Лейла Мичем - Знак розы

• Название: Знак розы
• Автор: Лейла Мичем
• Издательство: Клуб семейного досуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1458-8

Мэри с детства влюблена в Перси и... хлопковую плантацию. Когда Перси невредимым возвращается с войны и признается девушке в любви, она вдруг оказывается перед выбором: стать королевой хлопка или преданной женой любимого мужчины. Мэри даже в угоду жениху не соглашается пожертвовать делом своей жизни. После очередной ссоры Перси уезжает в Канаду, а девушка понимает, что ждет ребенка. Чтобы скрыть позор, она... выходит замуж за давнего друга. Но любовь продолжает жить, наперекор разлуке, времени и родовому проклятью.

---

Глава 5. История Мэри

Хоубаткер, июнь 1916 года

В похоронной атмосфере адвокатской конторы Эммита Уэйта, на стульях, выстроившихся в ряд у стола, сидела Мэри Толивер, шестнадцати лет от роду, вместе с матерью и братом. Запах кожи, табака и старых книг напомнил ей кабинет отца, теперь запертый, с черной лентой, пересекающей дверь. На глазах у Мэри выступили слезы, и она стиснула кулачки, наклонив голову, пока приступ скорби не миновал. И тут же ощутила, как Майлз ободряюще накрыл ее руку своей. По другую сторону, одетая в черное с ног до головы, с вуалью, закрывающей лицо, Дарла Толивер сочувственно кивнула и с неудовольствием произнесла:

— Положительно, если Эммит не появится сию же минуту, я отправлю Мэри домой. Ей решительно незачем сидеть здесь, ведь она только что похоронила отца. Эммиту прекрасно известно, как близки они были. Не могу понять, что его задержало. Почему мы просто не можем пересказать Мэри содержание завещания, когда она будет готова его выслушать?

— Скорее всего, в таких случаях наследник просто обязан присутствовать, — чопорно ответил Майлз.

Он все чаще прибегал к подобной манере изъясняться с тех пор, как уехал учиться в колледж.

— Вздор, — ответствовала Дарла непривычно резким тоном, каким еще никогда не разговаривала с сыном. — Это Хоубаткер, сынок, а не Принстон.

Мэри вполуха прислушивалась к их диалогу. После смерти отца она настолько отдалилась ото всех, что иногда Майлз с матерью говорили о ней в третьем лице, как об отсутствующей.

Она до сих пор не могла поверить в то, что проснется завтра, и послезавтра, и еще много-много раз потом, а отца уже не будет.

Рак свел его в могилу слишком быстро, чтобы Мэри успела примириться с неизбежностью его смерти. Пять лет назад для нее стала ударом смерть дедушки Томаса, но ведь он дожил до семидесяти девяти лет. А ее отцу исполнился всего пятьдесят один год, он был слишком молод, чтобы потерять то, к чему стремился... Почти всю прошлую ночь Мэри лежала в кровати без сна и думала о том, что будет с ними теперь, когда отца не стало. Как поступить с плантацией? Майлзу она не нужна. Он мечтал о том, чтобы стать профессором и преподавать историю в колледже.

Мать никогда не интересовалась Сомерсетом и не разбиралась в том, как им управлять. Смысл существования Дарлы заключался в том, чтобы быть женой Вернона Толивера и хозяйкой дома на Хьюстон-авеню. Насколько было известно Мэри, мать почти никогда не выезжала за пределы города, туда, где начиналась плантация, тянувшаяся вдоль дороги почти до границы следующего округа. В одной стороне лежал Даллас, в другой - Хьюстон, куда мать любила ездить на поезде за покупками.

Каждый год наступал и заканчивался июнь, но мать так и не увидела полей, покрытых тысячами цветущих коробочек хлопка, и сверкающего половодья красок - от снежно-белого до бледно-красного. И сейчас только Мэри приводил в восторг вид цветов, постепенно сменяющихся к августу твердыми маленькими шариками, которые внезапно - здесь, и там, и дальше до горизонта, в море зелени, насколько хватал глаз - взрывались белыми брызгами. О, как же здорово было наблюдать за этим белоснежным царством, покачиваясь в седле вместе с отцом и дедушкой Томасом, углубляясь все дальше в бескрайние просторы, протянувшиеся от горизонта до горизонта, и знать, что они принадлежат Толиверам!

Тогда для Мэри не существовало большей радости и красоты, а теперь перед ней встала угроза лишиться Сомерсета навсегда. Сегодня утром ей в голову пришла мысль, буквально парализовавшая ее. Предположим, мать продастплантацию! В качестве новой хозяйки Сомерсета Дарла вольна была избавиться от него, и никто не смог бы ей помешать.

Дверь распахнулась. В комнату вошел Эммит Уэйт, поверенный Толиверов, и стал извиняться за то, что заставил их ждать,

И Мэри моментально уловила нечто странное в его манерах, что не имело никакого отношения к задержке. То ли из сострадания к их горю, то ли по какой-то иной причине он избегал смотреть им в глаза. Эммит бестолково суетился и болтал, что было непривычно для всегда молчаливого и весьма сдержанного в движениях мужчины. Что он может им предложить, чай или, скажем, кофе? Он может отправить секретаршу в аптеку и принести Мэри содовой...

—Эммит, ради Бога, — перебила его Дарла, — нам не нужно ничего, кроме того, чтобы ты был краток. Наши нервы на пределе, поэтому мы просим тебя... побыстрее перейти к делу.

Эммит откашлялся, несколько секунд со странным выражением лица смотрел на Дарлу, а затем действительно приступил к делу. В первую очередь он извлек письмо из конверта, лежавшего поверх какого-то документа.

— Это... э-э... письмо Вернона, написанное им незадолго до смерти. Он просил меня прочесть его вам, прежде чем я оглашу содержание завещания.

Глаза Дарлы увлажнились.

— Разумеется, — согласилась она и крепко стиснула руку сына.

Эммит начал:

«Моя любимая супруга и дети.

Я никогда не считал себя трусом, но оказалось, что мне недостает мужества ознакомить вас с моим завещанием, пока я еще жив. Прежде чем вы прочтете его, позвольте уверить вас, что я всем сердцем люблю вас всех и глубоко сожалею о том, что обстоятельства не позволяют мне более справедливо и щедро распорядиться своим имуществом. Дарла, любимая моя супруга, я умоляю тебя понять, почему я сделал то, что сделал. Майлз, сын мой, я не рассчитываю, что ты поймешь, но когда-нибудь твой отпрыск, возможно, будет благодарен мне за то наследство, что я оставляю тебе и доверяю сохранить для потомков.

Мэри, мне бы очень хотелось, чтобы, вознаграждая тебя так, как это сделал я, я не навлек бы на тебя проклятие, нависшее над Толиверами с тех пор, как первая сосна была срублена на склонах Сомерсета. Я оставляю тебе многочисленные и тяжкие обязанности, которые, надеюсь, не помешают твоему счастью.

Ваш любящий муж и отец,

Верной Толивер».

— Как странно, — медленно проговорила Дарла в тишине, нарушаемой лишь шелестом письма, которое Эммит свернул и сунул обратно в конверт. — Как, по-твоему, что имел в виду Верной, говоря о том, чтобы «более справедливо и щедро распорядиться» принадлежащей ему собственностью?

— Кажется, сейчас мы все узнаем, — сказал Майлз, и его лицо стало суровым.

Мэри сидела совершенно неподвижно. Что имел в виду отец, говоря о «многочисленных и тяжких обязанностях»? Связаны ли они с его последними словами, обращенными к ней? «Что бы ты ни делала и чего бы тебе это ни стоило, верни землю обратно, Мэри».

— Мне даны были инструкции ознакомить вас еще с одним обстоятельством, — сказал Эммит, разворачивая очередной документ. Он протянул его Майлзу со словами: — Это ипотечный договор. До того как Верной узнал, что смертельно болен, он взял деньги у «Банка Бостона» под залог Сомерсета. Заемные средства пошли на покрытие долгов, а также на покупку дополнительных участков земли.

Пробежав глазами документ, Майлз поднял голову.

— Я правильно понимаю то, что здесь написано? Десять процентов годовых на десять лет? Да это же сущий грабеж!

— Ты что, с луны свалился, Майлз? — Эммит всплеснул руками. — Здешние фермеры платят в два раза больше, чтобы заполучить привилегию влезть в долги к этим восточным ипотечным брокерам.

Мэри замерла, боясь пошевелиться. Земля заложена... Значит, она больше не принадлежит Толиверам? Теперь девушка понимала, что означала последняя просьба умирающего отца... и всю глубину его отчаяния. Но почему он обратился именно к ней?

А что, если год будет неурожайным? — отрывисто бросил Майлз.

Эммит лишь пожал плечами. Мэри, переводя взгляд с мрачного лица поверенного на раскрасневшееся лицо брата, впервые открыла рот.

— Урожай будетхорошим! — воскликнула она на грани истерики. — И мы не потеряем плантацию. Даже не думай об этом, Майлз!

Майлз с размаху ударил ладонью по ручке кресла.

— Боже всемогущий! О чем только думал папа, покупая землю, когда та, что у нас есть, подвергается опасности? За каким чертом он загнал нас в долги, приобретая машины и оборудование, которое, по его мнению, нам сейчас необходимо? А я-то считал его дальновидным бизнесменом.

— Если бы ты проявлял чуточку больше интереса к его занятиям, ты бы лучше разбирался в том, что он делал, — встала на защиту отца Мэри.

Майлз явно растерялся под напором ее гнева. Они редко спорили, хотя часто расходились во мнениях. Майлз был идеалистом, склонявшимся к теории марксизма. Систему же аренды земли в том виде, в каком она существовала в «хлопковом поясе»[4] он буквально ненавидел, полагая, что она придумана для того, чтобы держать нищего фермера в полной зависимости от плантатора. Отец яростно возражал против взглядов сына, утверждая, что эта система при надлежащем применении освобождает фермера- арендатора, превращая его в независимого собственника. Мэри твердо стояла на стороне отца.