Жорж Бордонов - Мольер

• Название: Мольер
• Автор: Жорж Бордонов
• Издательство: Искусство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Книга рассказывает о писательской, актерской, личной судьбе Мольера, подчеркивая, как близки нам сегодня и его творения и его человеческий облик. Жизнеописание Мольера и анализ пьес великого комедиографа вплетаются здесь в панораму французского общества XVII века. Эпоху, как и самого Мольера, автор стремится представить в противоречивом единстве величия и будничности.

---

ЗАПИСЬ О КРЕЩЕНИИ МОЛЬЕРА

Выписка из приходской книги церкви Святого Евстахия: «В субботу 15 января 1622 года окрещен Жан, сын Жана Поклена, обойщика, и жены его Мари Крезе, проживающих по улице Сент-Оноре. Крестный отец Жан-Луи Паклен, доставщик зерна, крестная мать Дениза Лекашё, вдова Себастьяна Аслена, при жизни мастера-обойщика».

Скорее всего, Мольер родился в тот же день или накануне. Детская смертность так велика, а вера так горяча, что новорожденных спешат окрестить. Фамилии записаны небрежно: Паклен вместо Поклен, Крезе вместо Крессе. Отметим, что будущему Мольеру дают имя Жан, как это принято для первенцев у Покленов. Он станет зваться Жан-Батист только после рождения его младшего брата Жана, чтобы не было путаницы. Крестным отцом у него дед, Жан I Поклен. Он оставил обойное дело и купил должность «доставщика зерна для рынков города Парижа»; в сущности, он ушел на покой, тогда как неугомонная Агнеса Мазюэль, его супруга, все еще хлопочет в своей белошвейной мастерской. Крестная мать — Дениза Лекашё, прабабка новорожденного. Она вдовеет с 1584 года; от Себастьяна Аслена у нее дочь — Мари Аслен, жена Луи Крессе и мать Мари Крессе, матери Мольера.

БРАТЬЯ И СЕСТРЫ МОЛЬЕРА

Жану II Поклену двадцать пять лет. Мари Крессе двадцать. Противозачаточные средства неизвестны; рождение каждого ребенка принимается как благословение божие. Была ли Мари Крессе, как полагают, «чувственной и пылкой супругой», которую унесла до срока чахотка, унаследованная ее сыном? Кто знает! И вообще все, что написано о детстве Мольера, — не более чем догадки, домыслы, хоть и от чистого сердца. Жан-Леонор Ле Галлуа, сьер де Гримаре, на которого — зачастую напрасно — ссылаются чуть ли не все биографы Мольера, утверждает (в своей «Жизни господина де Мольера», 1705), что родители «воспитывали его для ремесла обойщика… Эти добрые люди не обладали теми тонкими чувствами, кои побудили бы их предназначить сына для занятий более возвышенных, так что он оставался в лавке до четырнадцатилетнего возраста. Они удовольствовались тем, что научили его читать и писать для нужд своего ремесла». Эта биография, написанная с самыми лучшими намерениями, изобилует грубыми ошибками. Родители Мольера не имеют ничего общего с «добрыми людьми» сьера Гримаре. Конечно, они не угадывают гениальных задатков своего сына, но это естественно. Мари Крессе — иначе и быть не могло — обеспокоена не столько быстрым не по годам умом ребенка, сколько свирепыми эпидемиями детских болезней, страхом, как бы он не подхватил оспу, не попал под колесо повозки или кареты, проезжающей по улице Сент-Оноре. Тем более что в семействе Покленов дети пошли один за другим:

— Луи в 1623 году; он умирает в 1633-м, в десять лет.

— Жан III в 1624 году; он женится на Мари Майар в 1656, приживет с ней троих детей и умрет в 1660 году. Это он сменит Жана II в качестве «обойщика па постоянной службе короля».

— Мари в 1625 году; умирает в пять лет, в 1630 году.

— Никола в 1627 году; умирает около 1644 года.

— Мадлена в 1628 году; она в 1651 году выйдет замуж за обойщика Андре Буде, родит от него троих детей и умрет в 1665 году.

Шестеро детей за семь лет супружества! Маленький Мольер не мог воспитываться как маменькин сынок. Едва ли он получал ту толику материнской нежности, которая была ему потребна по его впечатлительному, не слишком уравновешенному характеру. Он редко выводит матерей в своих пьесах, — факт не то чтобы особенно многозначительный, но какой-то намек дающий. Он растет сам по себе, в отцовской лавке, на близлежащих улицах и площадях, развлекается зрелищами, которые ежедневно и задаром поставляют эти бойкие, людные места. Его отдают в школу. Там его обучают азам. Он ничем не отличается от своих сверстников, и это лучшее начало. Бывают ли у него внезапные припадки меланхолии, веселый или задумчивый у него нрав? Как бы нам хотелось иметь хоть какое-то свидетельство! Увы. Вон малыш Мольер, сынишка обойщика из Обезьяньего домика! Он возвращается домой весь грязный — в той липкой грязи, которой покрыты парижские улицы, — в разорванной одежде. Его сажают на хлеб и воду. Строптив он или послушен? Он любит послоняться с соседскими ребятишками возле балаганов, проводить отца к его павильончикам на ярмарках Сен-Лоран и Сен-Жермен. Это что-то вроде выставки товаров, которую посещает «весь Париж»: днем там бывает простой народ, знатные господа обычно приезжают поздним вечером, «в масках, переодетые, в каретах без гербов, без свиты, в сопровождении одних лишь «серячков», то есть кучеров и лакеев, одетых в одинаковое серое платье и с закрытыми лицами».

ДОМ В СЕНТ-УЭНЕ

12 мая 1629 года Луи Крессе (он все чаще подписывается де Крессе) покупает дом в деревне. Мода на сельские хижины родилась не вчера; домик обходится ему в 2075 ливром. Он принадлежит Жаку Анфри, свечному мастеру, и стоит на главной улице Сент-Уэна, ведущей в Сен-Клу. Владение включает в себя огороженный стеной фруктовый сад, дом, состоящий из гостиной, кухни, двух просторных спален и чердака, хлев, птичник и конюшню. Чтобы подновить его, Луи Крессе нанимает плотника Персбуа (подходящая фамилия![33]). Он обставляет и отделывает дом, как подобает мастеру стегальных и обойных дел, сочетая комфорт с элегантностью: «столы орехового дерева со столбиками, кресла под фижмы[34], стулья, обитые узорчатой тканью, табуреты орехового дерева, крапчатые под яшму или украшенные золоченой медью, с плюшевыми сиденьями». Две спальни обставлены очень уютно. На стенах множество картин: здесь «Битва Генриха IV», там портрет прелата, разные «Магдалины» и «Распятия»; в этом доме даже на кухне висят тринадцать картин, две писаны маслом, остальные — темперой. В спальне второго этажа венецианское зеркало; повсюду фаянсовая посуда, скорее для красоты, чем для пользования. В гостиной, рядом с медным тазом на деревянной подставке «для мытья рук, тру-мадам[35] с шариками и кушетка, покрытая чехлом из пестрого трипа» (Мадлена Юргенс). Три маленьких стульчика, упомянутые в описи имущества после смерти Луи Крессе, недвусмысленно указывают на назначение этого дома. Мольер, наверно, часто приезжал в Сент-Уэн подышать чистым деревенским воздухом, порезвиться в обширном саду, полакомиться фруктами с дерева, послушать молчание природы. Но из всего этого для нас примечательны лишь две вещи. Во-первых, — по воле случая Мольер воспитывался в роскошной обстановке, в среде мастеров интерьера, которые, отчасти по склонности, отчасти по профессиональной необходимости, должны были иметь у себя изящную мебель, пышные ткани. А во-вторых, позднее, когда Мольер станет преуспевающим (и замученным работой) драматургом, он тоже купит дом в деревне, где, как и его дед Луи Крессе, будет принимать своих друзей и родственников.

IV ТЕАТР ВО ВРЕМЕНА ЛЮДОВИКА XIII

Введение

«У Мольера был дед, бесконечно его любивший; и так как добрый старик питал страсть к театру, он часто водил маленького Поклена в Бургундский отель. Отец, страшась, как бы эти развлечения и вовсе не лишили сына склонности к его ремеслу и усердия в занятиях, спросил однажды у старика, зачем тот так часто водит внука в театр. «Не хотите же вы, — сказал он с неудовольствием, — сделать из него комедианта?» — «Дай бог, — отвечал ему дед, — чтобы он стал таким же превосходным комедиантом, как Бельроз!» (это был знаменитый в те времена актер)», — пишет Гримаре.

Здесь истоки прочно укоренившейся легенды, согласно которой Луи Крессе, завзятый театрал, пробудил призвание в душе Жана-Батиста. Рассказы Гримаре долго — и без достаточных на то оснований — принимались на веру. Между тем известно, что сам он не был знаком с Мольером; сведения о нем он получил будто бы от актера Барона, ученика великого драматурга. Эти сведения считались неопровержимыми свидетельствами из первых рук. Работы мольеристов убедительно доказали, однако, что первая биография Мольера просто кишит неточностями, а то и существенными искажениями истины. И все же не следует вовсе сбрасывать ее со счетов и не признавать никаких заслуг за ее автором. Гримаре был искренним почитателем Мольера. Он извлек из забвения историю жизни, перипетии которой казались ему достойными известности. Он полагал, что, составляя это первое жизнеописание великого художника, не только послужит его памяти, но и «актуализирует» его наследие.

Тем не менее стоит ли вешать на стену эту слащавую картинку: добрый дедушка ведет чудо-ребенка за ручку в Бургундский отель? Действительно ли он, единственный в семье, сумел угадать гений Жана-Батиста и бросил Жану II Поклену реплику насчет Бельроза? Ни утверждать, ни отрицать этого категорически мы не можем. Нужно отказаться от нездоровой привычки биографов всему искать объяснение и приписывать какую-то особую многозначительность обычным ребяческим играм. Словечки, сказанные в детстве будущими великими людьми, жадно подхватываются и преподносятся как некое предзнаменование; на самом же деле все дети одного поколения говорят одно и то же по одним и тем же поводам, очутившись в одних и тех же обстоятельствах.