Клаус Манн - На повороте. Жизнеописание

• Название: На повороте. Жизнеописание
• Автор: Клаус Манн
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-05-002554-0

Клаус Манн (1906–1949) — старший сын Томаса Манна, известный немецкий писатель, автор семи романов, нескольких томов новелл, эссе, статей и путевых очерков. «На повороте» — венец его творчества, художественная мозаика, органично соединяющая в себе воспоминания, дневники и письма. Это не только автобиография, отчет о своей жизни, это история семьи Томаса Манна, целая портретная галерея выдающихся европейских и американских писателей, артистов, художников, политических деятелей.

Трагические обстоятельства личной жизни, травля со стороны реакционных кругов ФРГ и США привели писателя-антифашиста к роковому финалу — он покончил с собой.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Клаус Манн На повороте. Жизнеописание

ДРАМАТИЧЕСКАЯ СУДЬБА КЛАУСА МАННА Предисловие

Он был замечательно талантлив.

Томас Манн

Удивительное, уникальное в истории мировой литературы явление — писательская династия Маннов. Из сенаторского дома немецкого города Любека вышли в конце минувшего века два корифея словесного искусства: блестящий мастер эпического повествования Томас Манн и крупный романист Генрих Манн. Слава их стала всемирной, и они оказали значительное влияние на развитие реалистической художественной прозы своего времени. В 1929 году Томас Манн был удостоен Нобелевской премии. Третий из братьев, Виктор Манн, агроном по профессии, что называется, «человек от земли», никогда не помышлявший о писательстве, тоже был литературно одарен. И незадолго до своей кончины он нежданно для всех написал великолепную книгу «Нас было пятеро». Эта хроника жизни семейства Манн не только своим содержанием, но и художественной отделкой, безыскусным слогом вызвала широкий читательский интерес. Она переведена на многие языки.

В начале двадцатых годов дало о себе знать новое ответвление литературного семейства. В настоящую, большую литературу вступает Клаус Манн — старший сын Томаса Манна. Если природа отдыхает на детях гениев, то на этот раз она словно поступилась своими принципами и щедро одарила сына знаменитого писателя. Клаус Манн родился и рос как бы в литературной мастерской. С детства он дышал воздухом литературы, впитывал чарующие звуки тончайшим образом отшлифованной родной речи, наслаждался живописью словом. Фридрих Ницше назвал чувствительность к звуковому построению речи «совестью ушей». Чувство родного языка в самом высоком его проявлении Клаус Манн получил, можно сказать, по наследству, и это придало изысканность его природному таланту. В далекие времена в Германии любили наделять эпитетами самые аристократические семейства. Если бы этот обычай сохранялся и в нынешнем столетии, то в нашем случае, несомненно, можно было бы услышать: «Все Манны — писатели».

В самом деле, трудно отыскать подходящую параллель в немецкой истории, когда искусство художественного творчества передавалось в роду, как эстафета, от представителя одного поколения другому. Разве что потомки старинного дворянского рода Клейсты. Один из них, посредственный поэт восемнадцатого века Эвальд фон Клейст, оставшийся в памяти потомков не столько своими стихами, сколько как прототип майора Тельгейма в комедии Лессинга «Минна фон Барнхельм», передал эстафету творчества драматургу Генриху фон Клейсту, озарившему своим гением начало века девятнадцатого.

Баловнем судьбы можно назвать в известной мере популярного в свое время писателя Пауля Гейзе. Чувство языка он унаследовал от своего отца, известного филолога. Его произведениям присущи истинно художественный стиль, выдержанная во всех отношениях форма, некая внешне привлекательная грация, которая так покоряла его читателей и особенно читательниц.

Если под этим углом зрения смотреть на Клауса Манна, придавать слишком большое значение внешним условиям, то можно подумать, что он — дитя солнца. Если же глубже вникнуть в проблему, то все вырисовывается в другом свете, принимает иную окраску. Его писательская судьба сложна и драматична. Он жил весь в литературе, читал запоем, рано начал сочинять, пробовать себя в разных жанрах. Писал легко и много, и это грозило вылиться просто в графоманию. Но когда юноша начал осознавать, что искусство не забава, и задумываться над своим будущим, то к сладкому чувству творчества примешивалась горечь. Возникал образ отца, того Волшебника, который по вечерам читал в семейном кругу что-нибудь из написанного, какую-нибудь историю, где было все строго выверено, где все дышало очарованием. Он трепетно, как к священной магии, относился к труду отца и к его популярности. И это порождало дух сомнения, погружало в размышления, это его пугало. Перед взором начинающего литератора все более явственно возникало предостережение: Magni nominis umbra — тень великого имени, и в душе зарождался спонтанный протест. Процесс созревания был полон внутреннего напряжения, болезненной экзальтации. Юноша искал, стремился найти свой путь, обрести свой голос в литературе.

Печататься Клаус Манн начал в семнадцать лет. В журналах появились его статьи и рассказы. Отзывы на публикации были разные. В них сквозили легкая ирония и откровенное непризнание, но в них звучал и обнадеживающий прогноз. Критики не могли отделаться от предубеждения, что он «папенькин сынок». Бернд Изерман выразился в таком духе, что, мол, по следу Томаса Манна каждый может войти в литературу. Эрих Эбермайер, напротив, анализируя первые опыты молодого прозаика, приходил к выводу, что речь нужно вести о таланте, совершенно независимом от влияния отца.

Популярный юмористический журнал «Симплициссимус» опубликовал в ноябре 1925 года карикатуру, изображающую Томаса Манна и его сына Клауса. Под ней стояла подпись: «Говорят, папа, что у гениальных отцов не бывает гениальных сыновей. Стало быть, ты не гений». Случилось так, что годом позже в одном номере иллюстрированного еженедельника «Уху» одновременно выступили со статьями отец и сын. Это был своеобразный диалог об отношениях между родителями и детьми. И тогда Бертольт Брехт в другом издании не преминул иронически заметить: «Весь мир знает Клауса Манна, сына Томаса Манна. Кто такой, впрочем, Томас Манн?»

В сознательную жизнь Клаус Манн вступил в ту пору, когда Германия переживала потрясения первой мировой войны, Ноябрьской революции и инфляции. Он принадлежал к поколению молодых людей, которое испытало влияние кризисного сознания, было подвержено апокалипсическому настроению. Буржуазная мораль, нравственные нормы потеряли свой авторитет и притягательную силу. Уже в зрелые годы, размышляя о своих сверстниках, он писал, что «никто не рискнет предсказывать, но, может быть, этому поколению суждено стать жертвой, исчезнуть, не дождавшись прихода лучшего времени».

С внутренним беспокойством присматривался он к молодежи, интересовавшейся больше боксом и скачками, чем духовной жизнью. И он задавался вопросом: почему все-таки он должен писать для этого нелитературного поколения? Когда Клаус Манн начинал свой творческий путь, в искусстве царило смешение различных стилей — экспрессионизма, дадаизма и «новой деловитости». Эти течения не оказали на молодого писателя заметного влияния, хотя и не прошли мимо него бесследно. В ранних произведениях он изображал главным образом демимонд — полусвет, среду кокоток и содержанок богачей, подражавших «большому свету». Но когда критика обвинила молодого автора в декадентстве, это его оскорбило. В статье о Стефане Георге он уже пишет об опасности неразборчивого отношения к художественной форме и пытается отмежеваться от декаданса: настало время для того, чтобы над тайными симпатиями к обветшалому устроить суд. Конечно же, в первом сборнике рассказов духовно неустоявшегося Клауса Манна были эмоциональная анархия молодости, романтическая драпировка, эпигонский мистико-эротический тон, подражающий датскому писателю Герману Бангу, чьи книги он тогда читал. Но в них проявлялось тонкое чувство формы, его ранняя писательская одаренность. Здесь уже ощущалось то, что может принести этот писатель в будущем. Он стремился найти путь к простоте, от иронически-скептического наблюдения к доверчивому участию в жизни, естественность и свежесть жизни противопоставить вычурности.

Первая книга рассказов «У порога жизни» (1925) оставляла впечатление концептуальной неуверенности, это был эксперимент, поиск. И хотя Клаус Манн знал, что Рильке, один из кумиров его юности, чья философская лирика служила ему утешением и советом, назвал славу «суммой недоразумений, распространяемых вокруг имени поэта», он жаждал литературной экстравагантности, он стремился к славе.

Иронический оттенок критики при оценке его первых опытов как бы подстегивал автора написать нечто более достойное. И это ему удается. Его проза становится более спокойной по тону, без громких обвинений, без экспрессионистского бунта.

Экспрессионизм, находившийся тогда уже на излете, он воспринимал довольно критически, считал принципы, привнесенные этим течением в литературу, старомодными. Но отношение это было противоречивым, смешанным из симпатии и антипатии. Все-таки он отдал дань этому направлению, о чем свидетельствует статья о Георге Тракле.

Обоснованную, политически-аналитическую позицию по отношению к этому течению он сформулирует только в 1937 году в споре с Бенном. Клаус Манн настойчиво продолжает поиск своего «я», своей индивидуальности, «своей песни», как выражается один из его молодых героев из пьесы «Аня и Эстер». Он пытается и теоретически обосновать свою эстетическую позицию, свою программу в статье «Фрагмент о молодежи». Эта статья дает больше представления о его взглядах, чем его ранние рассказы. Здесь он пытается определить черты своего поколения, увидеть то, что отдаляет его от поколения старшего, и на первый план выдвигает возраст. И лишь несколько лет спустя, когда угроза захвата власти национал-социалистами стала реальной, он понял, что граница, разделяющая людей, проходит не между поколениями, а внутри их, что прогрессивно настроенных и реакционеров, пацифистов и милитаристов размежевывают их взгляды и практические действия.