Сергей Дубянский - История болезни (сборник)

• Название: История болезни (сборник)
• Автор: Сергей Дубянский
• Жанр: Ужасы и Мистика

1. История болезни

То, что любовь является болезнью, признано давно. Соответственно, она имеет свою симптоматику, методы диагностики, а ее лечением занимаются специалисты; только не врачи, а поэты, писатели, философы. Чаще процесс протекает легко, но порой принимает и тяжелую форму, именуемую «слепая любовь». Не всякий специалист справится с ней; и уж совсем дело плохо, если «слепую любовь» подцепила его собственная жена.

2. Максимально приближенное к боевому

Говорят, война не заканчивается, пока не похоронен последний солдат. Он был похоронен, но могилу разрыли, и пусть это были неразумные дети, все равно война вернулась. Только это уже другая война, ведущаяся по безжалостным законам мира мертвых.

3. Бизнес-леди и ее дочь

Педагоги и родители постоянно спорят об эффективности различных методов воспитания, в то время, как народная мудрость давно определила, что яблоко от яблони недалеко падает; причем, в любом случае – даже если поначалу это «яблоко» похоже на «грушу» или «сливу».

4. Последний приют

Если человеку удается четко следовать намеченной жизненной программе, он счастлив. Таковой считает себя и Ольга, но случай приводит ее в дом престарелых, где прозябает десяток полуголодных стариков. И странное дело – они тоже счастливы; только счастье у них другое.

---

– Вот и отлично… вот и отлично…

Несколько раз Максим вставал, курил, снова ложился, а Аня умиротворенно спала и даже улыбалась во сне. Максим чувствовал, что начинает тихо ненавидеть ее. …Я не смогу сидеть с ней целый день – я с ума сойду! Надо что-то делать… что-то делать, только б свалить из дома!.. Болеет она… Вчера весь вечер ни хрена не болело!..

Утром, пока Аня спала, Максим оделся и вышел на улицу. Было еще темно. В глухих подворотнях завывал ветер; вырываясь на простор, он обжигал лицо, заталкивал снег за шиворот и в рукава, но Максим не обращал на него внимания. Он шел, опустив взгляд в кружение снежных вихрей под ногами и находя спасение от ночных кошмаров в четком ритме своих шагов.

Миновав проходную, Максим сразу направился в офис, и первый, кого увидел, открыв дверь, был Славик Степанов – огромный, бородатый, занимавший почти половину комнаты. Максим остановился, не успев сообразить, хорошо это или плохо.

– О, появился наш умирающий лебедь, – сидя за столом, шеф наблюдал за ним, ехидно прищурив один глаз.

– Температура спала, – Максим почувствовал, что краснеет, – я, типа, выздоровел и могу ехать…

– Все вопросы к Степанову – он теперь там старший. Как ты, Слав, вовремя вернулся!..

– Слав, когда едем? – Максиму был противен собственный виноватый тон, но изобразить другой не получалось.

– Мы едем? – Славкины глаза округлились, – вообще-то, ты мне не нужен.

– Подожди! Но я знаю эти роботы!

– Я их тоже знаю. Мы с Санькой все и сделаем, – Слава достал сигарету и вышел, показывая, что разговор окончен.

– А я?.. – Максим повернулся к шефу.

– А ты болей дальше. Болезнь, похоже, у тебя не простая. А если, говоришь, выздоровел, – он пододвинул папку с вызовами, – пожалуйста – подбери себе что-нибудь. Но лучше болей, а то еще осложнения начнутся. К понедельнику много ребят вернется, а там машины несложные остались, – шеф углубился в лежавшие на столе бумаги.

Максим несколько минут потоптался у стола, повздыхал, но шеф больше не обращал на него внимания. Выйдя в коридор, увидел на курившего в углу Славу – объяснять что-либо не имело смысла, и Максим спустился вниз; открыл дверь, за которой его поджидал только ветер.

…Все, не жить мне тут! Зато осталась любовь!.. Да хрен там! Ненавижу!.. Сука, если б мог, убил бы ее!..

Подняв воротник, Максим быстро зашагал к проходной, решив не говорить жене, куда ездил и, главное, зачем – несмотря на клокотавшую внутри ненависть, он понимал, что нельзя все в жизни обрывать разом!..»

Ничего даже похожего в их совместной жизни Анна не помнила, да и ни на каком заводе Максим никогда не работал, а уж, тем более, в пуско-наладке. …Сроду б не отпустила, чтоб он болтался где-то месяцами!  – ревниво подумала Анна, – и ни за какие деньги, в отличие от его героини… А ведь имена использовал наши! Зачем? Я ведь не такая… Или он видит такими всех женщин? А как же то, что я сделала для него? С той же его литературой!..

Новую главу она начинать не стала, потому что поняла суть, а остальное ее не интересовало.

– Да, я больна, – объявила она в пространство, – тут ты прав. И ты, Максим, наградил меня этой болезнью. Я любила тебя, и, наверное, люблю… нет, ты не должен умереть в этой чертовой больнице… не должен! – Анна опустилась на колени и сложив руки, подняла взгляд к потолку, – Господи, заклинаю – не дай ему умереть… не дай!.. Не дай!..

Из глаз полились слезы; она принялась молотить кулаками по полу, потом обессилено распласталась ниц. Долго лежала, не шевелясь, пока противоречивые мысли бешено носились в ее голове, и наконец подняла лицо.

– Господи, это ж не справедливо, если он тихо умрет и ни о чем не узнает… пусть он выживет, и я сама убью его! Клянусь! Я ведь больна – мне все простится, правда?.. Господи, сделай это для меня!.. Сделай! Сделай!! Сделай!!!..

Нежданно-негаданно слепящие точки рассеяли свой свет, превратив черную тьму в серый туман. Новых ощущений это не принесло – неприкаянная сущность, так и осталась неприкаянной; осталась и боль, но сделалась не такой надрывной, как раньше. Максим успел даже свыкнуться с ней, когда ниоткуда вдруг явилось существо с тонкими руками и длинными светлыми волосами (остальное скрывали белые одежды); все в нем было очень знакомо, но Максим долго бился, пока назвал существо женщиной. Это был колоссальный прорыв, начиная с которого пустое хранилище памяти стало заполняться; правда, оно было огромным, а падавшие в него знания, ничтожными.

…Это…  – Максим долго вспоминал некое имя, не обладавшее ни внешностью, ни голосом, но, в конце концов, пришел к выводу, что это имя – Анна. Вспомнить, что их связывало или, наоборот, разъединяло, было непосильной задачей, и Максим даже не собирался за нее браться – в данный момент его занимала только сама женщина, которая находилась в нескольких шагах, и взмахами руки манила за собой. Она неуловимо напоминала каких-то других существ, но их призраки появлялись и исчезали, никуда не маня, а лишь бессмысленно колыша пустоту памяти.

Самое интересное и одновременно ужасное заключалось в том, что вместо лица у женщины было расплывчатое пятно, и это не позволяло определить, красива ли она. Максим подумал, что это и не важно – он ведь просто знал, что она прекрасна. Еще она казалась воздушной, и, наверное, могла б улететь, если б взмахнула не одной, а сразу двумя руками. Максим не понимал, почему она не делает этого, и куда зовет.

Хотя, куда именно его звали, было не принципиально, так как теперь он выяснил на личном опыте, что даже зная, куда направляешься, никогда не угадаешь, где окажешься в итоге – разве он ехал в этот серый туман?..

И тут сокровищница памяти стала заполняться с такой быстротой, что сознание не справлялось со старыми новыми знаниями. Нет, он же ехал в дом с камином, и еще множеством замечательных, как тогда казалось, вещей! …Так какая разница, куда меня зовут? Главное, чтоб звали; чтоб не бросили!.. Черный Ворон, я – живой!..

Смотреть на призывы женщины становилось невмоготу, и Максим попытался приблизиться к ней, но несмотря на все усилия, ничего не получалось.

…Действительно, надо же идти или бежать, как было всегда, потому что летать я не умею; а для этого надо обрести физическую сущность – как иначе?.. Он стал искать тело – брошенное, наверняка никому больше не нужное; возможно, разорванное на куски. Это был тяжкий и необъяснимый процесс, прерываемый ужасом, что искать-то и нечего, но в один прекрасный миг (день? час?) обнаружились ноги. Как это произошло, Максим не понял – только что их не было, и вдруг они заныли, зачесались; их очень хотелось скрести, раздирать ногтями, но как это сделать без рук?.. Зато теперь он мог следовать за незнакомкой! Хотя, как следовать?.. Только ползти.

Максим не почувствовал, а, скорее, понял, что двигается, но и женщина двигалась, перебирая невидимыми ногами, а, может, паря в пространстве. Он всецело увлекся погоней, и даже не заметил, как стал слышать биение своего сердца. С этого момента части тела стали находиться без труда, а женщина стала бледнеть, и, в конце концов, исчезла вовсе. …Наверное, это был ангел, – уже совсем здраво рассудил Максим, – кто еще мог вывести меня с того света?.. И вдруг услышал голоса.

– …Виски с тебя – я ж говорил, что его можно вытащить.

– Ей-богу, вы – гений, Сергей Михайлович, – восторженно произнес второй голос, – мне сейчас мотнуться?

– Сейчас работать надо, – засмеялся первый, – вот, майские будем отмечать – поставишь принародно литр «Голден Лейбл».

…Майские?..  – испуганно подумал Максим, – он хотел сказать – Новый год! Идиот, нельзя так шутить! Да и не ты меня вытащил, а она!.. Но от женщины в сознании отпечатался лишь смутный след, а поскольку лица у нее не было изначально, то и сохранять в памяти оказалось нечего. …Она мне привиделась, – сообразил Максим, – ангелов не бывает, как и всего загробного мира… вот, неизвестный Сергей Михайлович – гений!.. Нет, ангелов, точно, не бывает…

КОНЕЦ

Максимально приближенное к боевому

Они шли с самого утра, ступая почти след в след, словно прижимаясь друг к другу, стараясь создать нечто единое в огромном и чужом море зелени. Лес угнетал, подавляя своим однообразием, отупляя, делая безразличным ко всему. Даже взгляд остановить не на чем. Березки посветлее, дубы потемнее, а трава совсем темная в тени деревьев. И все это стоит неподвижной бесконечной стеной. Вдоль нее можно идти вечно и не встретить ничего, радующего глаз.

Андрей поглубже надвинул фуражку. Опустил взгляд на свои пыльные сапоги и грязно-серый песок. За спиной он слышал частое сбивчивое дыхание, но не оборачивался.

Одним из самых значительных изменений в восприятии мира с тех пор, как Андрей после беззаботной студенческой жизни оказался в этом забытом богом и людьми месте, стало отношение к зеленому цвету. Шелестящие листья в отсветах фонарей над парковыми скамейками; шелковистая трава, на которую совсем не страшно падать принимая мяч; соблазнительные платья, сверкающие автомобили и пивные бутылки, вечно занимавшие подоконник… Все это какая-то другая, ласковая зелень, которая бесследно растворилась в окружавшем его теперь глухом зеленом лабиринте. Этот цвет казался всеобъемлющим, затмевающим даже голубизну неба.