братвы отмычками, вошел в комнату и вытянул у тебя из-под подушки калиту.

Братва почему-то уставилась на Ваську Зуба, который отменно работал орудиями взлома.

— Чего зенки вытаращили? — ощерился Зуб. — Я — честный вор. Скажи, Каин!

Иван посмотрел на Зуба долгим пронизывающим взглядом, и тот не выдержал прохватывающего взора атамана и вильнул белесыми глазами.

— То, что ты воровать умеешь, Васька, полагаю, никто спорить не будет, а вот то, что ты жаден до денег и что душонка у тебя с гнильцой, думаю, никто прекословить не будет.

— Никогда жлобом не был. Зачем пургу гонишь, Каин?

— А то и гоню, что только ты, Васька, мог пойти на пакостное дело.

Зубу аж зубами заскрипел.

— Меня, честного вора, за жабры брать? Не подходил я к внутряку![149] Всю ночь непробудным сном спал.

Васька перешел на истошный запальчивый крик.