Кетиль Бьёрнстад - Дама из долины

• Название: Дама из долины
• Автор: Кетиль Бьёрнстад
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905876-14-1

«Дама из Долины» норвежца Кетиля Бьёрнстада — заключительная часть трилогии об Акселе Виндинге (ранее вышли «Пианисты», «Река»; КомпасГид, 2011–2012), выдающемся музыканте, одним своим дебютом сорвавшем главный куш — славу и признание критиков. В тот день, убрав с рояля дрожащие руки, он стал знаменитым. Его ждут лучшие концертные залы Европы, импресарио и педагог составляют такую программу, которая должна сохранить его в вечности. Самый молодой, самый талантливый, самый смелый и самый несчастный. В день его дебюта, ровно тогда, когда его пальцы чувственно скользили по черно-белым клавишам рояля, его жена Марианне покончила с собой… Акселю вот-вот исполнится двадцать, в его биографии это уже третья трагическая потеря. И кажется, что с этим водоворотом он уже не сможет справиться. Попытка самоубийства, много алкоголя, очередной болезненный роман и надрывный Рахманинов.

Он уезжает из суетного Осло, в снега, на границу с Россией, туда, где люди живут, растворившись в безвременье северного сияния. Удастся ли Акселю выбраться из цепких лап прошлого? Проходит много месяцев, и вот в программе светской столичной жизни вновь Аксель Виндинг…

---

И я знаю, что с этой мыслью мне предстоит жить дальше. Должно быть, родные Марианне тоже так думают: лишь когда она сошлась с этим сопляком, она сумела совершить то, что хотела сделать раньше! Конечно, они должны относиться ко мне скептически, думаю я. Им интересно, кто я, играл ли я решающую роль в дестабилизации психики Марианне в последние месяцы. И я знаю, что буду смотреть на них глазами побитой собаки и даже буду чувствовать себя виноватым. Независимо от того, что руководило Марианне, я виноват в том, что не увидел и не понял этого, пока еще было время.

Я сплю в Аниной комнате. На подушке еще можно найти волосы Марианне. Ее халат висит на крючке у двери. Я засыпаю с надеждой, что она мне приснится. Но до сих пор я еще ни разу не видел ее во сне. Зато мне снится ее сестра. Она пытается мне что-то сказать. Но ее лицо словно затянуто легкой пеленой. Я прижимаю ухо к ее губам, чтобы услышать, что она говорит. Тишина.

Однако сестра Марианне добрая. Это я слышу.

Тишина никогда не лжет.

Наступает утро, я не сплю уже четыре часа. В восемь я встаю, принимаю душ, душ Марианне, который когда-то был душем и Ани, и Брура Скууга. Пытаюсь убедить себя, что все то, что я переживаю теперь, многие испытали до меня. Даже это. Я стою под душем и знаю, что должен одеться как на концерт. Костюм от Фернера Якобсена. Купленный до свадьбы, до счастья. Я достаю из рояля несколько таблеток валиума, слабо сознавая, что опять начал принимать его в средних дозах. Они заставляют пустое время течь ровным медленным потоком, без взлетов, без падений, без горя и даже без пустоты, потому что то место, где должна быть пустота, словно заполняется ватой или воском.

Я еду на трамвае до остановки Борген. На синем небе сверкает солнце. Сегодня люди загорают в Хюке на скалах. На меня все смотрят, потому что я сижу в черном, немного смешном костюме. Весной смерть всегда кажется особенно жестокой. Аварии на дорогах, которые случаются в это время года. Самоубийства. Весна пугает. Молодые парни, только что получившие водительские права, съезжают с дороги и врезаются в деревья. Кто-то, более нерешительный, тонет на мелководье, где ловил рыбу. Марианне не была нерешительной. Она довела свой план до конца. Что известно пассажирам в трамвае? О чем думает молоденькая девушка с кудряшками, блестящими губами и безупречной грудью, не стесненной бюстгальтером? Больше из уважения к семье Марианне, чем к ней самой, я оделся в черное, но молодые люди в черном всегда выглядят смешно, и Марианне запретила мне выступать на дебюте во фраке. Я чувствую себя как мормон, как новоиспеченный проповедник. Марианне бы это точно не понравилось. Она такого терпеть не могла, и я краснею, думая о том, насколько я слаб и подвержен условностям, тогда как она все время стремилась раздвинуть рамки. Что касается Марианне, я мог бы спокойно прийти на ее похороны с банданой на голове и в джинсах. И я думаю обо всем, о чем мы не успели поговорить до ее смерти, о том, что мне следует играть на ее похоронах, хотела ли бы она услышать на них какую-нибудь песню Джони Митчелл. Конечно, хотела бы! Что-нибудь из альбома «Clouds», например. Но эти дни я потратил на все что угодно, кроме подготовки к ритуалу. Поэтому и сижу в трамвае как дурак, как идиот, как человек, которому девушка без бюстгальтера под майкой кажется необыкновенно смешной. Мне в моем черном костюме, который мне уже маловат, было бы бессмысленно даже пытаться объяснить ей, что я еду в крематорий на похороны своей жены. Впрочем, даже если бы костюм был мне впору, она все равно не поверит, что мужчина, сидящий в эту минуту в трамвае наискосок от нее, был женат, что он уже взрослый, что он был мужем, став им неожиданно даже для самого себя. И уж тем более она не в состоянии понять, что целый океан отделяет ее дразнящую жизнерадостность от того, что недавно пережил я. Я вдруг начинаю злиться, потому что она сидит, как гусыня, с задумчиво пустыми глазами, прекрасно зная, что я ее разглядываю, и улыбается непонятно чему. Она — в стане нормальных людей, тогда как я принадлежу к ненормальным, к тем, которые сидят в больничной курилке. Перевес на ее стороне. Она думает, что я хочу ее. Конечно, думает! Год за годом меня, дурня, возбуждали любые женские ноги, входящие в этот трамвай, да, год за годом, независимо от внешности или возраста жертвы. С бесконечным бесстыдством я мысленно совершал половой акт с секретаршами, школьницами, уборщицами и коммерческими директорами. Неожиданно она бросает на меня недвусмысленный взгляд! Честное слово! Нужно ли мне встать, подойти к ней и сказать, что меня только что выписали из специального психиатрического отделения, что я благодарен ей за честь, но, к сожалению, именно сегодня не могу быть ее партнером по сексу? Марианне бы это понравилось. Она бы громко смеялась. А если бы я при этом еще открыл рот и показал девушке след от блесны, сцена была бы неповторимой.

Теперь девушка откровенно смотрит на меня. Это что, приглашение? Или она собирается поднять меня на смех? Меня раздражает ее взгляд. Приводит в бешенство. Неожиданно я слышу собственный крик, летящий с моего места через проход между сидениями:

— На что вы уставились, сударыня? Может, хотите поехать со мной на похороны моей жены? Оказать мне такую честь?

Она опускает глаза и начинает хихикать. Это уже дно, думаю я.

— Это приглашение! — ору я. — Никакого скандала. Вы уверены, что не хотите? Пастора там не будет, потому что моя жена не верила в Бога. Зато потом будут вино и угощение. Если что-то останется, можете набить себе хоть полную сумку!

Ко мне тут же подходит кондуктор:

— Достаточно, молодой человек.

— Все в порядке. Я все равно сейчас выхожу.

— Вот и прекрасно.

— Именно так. Крематорий ждет.

Я встаю.

Девушка посылает мне последний нежно-насмешливый взгляд. Кондуктор смотрит на меня и качает головой. Я, сердитый, выхожу из трамвая и твердым шагом иду к крематорию.

Я прихожу вовремя. Родные и друзья Марианне уже стоят у дверей Новой часовни. Врачи, политики левого толка, директор департамента здравоохранения, друзья и подруги. Господи, неужели в ее кругу было столько знаменитых людей? Я их никогда не видел. Они явно не знают, кто я такой.

По обе стороны двери стоят два человека в черном. Они раскладывают стопки программок. На первой странице фотография Марианне. Я сразу узнаю ее. Марианне-подросток. Примерно тогда она воспользовалась вязальной спицей. Первая попытка покончить жизнь самоубийством. Она улыбается. Темный взгляд затеняет почти все лицо, словно она через мгновение после вспышки уничтожит самое себя. Интересно, почему родные выбрали именно эту фотографию? Самую мрачную. Считали, что Марианне именно такая?

— Кто вы? — спрашивает у меня стоящий слева от двери мужчина, у него блестящая жирная кожа, на лбу испарина.

— Я муж покойной, — отвечаю я.

Они мне не верят.

— Кроме того, я должен играть, — прибавляю я.

Они обмениваются взглядом. Неприятная ситуация.

— Не волнуйтесь, — успокаиваю я их. — Я умею играть на рояле. В предыдущую среду у меня был концерт в Ауле.

Я пресекаю дальнейший разговор и прохожу между ними. Они не решаются помешать мне.

Я уже привык к тому, что люди обращают на меня внимание. Когда я вхожу в зал крематория, я не сразу замечаю их, все это семейство Лильерут, о котором Марианне никогда не говорила. Вижу только рассеянный свет. Только открытый гроб. И сестру Марианне, стоящую перед ним на коленях.

Младшая сестра

Я прохожу налево за колонну и смотрю на нее сбоку. И весь наливаюсь тяжестью. Она как близнец похожа на Марианне, только моложе. Поэтому она похожа и на Аню. Я поражен этим сходством, мне кажется, что это Аня стоит на коленях перед гробом своей покойной матери, я медленно подхожу к гробу в центре зала. С каждым моим шагом Сигрюн Лильерут выглядит все старше. Вскоре она уже совсем не похожа на Аню. Но Аня как будто еще присутствует здесь. То, что я называл миром Скууга, превратилось в мир Лильерут.

Я подхожу к Сигрюн Лильерут, понимая, что помешаю ее скорби. Однако все-таки подхожу. Повторяя про себя, что я — муж Марианне. Мне девятнадцать лет, но все равно я — ее муж. У меня есть право быть рядом.

Она меня еще не видит. Я останавливаюсь у нее за спиной. Теперь я вижу Марианне. Ее родные побывали в доме Скууга и взяли черное платье, которое было на Марианне, когда мы поженились в Вене. Оно больше подходит к такому случаю, как этот. Они скололи волосы Марианне пряжкой и вложили в ее сложенные руки красную розу. Это не ее стиль. И глаза. Кажется, что их закрыли силой. Со ртом в бюро похоронных услуг тоже не совсем справились. Губы так и остались немного скривленными.

Но кое-что им удалось скрыть. Больше не видно, что у нее сломана шея.