Ирина Кнорринг - После всего: Стихи 1920-1942 гг.

• Название: После всего: Стихи 1920-1942 гг.
• Автор: Ирина Кнорринг
• Издательство: Вариант
• Жанр: Поэзия
• Год: 1993
• ISBN: 5-86020-054-4

В сборник вошли избранные стихи одной из ярких представительниц русского литературного зарубежья поэтессы Ирины Кнорринг (1906–1943). Глубоко личное содержание ее лирики, пронизанной тоской по Родине и мотивами безрадостной эмигрантской жизни, найдут отклик у истинных ценителей поэзии.

Примечание: наиболее представительное издание стихотворений Ирины Кнорринг на данный момент. Литературное же наследие ее составляет шесть машинописных тетрадей.

---

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

«Как он спокоен, говорит и шутит…»

Как он спокоен, говорит и шутит,
Бессмысленный убийца без вины,
Он, оглушенный грохотом орудий,
Случайное чудовище войны.

Как дерзок он, как рассуждает ловко,
Не знающий ни ласки, ни любви.
А ведь плеча касался ствол винтовки
И руки перепачканы в крови.

О, этот смелый взгляд непониманья
И молодой, задорно-дерзкий смех!
Как будто убивать по приказанью
Не преступленье, не позор, не грех!

1924

«В глухой горячке святотатства…»

В глухой горячке святотатства,
Ломая зданья многих лет,
Там растоптали в грязь завет.
Свободы, равенства и братства

Но там восстанет человек,
Восстанет он для жизни новой,
И прозвучит толпе калек
Еще не сказанное Слово.

И он зажжет у алтаря
Огонь дрожащими руками.
И вспыхнет новая заря,
Как неоплеванное знамя.

8 — V — 1924

«Я девочкой уехала оттуда…»

Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

Анна Ахматова

Я девочкой уехала оттуда,
Нас жадно взяли трюмы корабля.
И мы ушли — предатели, Иуды,
И прокляла нас темная земля.

Мы здесь все те же, свято чтим обряды,
Бал задаем шестого ноября.
Перед постом — блины, по праздникам — парады,
За родину, за веру, за царя.

И, пьяные от слов и жадные без меры,
Мы потеряли счет тоскливых лет,
Где ни царя, ни родины, ни веры.
Ни даже смысла в этой жизни нет.

Еще звенят беспомощные речи,
Блестят пол солнцем Африки штыки,
Как будто бы под марш походный легче
Рассеять боль непрошенной тоски.

Мы верим, ничего не замечая,
В свои мечты. И если я вернусь
Опять туда — не прежняя, чужая, —
И снова к темной двери постучусь,

О, сколько их, разбитых, опаленных,
Мне бросят горький и жестокий взгляд, —
За много лет, бесцельно проведенных,
За жалкие беспомощные стоны,

За шепоты у маленькой иконы,
За тонкие, блестящие погоны,
За яркие цветы на пестрых склонах,
За белые дороги, за Сфаят!

И больно вспоминая марш победный,
Я поклонюсь вчерашнему врагу,
И если он мне бросит грошик медный —
Я этот грош до гроба сберегу.

7 — V — 1924

«У богомольных есть красная лампадка…»

У богомольных есть красная лампадка,
В углу притаились образа Пречистой.
Дрожа горит огонек лучистый.
Придут из церкви — распивают чай.

У домовитых тоже все в порядке.
На окнах — белые занавески,
В вазочках цветы, и ветер резкий
Их касается невзначай.

У вечно-мудрых есть страшные загадки,
Есть толстые книги и мудрые фразы.
У вечно-дерзких есть восторг экстаза,
Заменяющий светлый рай.

У меня нет красной лампадки,
У меня нет белой занавески,
Нет писаний мудрых и веских,
А комната у меня — сарай.

У меня есть синяя тетрадка,
У меня есть белые книги,
У меня зато есть пестрые миги
И неистовый месяц — май.

17-V-24

«Станет больно — не заплачу…»

Станет больно — не заплачу,
Станет грустно — не вздохну.
Мне ли не найти удачу,
Не найти свою весну!

Или плох мой пестрый жребий,
В омут кинувший меня?
Или виден в темном небе
Отблеск прожитого дня?

Сердце не устанет биться,
В нем звучит, звучит струна.
Я на белые страницы
Нанизала имена.

С каждым именем — начало
Новых дней и новых гроз.
Много плакала ночами,
А теперь — не стало слез.

Мне ль не встретится удача?
Дни звенят, как связка бус.
Станет больно — не заплачу,
Станет грустно — улыбнусь.

1924

«Я верю в Россию. Пройдут года…»

Я верю в Россию. Пройдут года,
Быть может, совсем немного,
И я, озираясь, вернусь туда
Далекой, ночной дорогой.

Я верю в Россию. Там жизнь идет,
Там бьются скрытые силы.
А здесь у нас темных дней хоровод,
Влекущий запах могилы.

Я верю в Россию. Не нам, не нам
Готовить ей дни иные.
Ведь все, что вершится, так только там,
В далекой Святой России.

5 — V — 1924

Бедуинка

Как будто на пестрой картинке
Далеких сказочных стран
Красавицы-бедуинки
Отточенный гибкий стаи.

Из древних легенд и преданий,
Из песен степей и гор
Возникли синие ткани
И пламенный, дикий взор.

Как в статуе древней богини,
В ней дышит величье и мощь.
В ней слышится зной пустыни
И темная, душная ночь.

Над ней — колдовство и обманы,
Дрожанье ночного костра,
И звон, и хохот тимпана
Под темным сводом шатра.

И вся она — сон без названья
У серых стволов маслин,
Глухой Атлантиды преданья,
Лукавый мираж пустынь…

Блестящи на ней браслеты,
И взгляд величав и дик,
Как кованые силуэты
Из ветхозаветных книг.

1924

В Бизерте

Я ехала по пальмовой аллее
На быстром, словно конь, велосипеде.
Мне дул в лицо соленый ветер с моря,
И солнце жгло меня своим лучом.
Там, как всегда, какой-то резвый мальчик
Учился ездить на велосипеде
И падал, не умея руль держать.
И бегала за ним толпа мальчишек,
Его придерживая за седло.
Когда-то по узорной тени листьев
И я здесь также начинала ездить,
Там, где теперь несусь легко и смело,
Одной рукой придерживая руль.
…На пляже вырос длинный ряд кабинок,
Едва шуршало ласковое море,
И раздавались радостные крики,
И громкий смех, и звонкие слова.
Я повернула влево, где дорога
Была покрыта пылью и камнями.
Дома теснились, как грибы. И дети
Играли на пустынной мостовой.
И толстая, босая итальянка
Белья комочек вешала на куст.
Я въехала на ровную дорогу
И быстро заскользила по асфальту.
По улицам я ехала одна.
Лишь в угловых кафе и шумных барах,
На ровном тротуаре, под навесом,
У маленьких столов сидели люди,
Держа бокалы ледяного пива.
Толпа стояла у дверей костела.
Мелькали канотье, пестрели банты,
И голубые шапки офицеров,
И яркие костюмы хрупких женщин,
И белизна открытых рук и плеч.
Я быстро ехала на треугольник,
Где гордо к небу возносились пальмы
И где вокруг извозчики лениво
Под козлами дремали на жаре.
Не встретив там того, кого искала,
Я снова быстро повернула к морю.
Завешаны витрины магазинов,
На тротуарах не было прохожих.
Пыхтя не ползали автомобили,
Навстречу никого не попадалось,
И улицы, напуганные зноем,
Так были странно глухи и пустынны,
Пустынны, как душа моя пустынна,
Способная вместить в себя стихии,
И жгучесть ветра, и дыханье солнца,
И шорох моря, и напевы слов, —
Как та душа, которая преступно
Не сберегла ей данного богатства…

1924

«Догорая, лампады меркли…»

Догорая, лампады меркли,
В темноте уставая мерцать.
Вы вошли в полутемную церковь,
Чтобы шелковым платьем шурать.

Вы вздыхали, и губы шептали
У загадочных строгих икон —
Для того, чтобы все увидали
Ваш красивый земной поклон.

И какая бездна проклятий,
Едкой злобы и гнусных фраз
В этом скромном опущенном взгляде
Ваших светлых мигающих глаз!

Не хочу с вами рядом стоять я.
Ваш изящный покорный вид,
Ваше томно шуршащее платье
Не по-Божьему говорит.
Ваша свечка перед распятьем
Неправдивым огнем горит.

1924. Бизерта

Россия