Александр Мень - Церковь и мы

• Название: Церковь и мы
• Автор: Александр Мень
• Издательство: Издательский дом "Жизнь с Богом"
• Жанр: Культурология
• Год: 2012
• ISBN: 5-903612-09-3

Сборник составлен из домашних бесед прот. Александра Меня, которые проходили в домах его прихожан в период с 1982 по 1989 гг. В них отец Александр размышляет о тайне и силе Церкви и ее значении в жизни каждого человека. Беседы публикуются впервые.

---

Эта традиция проникла и в христианство: в житии Марии Египетской рассказано, что она 40 лет жила в пустыне, но из всего того, что она совершила, единственное, что описано, — что она перешла через Иордан таким способом.

Понимаете, это не цель. Конечно, вы можете сказать, что за этим что‑то стоит… Но наша духовная цель — нечто другое. Это следующая ступень эволюции, которая живет в каждом из нас как зернышко, как нечто, что еще находится в спящем состоянии. И оно проявляет себя, может быть, во сне, когда мы иногда летаем, или тогда, когда нам представляется некое мгновенное понимание всех процессов, которые происходят в мире. То, что гениально выражено в пушкинском «Пророке»: «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход…», — когда человек вдруг становится сопричастен целостному бытию. Здесь предвосхищение того, что в нас живет вечный человек. Это не просто наш дух, в нас как в личинке живет будущее существо, которое должно родиться к вечности. Каким же оно будет?

То, что описывали пораженные евангелисты, — это и есть «тело духовное». Узнаваемое и неузнаваемое, телесное и проходящее сквозь стену, обладающее всеми чертами материи и в то же время какими‑то совершенно особенными качествами. Мы можем упрощенно назвать его просветленной или одухотворенной материей.

В издательстве «Московский рабочий» вышла довольно занятная книга Артамонова об эволюции материи[14]; в ней говорится, что материя должна завершить свою эволюцию полным одухотворением. На самом деле это и есть воскресение мертвых, это и есть преображение. Христос начинает этот процесс Собой, потому Он и воскрес здесь, на земле. И в Его воскресении залог нашего воскресения и преображения всей природы. Потому что человек вобрал в себя всю природу; в нем живут и цветы, и камни, и животные — все в нас!

Спаситель. Современная икона

Каждая наша клетка — как маленькая амеба: с ядром, и со всеми веществами. И, в общем, если рассматривать наше родство со всем миром, то это родство необычайно глубокое. «Мы прошли разряды насекомых с наливными рюмочками глаз», — как писал Мандельштам[15].

Что же означает это для каждого из нас? Это означает контакт. Ведь осталась не память о Христе, Который был, а Его присутствие в этом мире и контакт с нами; не идеи, не какие‑то отвлеченные мысли, а Он как таковой, Его личность, Его плоть и кровь. Плоть и кровь означает: Он сам, живой. И Он, живой, разделяет с нами наши страдания и тяготы мира. А раз Он вошел в гущу мира, то Он как бы связан нитями наших грехов, которые опутали весь мир.

Но Он, свободный от них, добровольно входит в наше темное человеческое болото, для того чтобы вместе с Собой нас возносить. В сущности говоря, обращаясь к Нему, мы впервые можем молиться по–настоящему, не создавая идолов. Потому что когда мы обращаемся к Богу, к Отцу, то мы создаем какой-то свой образ, а он уже есть немножко идол.

А стоит только представить себе неизмеримое пространство земли, природы, мироздания — чтобы сразу как‑то ахнуть и сказать: как же быть, ведь вообще нет никакого сравнения с Богом и пути к Нему. И очень многие люди на этой дороге отказываются от контакта с Высшим. Об этом хорошо писал Дарвин. Он говорил: рассматривая необычайную сложность природы, я не могу принять ее как результат случайных совпадений; должен за этим стоять интеллект, в чем‑то подобный человеческому. Но тут же он себя поправляет и говорит, что разница между этим интеллектом и моим примерно такая же, как между интеллектом Ньютона и интеллектом собаки.

Этот интервал может быть даже еще больше. И здесь мы сразу вспоминаем знаменитые слова Ломоносова, который говорил (переводя это на язык прозы), что нам неведом предел творения, мы не можем постичь творение во всей его полноте — где ж нам постичь его Автора! Трудно очень.

И вот лицо Бога открывается в человеческом лице Христа, и молитва перестает быть молитвой перед космическим, подавляющим человека Началом или перед идолом, которого мы создаем собственными усилиями. Бог становится соразмерным нам, становится не потому, что мы Его взяли и просто приспособили к своему пониманию, а потому что это Он явился нам в таком виде. Огромная разница. Он явился через реальную живую и историческую Личность, от которой сохранились слова и память. И в то же время это Личность, которая совершила поразительную вещь в этом мире: Она побеждает смерть и остается в этом мире.

Ведь что означает Вознесение? Некоторые думают так: вознесся Господь и как бы ушел из этого мира. Нет, Вознесение — это некоторый знак, символ того, что Он становится из земного — Божественным! Он поднял руки, благословил и стал удаляться от земли. Но Он же говорит ученикам: «Я с вами во все дни до скончания века»[16], поэтому на самом деле Он остался. «Не оставлю вас сиротами, — говорит Он, — приду к вам»[17]. И когда бессильны слова, бессильны наши собственные попытки овладеть чем‑то, когда мы разочаровываемся, например, в человеческих чувствах, возможностях и силах, мы, обращаясь ко Христу, всегда оживаем.

Если мы беспристрастно заглянем в историю Церкви, то увидим там очень много отрицательного. И она действительно такова, история Церкви, она подобна истории Ветхого Завета, не надо ее лакировать. Ее надо видеть. Надо иметь достаточно веры, для того чтобы посмотреть на нее честными глазами.

Грэм Грин говорил, что раз коммунисты нашли в себе силу обличить свои пороки в прошлом, то и христиане не должны бояться обличать свои пороки. Но у нас есть более древние образцы, ибо историю Ветхозаветной Церкви писали люди, которые не знали об этих процессах, но они писали совершенно беспощадно и в своем самообличении доходили до крайних пределов. Они писали историю Ветхозаветной Церкви так, что можно было за голову схватиться. И некоторые современные наивные читатели начинают читать и говорят: «Боже Ты мой! Да что же это такое было!» Им, конечно, было бы приятнее, если бы им дали вымышленную, лакированную, розовую историю. Но Бог этого не захотел. Священное Писание рисует человеческое общество таким, как оно есть.

Когда мы погружаемся в это, иногда может показаться, что все, уже невозможно, что нет никаких человеческих сил. Но стоит только повернуться в сторону Христа, как мы сразу почувствуем, что Он здесь присутствует, Он является гарантом для каждого из нас, что Он все равно этот процесс приведет туда, куда надо. Он действует. Для того, кто Его внутренне почувствовал, кто услышал евангельские слова не просто как слова, прочитанные в церкви или прочитанные дома в книге, а как слова, звучащие живым голосом (и к этому надо стремиться постоянно), того не смутит ни ветхозаветная, ни новозаветная история.

Один английский историк написал краткую историю христианства, в которой изложил только ее негативные стороны. Он собрал все отрицательное в истории Церкви за две тысячи лет, чтобы сказать: это надо помнить. Книга, конечно, соблазнительная, и она может очень многих шокировать, но, в сущности, он прав: если мы веруем в то, что Господь ведет, если мы Его чувствуем, то такие вещи действуют только очищающе. Если не веруем, то нам нужны подпорки, так сказать, лакировка и всякие искажения действительности.

Итак, Христос воскрес, для того чтобы быть с каждым из нас… Он есть — благодаря Воскресению. Он переходит из разряда личностей, которые принадлежали только какому‑то локальному миру, и становится нашим современником. Он будет современником для наших детей и внуков, Он был современником для людей Средневековья и Нового времени, Он будет современником для всех, и всегда будет притягивать к Себе магнитом. Его будут почитать все: по–своему мусульмане, по–своему Дальний Восток. Все равно каждый раз мир будет возвращаться и замыкаться на Него.

Самое поразительное, что в священных книгах древности или в религиозно–философских книгах мыслителей есть много вещей, которые, казалось, превосходят Евангелие: у Платона мы найдем более утонченную научную, метафизическую, философскую аргументацию; в священной поэзии Дальнего Востока мы найдем массу красивых мест; у греческих и римских стоиков — замечательные афоризмы. Еще в древнем Вавилоне за несколько тысяч лет до Рождества Христова было сказано: воздай добром за зло. Поэтому совсем не какие‑то моральные изречения, которые Лев Толстой думал извлечь из Евангелия и сделать его самодостаточным, придают Евангелию силу, а только Он.

Почему так плохо получилось у Толстого, человека, безусловно, гениального? Потому что Он не ощущал прорыв в личности Христа — это замечали многие. Даже Горький, и тот после беседы с ним писал, что он не умеет говорить о Христе, видно, что не любит Его, он даже о Будде говорил как‑то по–другому; о Христе у него не получалось. Поэтому для него евангельские изречения были равносильны изречениям из «Дао дэ цзиня» или еще из какой‑нибудь древней книги. И тогда сразу все это уравнивалось, все пропадало.