Виктория Токарева - Извинюсь. Не расстреляют (сборник)

• Название: Извинюсь. Не расстреляют (сборник)
• Автор: Виктория Токарева
• Жанр: Русское современное

Писательница, чье имя стало для нескольких поколений читателей своеобразным символом современной «городской прозы». Писательница, герои которой – наши современники. В их судьбах и поступках мы всегда можем угадать – себя.

Произведения Токаревой, яркие, психологически точные и ироничные, многие годы пользуются огромным успехом и по праву считаются классикой отечественной литературы.

---

Однажды в ночном клубе Надька увидела лицо. Это был «юноша бледный со взором горящим». Надька захотела оказаться с ним в медленном танце, лицо в лицо, и его дыхание обвевало бы ее, как морской бриз. Но возле него стояла голубоглазая блондинка. Значит, он любит блондинок.

Надька опечалилась и ушла домой. Не захотела оставаться. Онассис, квартира – это все надстройка. А базис – это любовь. Где ты, любовь?

В фирму обратился богатый предприниматель Одинцов Илья Петрович. Все почему-то называли его Одинец. Кличка заменяла имя и фамилию.

У Одинца уже были три дома: в Петербурге, в Барселоне и на Кипре. Но ему хотелось иметь недвижимость в Москве. Он хотел жить везде – человек мира.

Одинец был красивый, но немножко старый: под шестьдесят. Это пора, когда еще видна былая стать, но возраст уже читается. Одинец любил деньги, женщин, путешествия и драгоценные камни. Ему казалось, что камень – это застывшая душа. Камни его завораживали. Одинец подозревал, что в одной из своих ипостасей он был именно камнем и слышал тектонические сдвиги земли.

Алиса сразу поняла, что в ее сеть попалась крупная рыба. Она приторочила к Одинцу Надьку. Сима и Борис явно не годились. Надьке было приказано вдумчиво заняться клиентом.

Сима выловила из компьютера подходящие адреса. Их было не много. Хорошего много не бывает.

Надька заняла свое место за рулем. Одинец посмотрел на нее краем глаза. Увидел все и сразу: бриллиант на пальце, но бриллиант неочищенный, желтой воды. Дорогая обувь. Путает русские слова с французскими, косит под парижанку. Жесткая. Алчная. Но молодая. В шестьдесят лет мужчины особенно чтят молодость.

Одинец с удовольствием поглядывал на Надьку. У нее был лоб – чистый и блестящий, как мытая тарелка. Глаза зеленые, что почти нереально с черными волосами. Высокие скулы. Изысканный овал. Кожа слегка смуглая, как абрикос. И запах цветения. Это не парфюм. Такой запах нельзя создать искусственно. Это запах юности, аромат июня.

У Одинца ходили ноздри.

Договорились о гонораре. Надькины услуги стоили тысячу долларов. Одинец пообещал две. Алиса ничего не должна знать.

Квартиру подобрали в Крылатском. Там проживало правительство. А уж они-то знают, где жить. Экология.

Квартира располагалась на пятом этаже, окнами во двор. В стекло стучал старый клен, как в песне.

Одинец был счастлив. Он сказал, что эта квартира легла ему на сердце, как будто он жил здесь в детстве, а теперь вернулся в отчий дом.

Вечером пошли в ресторан. Играла музыка. Танцевали. Одинец прижимал Надьку к сердцу, шептал на ушко волнующие скабрезности. Был очень мил, но Надька ждала денег.

Вместо денег Одинец вытащил из футляра гранатовый браслет и надел на запястье. Надька онемела от красоты. Одинец объяснил, что это настоящие гранаты, работа Картье, цена браслета втрое превосходит гонорар.

Надька решила отблагодарить щедрого ювелира и в этот вечер вдохновенно импровизировала с его телом. Тело, кстати, оказалось моложе лица.

Оформлением занимался Борис. Одинец рассчитался с фирмой и уехал в Петербург. Алиса была довольна.

Через пару месяцев Надьке понадобились деньги, и скрепя сердце она понесла браслет в комиссионку. Оценщик – молодой парень с длинными волосами – покрутил браслет в руке и сказал, что гранаты настоящие, но индийские. Такие браслеты продаются в магазине «Ганг» по цене примерно семьдесят долларов. Надька сначала оцепенела. Потом ее охватила ярость.

Она вернулась домой и стала скидывать со стеллажа глиняные кувшины – последнюю коллекцию Ксении. Имитацию древних раскопок. Ксения сначала обжигала глину, а потом искусственно старила. Кувшины раскупались мгновенно. Художественные салоны не могли удовлетворить спрос и постоянно заказывали Ксении новую партию. Эти кувшины кормили и салоны, и Ксению. Работа была выгодная, но сложнопостановочная. Надо было проделать много операций, прежде чем кувшины принимали товарный вид: сизые от времени, изящные, с длинным, узким горлом.

Надька стала скидывать на пол полугодовой труд Ксении. Кувшины разлетались на крупные фрагменты. Надька топтала их ногами в пыль.

Ксения вернулась домой и увидела пол в черепках и обессиленную Надьку с остановившимся взглядом.

Ксения ничего не поняла, но поняла. У дочери – срыв. А кто виноват? Ксения. Она никогда не пускала дочь в свою жизнь и сама не пыталась проникнуть в ее душу. Не пыталась встать на ее место. Жила без обратной связи. У тебя – твоя дорога, у меня – моя. Я тебя родила, и барахтайся как хочешь. Но ведь и Ксения так жила, без поддержки, без мужского плеча. Что поделаешь, такая участь. Но куда ни погляди, у всех такая участь. Или почти у всех.

Ксения молча стала собирать черепки и молча плакать.

Надька не могла вынести эту покорность. Лучше бы мать изругала ее и даже избила.

Надо жить отдельно. Надо разъезжаться. Соседка продавала однокомнатную квартиру. Очень удобно – вместе и врозь. Но Надька воспринимала это жилье как плевок в лицо. Больше того, как плевок в ее мечты, в ее будущее. Она видела себя только в сером породистом доме с чугунными кружевными балкончиками. Только в просторной 200-метровой квартире с белыми стенами и белыми занавесками. А на стене – живопись от Левы Рубинчика. Он понимал в современных гениях. И среди всего этого – Надька в кимоно, стилизованная под японку. Так должно быть. И так будет. А пока что бедная Ксения ползает по полу и собирает черепки. Она еще цветет, но уже видны черты близкой старости. Бедная, бедная Ксения. Да и все люди – бедные, бедные… Как мало отпущено природой на цветение, каких-нибудь тридцать лет. И все. А потом пустое доживание в отсутствии любви и смерти.

Надька позвонила Борису, попросила о встрече. Зачем? Непонятно. Они встретились на Ленинских горах, возле церкви. Церковь была открыта. В углу лежала мертвая бабка. Ее отнесли на всю ночь, чтобы она пропиталась святостью и предстала перед Господом в наилучшем виде.

Борис перекрестился, и по его привычному жесту Надька поняла, что он верующий. Надька подумала и тоже перекрестилась.

– Наоборот, – тихо поправил Борис. – Сначала к правому плечу, потом к левому.

– А не все равно?

– Нет.

Надька перекрестилась как положено.

Постояла, вслушиваясь в себя. И почувствовала, что ей стало легче.

«Прости нам долги наши, яко мы прощаем должникам нашим…» Значит, Одинца надо простить. Будет легче. Иначе злоба прогрызет душу и взорвет все вокруг.

Домой Надька вернулась тихая. Было такое чувство, будто побывала в парной. Все поры прочистились и дышали. Что бы это значило? Неужели действительно кто-то милосердный смотрит сверху и помогает?… Но тогда почему он не карает подлецов? Почему столько зла?

На другой день Надька не пошла на работу. Забрала Машу из яслей и отправилась с ней гулять.

Они бродили по парку, качались на качелях. У Маши был привлекательный характер. Она терпеливо пережидала очередь из детей, потом садилась и качалась с чувством справедливости. Вперед не лезла, но и своего не упускала.

В ясли вернулась спокойно: так надо. Главное – не обманывать, не нарушать в ее душе чувства справедливости и целесообразности.

Надька присела на корточки перед Машей и впилась глазами в личико дочери, стараясь перекачать в нее свою любовь. А Маша с благоговением смотрела на маму, и было ясно: ничего более прекрасного она не видела в своей маленькой жизни.

– Ты меня любишь? – спросила Надька.

– Да…

– За что?

– За мордочку и за волоски.

Надька задумалась. Люди делятся не на хороших и плохих. А на своих и чужих. Какая бы Надька ни была, для Маши она самая лучшая.

– Ну, пока… – Надька поднялась, вскинула ладошку.

Маша тоже вскинула ладошку. Пока – значит, пока. Значит, так надо.

Надьке нужны были деньги. Много. Двести тысяч долларов, чтобы расселить коммуналку. Предварительную работу Надька уже вела. Сима находила дешевые однушки в бросовых районах. Двести тысяч – это большая сумма, но не такая уж большая. Алиса ворочала гораздо более серьезными суммами. Но у Алисы не одолжишь. Она и слушать не будет, просто выгонит, и все. Остается надеяться на случай.

Надька пришла в ночной клуб и сразу увидела ЕГО. И странное дело: когда шла, точно знала, что его увидит. А когда увидела – не удивилась. Он был один, в мужской компании. У них за столом было весело.

Надька быстро сориентировалась и встала так, чтобы он ее видел. И он увидел. Подошел.

– Я Андрей Хныкин, – представился он. – А вы кто?

– Я Надежда Варламова. – Надька протянула свою узкую горячую руку.

Андрей улыбнулся, как оскалился. Зубы у него были белые, сильные и чистые. Надька тут же подумала: «Одолжи денег». Но вслух не произнесла. Если с этого начать знакомство, оно тут же и закончится. Надька заставила себя промолчать.

Вечер окончили у Андрея на даче. Он посадил Надьку в «мерседес» и повез в свой загородный дом.

– Ты чем занимаешься вообще? – спросила Надька.