Мануэль Гонзалес - Любовь и чума

• Название: Любовь и чума
• Автор: Мануэль Гонзалес
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1203-5

Только любовь может совершить настоящее чудо. Даже в самые тяжелые, жестокие времена она дарит людям надежду. Даже тогда, когда мир вокруг погружен во тьму и хаос, она расцвечивает его яркими красками, делая жизнь прекрасной.

«Любовь и чума» Мануэля Гонзалеса — самый трогательный роман о любви, для которой нет преград. Его можно сравнить с «Ромео и Джульеттой» Шекспира и «Любовью во время чумы» Габриэля Гарсиа Маркеса. Но мир, описанный Гонзалесом, гораздо более жесток и трагичен…

Византия. XII век. Император Мануил хочет завоевать Венецию. Для этого он намерен заразить молодых венецианских посланников чумой, а потом отпустить их домой. И когда в Венеции разразится эпидемия, город можно будет взять голыми руками.

Император еще не знает, что один из посланников, Валериано, любит ту же женщину, что и он, Мануил. А значит, заразив венецианца, он неминуемо подвергнет опасности свою любимую, Джиованну ди Понте…

---

— И ты берешься выполнить эту задачу, демон?

— Клянусь, что выполню!

— Следовательно, торг наш заключен?

— Я не всегда говорю, что делаю, цезарь. Но зато всегда делаю то, что говорю, — заметил Азан.

— Идем же, коли так, — сказал император и дал знак следовать за собой.

Далмат повиновался, но, дойдя до порога, он вдруг остановился и взглянул на Комнина.

— Наши молодые посланники, — сказал он, — чрезвычайно смелые и отважные люди, в особенности когда они защищены кольчугами. Что вы сделаете, если они вздумают оказать отчаянное сопротивление?

— Не опасайся ничего, Иоаннис. Мы сладим с ними шутя.

— Пощадите их, цезарь. Я еще должен признаться вашему величеству, что их кольчуги не крепче полотняных сорочек, так как в день нашего отъезда из Венеции, я постарался прокалить их кольца.

— Благодарю за откровенность. Но тут дело ведь не в азарте охоты, а в том, чтобы выбрать из капканов попавшуюся дичь… Идем же.

Азан последовал за императором, который, взяв с собой двести человек варягов, отправился к «Водяным дверям».

Сиани, Орио и остальные венецианцы, которых посланники сочли нужным взять с собой, поняли при виде этой толпы вооруженных людей, что их намерение бежать стало известным. А потому, покинув незаметно подземный ход, они разбрелись по длинным галереям и обширным залам Бланкервальского дворца.

IV. Как полезно было быть вооруженным на пирах Мануила Комнина

Между тем император велел позвать великого логофета, великого протоспафера, своего адмирала и еще нескольких других офицеров.

Первым явился логофет Никетас и распростерся перед великолепным императором. Он надеялся вызвать своим усердием улыбку на лице цезаря, но последний устремил на него такой угрожающий взгляд, что бедный старик задрожал всем телом.

— Разве я оскорбил своего божественного императора? — осмелился спросить он, заслоняя дрожащими руками глаза, словно боясь ослепнуть от сияния, исходившего от священнейшей особы цезаря.

— Мы составили с тобой план, который нужно было привести в исполнение нынешней ночью, — отозвался император. — Как могла эта тайна, которую я доверил одному тебе, стать известной венецианцам?

— Венецианцам? — повторил с ужасом Никетас.

— Да, им! — повторил с угрозой Комнин. — Берегись, если ты окажешься изменником: несдобровать тебе!

Старик хотел было начать свое оправдание, но прибытие товарищей помешало ему. Мануил приказал собравшимся арестовать посланников Сиани и Молипиери вместе со всеми их соотечественниками, имевшими неосторожность присутствовать на царском пиру, и овладеть флотилией и товарами, сложенными на Ломбардском базаре.

В то самое время, когда протоспафер и адмирал выходили из Бланкервальского дворца, чтобы исполнить данное им поручение, посланники, понявшие, что побег невозможен, поспешили пробраться тайком в залу, из которой они увидели сигнальные огни. В них теплилась слабая надежда, что их отсутствие не было еще никем замечено.

Но едва они вошли в залу, как зловещий скрип и стук запираемых за ними дверей доказал, что посланники стали жертвами хитрых греков и пленниками императора Мануила.

Вслед за тем до их ушей донесся из сада какой-то смешанный гул: звон оружия, громкие проклятия и крики негодования… Посланники с отчаянием прислушивались к этому шуму, проклиная своего властелина, который не допустил их умереть славной смертью, сражаясь бок о бок со своими братьями.

Но шум вскоре затих, и ничего не стало слышно, кроме тяжелых, мерных шагов часовых.

Обойдя залу, друзья убедились, что все выходы заперты и что не остается никакой надежды на спасение. Впрочем, Орио не унывал и, беспечно расположившись на одном из диванов, заметил весело:

— Ну, что бы ни случилось, а все же мы славно поужинали.

— О Комнин! Комнин! — бормотал Сиани, простирая сжатые кулаки к небу, как бы призывая Бога в свидетели своего обета. — Я доберусь до причины такого поступка.

— И какое же внимание оказывается нам, — продолжал Орио. — Нас угостили превосходным ужином, да сверх того еще удерживают на ночь! Это, впрочем, понятно: здешние улицы ведь крайне небезопасны, в особенности ночью, потому что греки — страшные бездельники…

— Ты видишь, Орио, — перебил Сиани, не обращая внимания на остроты своего друга, — что предчувствие не обмануло меня: Зоя недаром предупреждала нас об опасности.

— Зоя обворожительное существо, — проговорил Молипиери с полузакрытыми глазами. — Если б она обратилась ко мне, мы бы не попались в эту западню.

— А в это время, может быть, убивают наших матросов, топят наши корабли! О, я готов пожертвовать десятью годами жизни за один час свободы!

— Больше всего мне жаль доброго Иоанниса, который ожидает нас, не догадываясь о случившемся с нами.

— Перестань говорить вздор, Орио! — перебил с нетерпением Сиани. — Ты слишком легкомысленно относишься к тому, что случилось. Знаешь ли ты, что мы погибли, обесчещены навеки и будем заклеймены на страницах венецианской истории?.. Нужно признаться, что мы заслужили это вполне.

— Ты так думаешь?! — воскликнул Орио, вскочив на ноги. — Если ты прав, так загладим же наше преступление против отечества своей кровью: пронзим друг друга мечами!

— Это было бы новой подлостью, — возразил спокойно Сиани.

— В таком случае что же мы будем делать? Неужели мы допустим, чтобы палачи изрезали нас здесь на куски? — сказал Орио, начиная терять терпение.

— Да придут ли они сюда?

— А ты воображаешь, что они дадут нам превратиться в подобие египетских мумий?.. Хочешь, я сейчас позову кого-нибудь сюда?

В порыве исступления он схватил могучими руками стол из черного дерева и расшиб его, как стекло.

— Что ты делаешь? — закричал Сиани, стараясь успокоить потерявшего над собой контроль друга.

— Оставь меня, я задыхаюсь здесь… Я ведь, как ты знаешь, привык после ужина гулять на свежем воздухе.

— Но если тебя увидят таким взбешенным, то покончат с тобой по причине собственной же безопасности…

— Тем лучше! Я разгорячен до такой степени, что маленькое кровопускание будет мне очень полезно.

Орио продолжал ломать и бить столы и скамейки. Не находя более ничего, на чем мог бы выместить гнев, он кинулся к двери и разбил бы ее вдребезги, если б она внезапно не отворилась перед ним, как по мановению волшебного жезла.

Встречая вместо сопротивления, достойного его геркулесовской силы, одну пустоту, Орио двинулся вперед и очутился посреди двухсот Бессмертных, стоявших в галерее прямо напротив двери, из которой он выбежал.

Эта неожиданная встреча так ошеломила посланника, что весь гнев его мгновенно испарился, и он искренно рассмеялся, забывая, что видит перед собой своих тюремщиков.

Но Сиани, смотревший на все с более разумной точки зрения, чем Орио, обратился к центуриону с вопросом: в силу какого права осмелились посягнуть на их свободу?

Ряды солдат раздвинулись, давая пропуск аколуту Кризанхиру, сопровождаемому двадцатью варягами и герольдом. Отдав секирой честь посланникам, он приказал герольду выступить вперед.

Последний обнажил голову, развернул длинный пергаментный сверток и громко прочел следующее:

«По указу августейшего Мануила Комнина, императора святейшей Римской империи, оба посланника Венецианской республики, благородные синьоры Сиани и Молипиери, объявлены государственными пленниками, и всем центурионам и проч. и проч. отдан приказ подвергнуть их аресту».

Сиани и Орио выслушали указ с притворным спокойствием, но когда начальник варягов вежливо попросил их вручить ему оружие, они оба, побуждаемые одним и тем же чувством, обнажили мечи и встали в оборонительную позу.

— Благородные синьоры, — проговорил аколут самым убедительным тоном. — Заклинаю вас именем императора вручить мне ваше оружие.

— Возьмите его, если сможете, — ответили венецианцы в один голос.

Кризанхир указал на стоявших за ним дружинников.

— Вы видите, — сказал он, что всякое сопротивление бесполезно.

— О, да что нам за дело до вашего конвоя? — отозвался Орио. — Поймите же вы, что мы не заблудившиеся дети, которых можно безнаказанно убить, не опасаясь, что придется отдать за них отчет.

— Исполняйте вашу обязанность, храбрый начальник, — добавил Сиани. — Если мы будем убиты, то Венеция сумеет отомстить за нас.

— К тому же я ведь предлагаю вам взять этот меч, который вы требуете, — сказал насмешливо Орио. — Неужели вы не осмеливаетесь принять его, потому что он подается вам не так вежливо, как бы следовало?

— Повторяю в последний раз: отдайте ваше оружие! — закричал Кризанхир, задетый за живое насмешкой Молипиери.

Вместо ответа молодые люди отступили к двери, которая находилась на другом конце комнаты и вела в залу пиршества. Затем, размахивая мечами в воздухе, они приняли такой угрожающий вид, что начальник варягов невольно побледнел.