Галина Кожевникова - Цена ненависти

• Название: Цена ненависти
• Автор: Галина Кожевникова
• Издательство: Информационно–аналитический центр «СОВА»
• Жанр: Политика
• Год: 2005
• ISBN: 5–98418–005–7

Цена ненависти. Национализм в России и противодействие расистским преступлениям: (сб. статей) / сост.: А. Верховский. — М.: Центр «Сова», 2005. — 256 с. (Научное издание)

Предлагаемый вниманию читателей сборник статей посвящен таким актуальным проблемам, как рост национализма, преступления на почве ненависти, противодействие этим явлениям со стороны государства и общества.

В первой части сборника подводятся итоги мониторинга противоправной деятельности национал–радикалов и санкций за эти действия со стороны правоохранительных органов; анализируется эффективность существующего законодательства и предлагаются пути его реформирования.

Статьи второй части сборника посвящены различным идеологическим и организационным аспектам развития современного русского национализма — от маргинальных групп до известных идеологов и крупных организаций.

Сборник составлен и выпущен при поддержке «Национального фонда за демократию».

---

Некоторые позиции в п. 1 ст. 1 Закона относятся к деяниям, безусловно, очень опасным и заслуживающим наименования «экстремизм»: «насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации», «создание незаконных вооруженных формирований», «осуществление террористической деятельности», «осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам» той или иной вражды и ненависти. И практически все это уже есть в УК. Другие, как вышеупомянутые пункты об интолерантности, нуждаются в изменении формулировки, чтобы приблизить ее к близким по сути нормам уголовного права. Правильнее всего, на наш взгляд, было бы воспользоваться действующей формулировкой ст. 282 УК.

Есть в определении экстремизма понятия, близкие к понятиям УК, но не тождественные им. Например, термин «вандализм» в Законе сейчас отсылает, надо полагать, не только к ст. 214 («вандализм»), но также к ст. ст. 243 («уничтожение или повреждение памятников истории и культуры») и 244 («надругательство над телами умерших и местами их захоронения»); и это, видимо, понятно и гражданам, и правоприменителю. Если же мы говорим о «захвате или присвоении властных полномочий», то, очевидно, имеется в виду не ст. 330 («самоуправство»), а только ст. 278 («насильственный захват власти или насильственное удержание власти»). Чтобы устранить двусмысленность (трудно представить, что такое экстремистский, но не насильственный захват власти), достаточно добавить в этот пункт определения слово «насильственный».

Сложнее всего с пунктом «подрыв безопасности Российской Федерации». Подрыв безопасности страны, если он, конечно, реален, является опасным и, следовательно, уголовно наказуемым деянием. Речь может идти о части преступлений, описанных в гл. 29 УК («Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства»), но не обо всех, так как некоторые из них все–таки не могут называться экстремистскими — хотя бы ст. 284 («утрата документов, содержащих государственную тайну»). Если затем исключить статьи, уже соответствующие другим пунктам определения, и статьи, состав которых сам является производным от определения экстремизма, то есть ст. ст. 280, 2821 и 2822, останутся только действия, связанные с нарушением государственной тайны, помощь врагу («государственная измена») и диверсия. Но мы исходим из того, что понятие экстремистской деятельности относится к деятельности внутриполитической, а не к помощи иным государствам, враждебным нашей стране (например, в виде шпионажа), так что остается только диверсионная деятельность, которая вполне возможна из экстремистских, в политологическом смысле слова, побуждений.

На основе проведенного анализа можно предложить следующую модификацию п. 1 ст. 1 Закона (изменения выделены курсивом). Экстремистская деятельность должна определяться как:

«1) деятельность общественных и религиозных объединений, либо иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на:

— создание незаконных вооруженных формирований;

— осуществление террористической и диверсионной деятельности;

— осуществление массовых беспорядков, иных насильственных преступлений и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой–либо социальной группы;

либо действий, сопряженных с насилием или прямой угрозой насилия и направленных на:

— изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;

— захват или присвоение властных полномочий;

либо публичных действий, направленных на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой–либо социальной группе».

Проблематичным представляется п. 2 той же статьи, относящий к экстремистской деятельности использование той или иной символики как таковое. Использование нацистской или иной идеологической символики, конечно, проясняет цели и намерения человека или группы, в некоторых случаях может быть средством совершения преступления по ст. 282 УК, но не может быть преступным само по себе. Хотя бы из–за наличия очевидных исключений: свастика на обложке научной книги о нацизме, в религиозном или художественном орнаменте. Описание исключений утяжеляет закон и вряд ли может быть исчерпывающим.

Правильнее вообще отказаться от п. 2 этой статьи. Конечно, таким образом у правоприменителя будет отобран очень удобный инструмент, зато правоприменителю придется доказывать экстремистскую суть деятельности человека или организации по более серьезным основаниям, и это гораздо полезнее для противодействия идеологии ненависти.

А вот ст. 20.3 («пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики») в КоАП следует оставить. Само использование нацистской символики (а нацистской ее делает не только сам контур свастики, но и контекст применения) запрещено еще законом «Об увековечении Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» от 19 мая 1995 г.

Есть очевидный изъян и в п. 4 определения экстремистской деятельности, где говорится о разных формах содействия таковой. Здесь правильно было бы добавить слово «умышленное», так как очевидно, что не всякое техническое содействие преступной деятельности является виновным.

В определении экстремистских материалов в той же ст. 1 есть явное внутреннее противоречие. Вначале дается общее определение, затем, упреждая судебные решения, даются примеры. Такая конструкция вполне возможна, но тогда примеры должны быть ясными и конкретными. Они и являются таковыми (например, труды нацистских вождей), за исключением фразы: «публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство». Эта фраза не создает конкретного определения, более того, она воспроизводит удаленный ныне фрагмент состава ст. 282 УК, то есть законодатель более не считает это деяние само по себе преступным (хотя оно, бесспорно, предосудительно и может быть частью иного преступного деяния). Поэтому эту фразу следует убрать.

С другой стороны, следует объединить определения экстремистских материалов, данные в ст. 1 и ст. 13 Закона. Проще всего это сделать, перенеся текст п. «а» («официальные материалы запрещенных экстремистских организаций») из ст. 13 в ст. 1.

В целом, запрет распространения экстремистских материалов должен иметь исключения. Иначе возникают нежелательные ситуации, когда признаки экстремизма обнаруживаются в исторических текстах, в том числе весьма распространенных. Да и любые материалы должны иметь хотя бы ограниченное хождение, иначе они становятся в принципе недоступными даже для научного изучения.

Возможно, следует допустить распространение экстремистских материалов в библиотеках или их издание с критическими комментариями. Этот вопрос остается совершенно непроясненным. Требуется изучение зарубежного опыта таких ограниченных запретов.

Нормы, касающиеся организаций и СМИ

При сужении определения экстремистской деятельности до криминальной становится более понятным жесткий механизм ликвидации/закрытия организаций (общественных, религиозных, профсоюзных) и СМИ за такую деятельность.

И все же, по отношению к организациям и СМИ следует исключить сверхжесткий — и ни разу не примененный — механизм, заложенный ст. ст. 7 и 8 Закона. Ведь по смыслу этих статей организация (аналогично и СМИ) «подлежит ликвидации», если не обжаловала вынесенное ей предупреждение в суде или обжаловала его, но проиграла суд. То есть правомерное предупреждение потенциально является не предупреждением, а завуалированным закрытием.

Предложенное выше сужение определения экстремизма в ст. 1 Закона само по себе приводит к тому, что противозаконными для организаций и СМИ становятся только такие виды пропаганды расовой, этнической, религиозной розни и вражды, которые соответствуют формулировке, тождественной ст. 282 УК. Может показаться, что ликвидация организации или закрытие СМИ возможны только в связи с вынесением уголовного приговора за акт такой пропаганды. Между тем до сих пор дело обстоит совсем не так: хотя закрывают организации и СМИ редко, но предупреждения им выносят относительно часто и без всякой связи с уголовными делами. И это правильно: уголовные санкции соответствуют более высокому уровню общественной опасности деяния, чем санкции административные, каковыми и являются предупреждение и даже ликвидация.