Марианна Баконина - Смерть на выбор

• Название: Смерть на выбор
• Автор: Марианна Баконина
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0488-0

Достоверная информация — самый дорогой и порой самый опасный товар. В погоне за сенсацией или в поисках истины герой этой книги — журналисты и репортеры — вторгаются в сферы, где секреты ценятся дороже человеческой жизни. Выбор темы неслучаен для автора, ведь Марианна Баконина — популярная телеведущая петербургского Пятого канала.

На этот раз Марианна Баконина выступает как автор детективов. Вместе с героями «Апокрифического клада» читатель перенесется в знойную среднеазиатскую пустыню, в песках которой сокрыт древний клад — казна некогда влиятельного восточного ордена бекташи. Да и остальные повести, включенные в эту книгу, не оставят читателю возможности скучать.

---

Максим попытался заглянуть в узенькую щелочку и даже разглядел широкий, слегка курносый и чуточку опухший нос, не менее широкий рот и два глаза, прикрытые пышной рыжеватой челкой. Если это и есть искомая дама без определенных занятий, то именовать ее Натальей Сергеевной все равно что делать большой реверанс, облачившись в джинсы.

— Это вы? Я — журналист, мне хотелось бы… — Договорить ему не удалось. Девица — а незнакомка была более девицей, нежели дамой — тут же попыталась захлопнуть дверь. Только не на того напала. Желторотых щелкоперов ловите на подобные приемчики. Максим подготовился заранее — засунул в проем обутую в томсоновский ботинок ногу. Томсон не подкачал.

— Ну зачем вы так, девушка?.. Я со всей душой, а вы членовредительством занимаетесь.

— Слушай, иди к черту со своими мышами! — почти выкрикнула оригиналка за дверью.

Сбить Максима при помощи каких-то мышей — дело безнадежное.

— Послушай, милая, ты лучше впусти меня, ведь не отлипну. — Он решил перейти на родной язык рыжеватой особы. Определить нужную тональность помог запах. От нее за версту припахивало духами «Клима» и вещевым рынком, если не «апрашкой», то СКК или «Звездной». Аромат, в котором смешались относительное преуспеяние и трудовые будни.

Девица почему-то успокоилась. И принялась громыхать замком.

— Да ладно тебе, я че…

— Че, че — ниче, — продолжал самоутверждаться Максим. Хотя особой нужды в том не было. Его уже пропустили сквозь броню входных дверей и даже провели в комнату.

Весьма примечательную, с точки зрения старого обывателя, комнату. Новые обыватели к подобному привыкли.

В жилом помещении мирно уживались: диван, крытый гобеленом, два таких же кресла, телевизор японский на стеклянно-элегантной подставке, стол обеденный, трогательно, по-хозяйственному накрытый клеенкой в яблоках, и мешки-баулы в немыслимом количестве. Мешки-баулы черные, коричневые, красноватые, клеенчатые, два метра в длину, метр в ширину, столько же в высоту. Непременные спутники челноков российских, каковыми по преимуществу являются женщины неопределенного возраста, неопределенной внешности, с дипломом инженера или техника в кармане. (Интересно, станет ли русское слово «челнок» таким же международным, как «спутник» и «балалайка»? И то, и другое, и третье смело можно назвать порождением чисто российского разума и чисто российской души.)

— Я щас, — пробормотала девица по имени Наталья и по фамилии Иванова и оставила Максима наедине с тарой. Он, будучи человеком крепкого, отнюдь не эфемерного сложения, с трудом продрался через товарные завалы и удобно устроился в кресле.

Она вернулась и впрямь «щас», буквально через три минуты. За это время она успела сменить ситцевый халатик без рукавов на спортивный костюм «Адидас». Правда, золотой цепи не было, и Максим вздохнул с облегчением. А то вдруг она оказалась бы каким-нибудь «бойцом-быком». Феминизм в России имеет давние и прочные корни, действовала же рядом с Добрыней Никитичем и Ильей Муромцем Настасья Микулишна. На вид Наталья была хоть и не высокая, но плотненькая, бицепсы репортер со свойственной ему наблюдательностью разглядел, когда она была еще в безрукавном неглиже с цветочками.

— Слушай, Наталья, я вот по какому делу: тебе недели три назад ножичек подкинули…

— Ах это, — шумно выдохнула рыженькая, — я-то думала. На нас вчера налоговая наехала, проблем — во. — Она рубящим движением руки показала, до какого предела, вернее, беспредела дошла окаянная налоговая. — А ты возишься со своим ножичком!

— Он не совсем мой, — вкрадчиво поправил хозяйку журналист. — И все же, что случилось-то?

— А ниче! Приезжаю, — Наталья Иванова наморщила лобик, — когда ж это было? Недели три уже. Из Стамбула. С грузом. Устала как псина.

— И вот ты вернулась…

— Да, мы с ребятами, конечно, намаялись, и так тяжело, потом таможня, доставка, шум, гам…

— И когда ты добралась… — поспешил помочь девице Максим.

— Да, входим, с Гришкой. Он мешок бух к дивану и вдруг как ойкнет. Ну, тут любой бы не сдержался, — она тут же реабилитировала неведомого Гришку, — представляешь — вот здесь, одно за другим — такие темно-бордовые пятна, как кровь. Каплями, каплями… И рядом этот нож. Кривой такой, но убить им вполне можно. — Девица погрузилась в раздумья, вероятно об убийствах.

— И что?

— Что-что, — она и сама не склонна была к излишне долгим рассусоливаниям, — мы с Гришкой так рассудили. Надо в милицию заявить. Вдруг и впрямь кровь. Я-то, ваще, не хотела. Ну их, морока одна. А он говорит: вдруг это конкуренты нас подставляют. Потом заявятся менты с обыском по заяве чьей-нибудь — и пой им, откуда пятна и нож.

— А в милиции?

— Они без интереса отнеслись. Даже не пришли на анализ пятна эти взять. И нож мне отдали. Только заставили написать, что и как. И все. А мне до этого дела нет. Мы отметились, и все.

— Ну а нож где? — не давал ей тянуть резину Максим.

— А я знаю? — Челнок Иванова знала, кому и как отвечать. — Где-то тут сначала валялся. Потом его Гришка друзьям отнес.

— Вот такой нож? — Максим достал из сумки кинжал, позаимствованный у музыканта.

— Он и есть, — немедленно отреагировала девица. — А откуда он у тебя? — Журналист пискнуть не успел, как она выхватила нож. Вот что значит современная челночная закалка. — И кругляшки такие же на ручке. Он самый…

Максим посуровел лицом и отобрал кинжал у распоясавшейся жрицы рынка.

— Это — другой. Просто очень похожий.

— Это точно. — Она нисколько не обиделась. — А откуда он у тебя?

Журналист совершенно не намеревался делиться информацией с кем бы то ни было, тем более с явно настырной, временно не работающей Натальей Ивановой. И поспешил ретироваться.

— Ну ладно, разбирай свой товар. Спасибо за помощь.

Она не спорила, лишь нахально ухмыльнулась и пошлепала к выходу. До замков подлинный рыночник никого не допускает.

Купчинский слесарь работал за точно такой же металлической дверью, что и челнок Иванова. Только замков и цепей класса «Цербер» не было. Действительно — зачем? И какому сумасброду взбрело в голову укреплять металлом вход в слесарную обитель ЖЭКа номер какой-то? Дверь, безусловно, была самой дорогой вещью, имеющейся в этой просторной полупустой комнате. Все остальное — деревянные скамейки, принесенные сюда, когда закрылся жэковский красный уголок, пара поломанных стульев, диван с продранной обшивкой и полки с инструментами — нельзя было считать материальными ценностями в полном смысле этого слова.

Максим поискал звонок, потом постучал в гулкую дверь, потом зашел. Рабочие были на месте. Почему не откликались — непонятно, скорее всего их достали жильцы-жалобщики. Руки у жильцов, как известно, растут не из того места, сделать ни черта не могут — то у них кран течет, то унитаз засорился, и с каждой мелочью к слесарю. А слесарь что, не человек? Ему передохнуть надо, потолковать с коллегами. Именно на толковище, или, на языке церемонном, светскую беседу, и нарвался журналист. Работяги мимоходом ответили на его «здравствуйте» и вернулись к более интересным предметам, каковыми были: грядущее подорожание водки — один из них прочитал об этом в газете «Коммерсант», — качество оного напитка в близлежащих торговых точках и скудость наличных средств, не позволяющая потреблять более качественные напитки.

Максим постоял, вслушиваясь в разговор, больше похожий на спор. Хотя очевидных разногласий не было. Очень похоже на парламент.

— Не, мужики, не может быть, чтоб они перед выборами цены на водку подняли.

— Верно, не может. Однако в «Коммерсанте» этом им видней, они туда ближе.

— А может, поднимут, а потом спустят…

— Или зарплату поднимут, чтоб я, как и раньше, на оклад зарплаты мог сто поллитровок купить. Я двадцать лет работаю. Всегда оно так было, и при Брежневе, и при Андропове, и при Горбачеве. Сто поллитр — и не греши.

— Тогда зачем она дорожает? — Резонный, достойный не только думских прений вопрос заставил присутствующих замолчать. Паузой воспользовался матерый репортер:

— Мужики, а Степан Баканов здесь?

— Здесь, — неохотно откликнулся один из слесарей, — а что надо? — Он мучительно пытался вспомнить, где раньше он видел Максима и какой ремонт сделал у него некачественно.

— Да я из газеты, к нему, — немедленно рассеял сомнения искомого слесаря Максим.

— Из газеты? — В вопросе явно проступал подтекст: какого такого надо человеку из газеты от честного слесаря Баканова?

— Это вы?

— Дык, я… Я… — наконец кивнул мужичок в кепке и с крайне интеллигентным лицом.

— Очень приятно. — Журналист энергично тряхнул протянутую руку. Правильное рукопожатие — основа журналистского преуспеяния. — Я из газеты «Невский голос», вот по какому вопросу. Мы готовим статью насчет странных преступлений, очень серьезная тема. — Чтобы быть понятым, Максим припоминал ранее услышанные здесь обороты и интонации. — И с вами ведь произошла подобная странная история? Правда?