Аглаида Шиманская - Я вам прочту

• Название: Я вам прочту
• Автор: Аглаида Шиманская
• Издательство: Рифма
• Жанр: Поэзия
• Год: 1963

Аглаида Шиманская (1903–1995) — русская поэтесса и прозаик «первой волны» эмиграции. Детство и юность прошли в Швейцарии. В 30-ые годы двадцатого века переехала в Париж. Первые публикации в периодике русского зарубежья в 1947 г. Ее стихи, в частности, публиковались в таких изданиях, как «Новый журнал», «Современник». А. Шиманская — участник поэтических антологий эмиграции: «Эстафета», «Муза Диаспоры», «Содружество». Автор четырех стихотворных сборников.

В основе данного электронного издания — третий сборник стихотворений А. Шиманской «Я вам прочту» (Париж: Рифма, 1963).

Рецензируя эту книгу стихов, как на примечательную особенность творческой манеры поэтессы Я. Н. Горбов указывал на «большую потребность в ясности» и «спокойное желание ни от чего не отвернуться, ни одной стороны сюжета не затушевать» (Возрождение № 196. 1968. С. 147).

---

Ирине Одоевцевой

Цветок на небо загляделся
И тонет в золотых лучах,
А легкий ветер разлетелся —
Какой простор на небесах!

И лепесток слетел от счастья,
Без памяти летит другой.
Так распылился весь на части
Цветок небесно-голубой.

«Летний вечер. Вокзал. Огоньки…»

Летний вечер. Вокзал. Огоньки.
Под мостом — поезда, гудки.
Спуск по лестнице, крытый перрон.
— Вы куда? — На дачу, в Медон.
Там в прихожей стоит сундук,
Там живет приветливый друг,
Там невидимых много чудес —
Засыпает и грезит лес,
Лукоморье, ученый кот…
Тихо. Слышу как полночь бьет.
Осветила окно луна,
И тревожна, и влюблена
В куст сирени иль в юный клен,
Он в сиянии, он влюблен.
Сердце лунное, лунный сон…
— Вы куда? — На дачу, в Медон.

«Прошлое нахлынуло волной…»

Прошлое нахлынуло волной
Светлой, легкокрылой и певучей.
Дом стоит холодный и пустой,
Куст разросся темный и колючий.

Ничего сберечь нам не дано.
Был приют, казалось, очень скромный,
Милый друг, вы помните ль? Я помню
К звездам устремленное окно.

Все равно, что будет впереди.
Теплый луч стучит в стекло слепое.
Никого. Уехали. Не жди.
О, как грустно может быть весною!

«Пожить бы мне спокойно, просто…»

Пожить бы мне спокойно, просто,
Без огорчений и забот,
Без мысли, напряженной-острой,
Как глупый человек живет.

Пить по утру душистый кофе,
Бродить в халате, ждать письма,
Смотреть в два зеркала на профиль,
Довольной быть собой весьма,

А лето проводить на даче,
Готовить уголок себе,
Не слышать, как ребенок плачет,
Не думать о чужой судьбе…

Нет, не хочу! Ах, нет, не надо!
Мне неприятен образ тот,
Я лучше обойдусь без сада,
Где все так благостно цветет.

Муза («Ей этот мир и мал, и тесен…»)

Ю. Терапиано

Ей этот мир и мал, и тесен,
Она бесчувственна на зов.
Навеет сон, разбудит песней,
Затопит ливнем лучших слов.

Пришла и надо мною встала,
Не отходила до зари,
Меня душила покрывалом,
Шептала мне: «Умри, умри!»

И вдруг у ног легла прибоем,
Вся в кружевах морской волны:
— «Мы снова встретимся с тобою
И будем вновь разлучены».

Нежданно прибыла в карете
И длинным шлейфом шелестит —
Нет большей радости на свете,
Чем этот царственный визит.

Не с дудочкой приходит Муза,
А надвигается грозой,
И с ней не заключить союза,
Не удержать ее мольбой.

«В квадратике, прибитая гвоздем…»

В квадратике, прибитая гвоздем,
Живу, терплю, а надо мною — дом.
Вокруг построены дома другие,
И место есть, и улицы большие,
А мне не повернуться, не вздохнуть
И я жива как будто бы чуть-чуть.
Стучит, стучит в груди мой молоточек,
Вбивает гвоздик жизни все короче.
Прекрасен мир, небесный и земной —
Там, где-то звезды светят надо мной,
Там, где-то солнце день согреет.
Не все ль равно! Дожить бы мне скорее!
Печали и терпенью есть предел.
Квадратик мой всю душу мне заел.

СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ

Маляр

Повис маляр в окне открытом
И машет кистью на лету,
А в небе золото разлито,
И божий ангел на посту.

Стоит — и ветер унимает,
Пригладит злую прядь волос —
Работа трудная земная,
Недолго до беды и слез!

Судьбой и кисточкой играет
Маляр — ему семнадцать лет,
Он все за краску принимает
И любит белоснежный цвет.

Белила, ландыш, и пригожий
При свете, новенький халат —
Его душа, быть может, тоже
Так ослепительно бела.

Булочник

Печет хлеба дебелые, с румянцем,
Их любит нежно, как родную мать,
Он друг людей и даже иностранцев
Умеет русским духом понимать.

Он славится своей женой и булкой,
Судьба его быть белым королем,
Поклоны принимает на прогулке
И светится серебряным рублем.

Пылают печи равномерным жаром,
Мука, мука, как вечные пески,
Лежит в пустыне огненной Сахары,
А жизни нет без хлеба и муки.

Швея

Швея с утра покорно шьет
И столбиками петли мечет.
Который день, который год
Болят спина ее и плечи!

В окно все так же пыль летит,
И сердце утомленно бьется —
За ниточкой идти, идти,
Пока она не оборвется.

Фотограф

Он маг, он фокусник вдобавок
И Дон-Жуан, большой любитель дам,
Прилизанный, хитросердечно-сладок
И любит деньги прибирать к рукам.

Нырнет, как в омут, сдвинув покрывало,
Разденет наглым взглядом догола,
А девушка, в обмен ему, бывало,
Любовь подарит своего тепла.

Любовь и деньги — это все, что надо,
Любовь, как мед, сладчайшее из вин,
Любовь — благоухающий жасмин,
А деньги — верная порука ада.

Портной

Кроит, кроит и помечает мелом,
Рубцы повсюду, вдоль и поперек,
Распластано растерзанное тело,
Холодный свет бросает потолок.
И освещает согнутую спину
И розовые руки палача —
Он души размеряет по аршину
И жизнь его отмерена сплеча.

Сапожник

С утра сидит за сапогами,
Стучит по коже молотком,
Все пальцы исколол гвоздями
И сердце проколол гвоздем.

Оно болело и мешало,
Будило стуком по ночам,
Но беспокоить перестало
И применилось к сапогам.

Земля измята каблуками,
Повсюду отпечаток ног
И все измерено шагами —
Весь мир как будто для сапог.

Хлеб

Он беленький, улегся на тарелке,
Был свежим, но совсем засох,
Попал в такие переделки,
Что отдал свой последний вздох.

Сухой иль мягкий, он всегда желанный,
Он — золото, он — драгоценный дар,
Какой бы ни был многогранный,
В печи проходит сквозь пожар.

Портной, маляр, сапожный мастер
Свой труд несут лишь для того,
Чтоб хлеб иметь, а в день ненастья
Творят молитву за него.

«Россию получаю по кусочкам…»

Россию получаю по кусочкам —
Фильмованною лентой, на часок:
Вот русская — и розовая щечка,
Вот русский — и молоденький лесок.

Таким он был, покорно-молчаливым,
Как воздух и цветочек голубой,
И кажется, что нет с тобой разрыва,
Что ты близка, к тебе подать рукой.

Мальчишка пробегает по дорожке,
По лужам шлепает. Поля кругом.
И мне за ним пройтись бы хоть немножко,
Ногой ступить на русский чернозем.

«Луна, луна, опять луна!..»

Луна, луна, опять луна!
Когда умру, придет она,
Посветит равнодушно взглядом.
Два мертвеца, мы ляжем рядом…
Иди, войди в мое окно,
Пока еще мне жить дано.
Подруга старая, слепая,
Лучи, как руки простирая,
Идет по саду в платье белом,
Ночных теней касаясь смело,
Скользит, плывет — и вот она!
Высокомерна, холодна,
Бросает блики на предметы,
Дыханье ищет: где ты, где ты?
Ложится на мою кровать —
Не шелохнуться мне, не встать.
За нею целый мир незримый,
Неведомый, непостижимый
Волнующих невнятных снов,
Мир из бесчисленных миров,
Погибший в лета без возврата…
Быть может, он царил когда-то
На высоте других небес?
С ней память гордая чудес…

Какая ночь! Не буду спать я,
Мне сердце жгут ее объятья,
Я с ней на смерть обречена.
Луна, луна, опять луна!

«Плачу над людьми и над собою…»