Павел Корнев - Дивизионный комиссар

• Название: Дивизионный комиссар
• Автор: Павел Корнев
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9922-1552-6

Мир, расколотый на части, и связывают их лишь железные дороги. Поезда, мчащиеся напрямик через застывшее время. Алхимические фабрики, перерабатывающие и пережигающие в энергию саму Вечность. Странные и страшные сущности, иной раз проникающие в города и одним своим касанием превращающие людей в «тронутых» — тех, кто перестал быть живым, но кому не повезло при этом умереть.

Главный герой — специальный комиссар полиции, расследующий дела, в которых замешаны сущности, подпольные алхимики и бомбисты. Когда по городу прокатывается череда странных убийств и ограблений, он вдруг понимает, что разгадка может крыться в его прошлом.

---

Приближение Вечности ощущалось подобно сквозняку из открытого подвала, а потом — раз! — и окружающий мир растворился в заполонившем пространство ничто и никогда. Исчезли расстояния, пропало время, реальной осталась лишь дрожь колес, размеренно подрагивавших на стыках рельс.

Будто оказался в заполненном воздухом аквариуме, а кругом лишь мириады и мириады километров воды. И ты — один…

Большинство пассажиров просто не могли осознать этого, по их субъективным ощущениям путешествие длилось не дольше двух-трех ударов сердца, но отдельные индивидуумы оказывались слишком восприимчивыми к безвременью, и для них минутная поездка тянулась целую вечность.

Целая вечность, проведенная в замкнутом помещении вагона, — такое кого угодно с ума сведет, поэтому лечебница Святой Марии не пустовала никогда. Впрочем, убойная доза морфина позволяла при необходимости перебираться из города в город даже подобным уникумам. В спальном вагоне и под присмотром железнодорожного медика, само собой.

В этот момент поезд вылетел на станцию, меня качнуло и сразу стало легче мыслить. Вечность ослабила хватку и перестала давить своей нереальностью, но передышка долго не продлилась. Лязг дверей, толчок тронувшегося вагона — и вновь заполонила душу непонятная маета, принялась рвать сознание тоска, резануло по нервам ощущение собственной беспомощности.

Да, я чувствовал Вечность острее других людей и до конца так для себя и не определился, дар это или проклятие.

Детство мое прошло на крошечном полустанке, где вечно царили сумерки, и тогда у меня было два самых заветных желания: увидеть настоящий рассвет и стать проводником.

Именно поэтому я наперечет знал все проходящие через станцию поезда: синий экспресс, желто-зеленый скорый, желто-красный пассажирский и даже отличавшиеся лишь цифрами на бортах вагонов товарняки. Пока сверстники до дыр зачитывали комиксы, я тратил карманные деньги на журналы о поездах и собирал их масштабные модели. У меня была цель в жизни: я точно знал, кем стану.

Но не срослось. Когда после окончания школы отправился в свою первую поездку через безвременье, то оказался до глубины души поражен, сколь неприятным вышло путешествие. Неприятным, жутким, изматывающим.

Мне и подобным мне, чье внутреннее время слишком сильно проявляло себя, делать в поездах было нечего.

А рассветы… Рассветы в каменных джунглях вечной осени мало чем отличались от тех самых сумерек, из которых я сбежал. Особенно если ложишься за полночь, а по утрам с трудом продираешь глаза, когда начинает мерзко трезвонить заведенный на шесть часов будильник.

Впрочем, я ни о чем не жалел. Что для проводника — признак профнепригодности, для рядового патрульного — возможность претендовать на зачисление в специальный дивизион полиции. Карьерный рост, неплохой оклад, приличный социальный пакет…

Раздавшийся над головой скрежет сбил с мысли и заставил напряженно уставиться на потолок. На всякий случай я даже расстегнул плащ и нашарил рукоять ножа.

Возникло ощущение, будто некая тварь запрыгнула на крышу и запустила в толстый металл призрачные когти, но тут поезд вырвался на станцию, и я поспешно шагнул в распахнувшуюся дверь. Вытащил из кармана серебряный портсигар и коробку спичек, прямо на перроне закурил и почувствовал, как начал отступать холод запертой в туннеле Вечности.

Вот поэтому и не люблю пользоваться подземкой. Такое чувство, словно селедкой в консервную банку закрутили.

Сделав пару глубоких затяжек, я выкинул окурок в урну и поспешил к выходу в город. В полном одиночестве поднялся в вестибюль, а стоило только пройти вращающиеся двери, как вокруг расплескались ядовито-неоновые огни вывесок ресторанов, казино и кинотеатров. По улицам сновали автомобили с черно-желтыми шашечками такси; играла музыка; припозднившиеся гуляки переходили из одного заведения в другое.

Припозднившиеся? Да нет, для них все только начиналось…

Осень — город контрастов, да.

Перебежав через проезжую часть, я распахнул весело звякнувшую колокольчиком дверь парикмахерской и стряхнул шляпу.

— Одну минуту, комиссар, — лишь на миг оторвался при моем появлении от клиента старый мастер. — Присаживайтесь, сейчас освобожусь.

Комиссар!

Я был знаком с владельцем парикмахерской, его детьми и всеми работниками не один год, но полицейский — это всегда полицейский, и только. В прозванном Десяткой районе между городским парком и центральным вокзалом всем заправляли люди традиций, и общение местных обитателей с легавыми ими категорически не приветствовалось.

Люди традиций — так, если кто не понял, себя именовали здешние гангстеры. Но не стоило думать, будто в Десятке царило беззаконие, вовсе нет. На залитых светом неоновых вывесок улицах можно было совершенно безбоязненно разгуливать и днем и ночью. Банды давно поделили между собой окрестные кварталы, и залетные гастролеры обычно отправлялись отсюда либо в больницу Святой Катерины, либо прямиком в муниципальный крематорий.

Повесив плащ и шляпу на вешалку, я уселся в кресло рядом с тихонько бубнившим джазовую мелодию радиоприемником и взял лежавший на журнальном столике утренний выпуск «Осеннего вестника».

Передовица ожидаемо оказалась посвящена грядущим выборам мэра. Ничего из ряда вон: действующий глава города назвал претендента «популистом, несущим левацкий бред», тот, в свою очередь, в долгу не остался и охарактеризовал соперника как «ретрограда, не видящего дальше собственного носа». То ли еще будет.

А вот на второй странице редакция поместила статью Анны о грядущем открытии дома-музея Дэвида Волина, на котором сегодня моя ненаглядная и пропадала. Как оказалось, четверть века назад этот известный предприниматель и меценат распродал все свои активы и вложился в совершенно безумный проект по строительству железной дороги, призванной соединить город Ангелов и Каньон напрямую, в обход Осени. Из-за чрезмерной протяженности железнодорожной ветки все алхимики как один предрекали неминуемый крах проекта, но случилось чудо — прямо посреди Вечности проходчики наткнулись на никем не исследованную до того территорию. И акции Волина взлетели до небес!

Новый город, так и названный — Нова, перспективное железнодорожное направление, значительные инвестиции. История успеха, да и только. Конец, правда, оказался не столь позитивным. Прогрессирующий склероз, медленное угасание и, как итог, смерть в частной клинике полгода назад.

Статью проиллюстрировали парой фотографий: с одной смотрел сурового вида старик, на соседней красовался пижонистого вида франт с тоненькой полоской усиков над верхней губой. Наследник империи, ага.

Ладно, глянем криминальную хронику, пока время есть…

Но в этот момент парикмахер убрал с лица клиента теплое полотенце, тот расплатился и отправился восвояси, а из подсобки, шаркая ногами, вышел уборщик. Медленно и аккуратно двигая шваброй, он начал сметать в одну кучу обрезки волос, нисколько не интересуясь тем, что происходит вокруг.

Тронутый. Человек, навсегда застрявший между жизнью и смертью.

Иногда проникшие в город или вырвавшиеся на волю при выстреле из револьвера сущности не убивали жертву, а вступали с ее организмом в некий противоестественный симбиоз, превращая человека в тронутого. В большинстве случаев такие люди становились апатичными и не слишком сообразительными, но поскольку не имели проблем со здоровьем и алкоголем, их охотно брали грузчиками и подсобными рабочими.

Впрочем, случались и исключения…

Когда пол был подметен, мастер указал на кресло:

— Присаживайтесь, комиссар.

Сам он отошел к радиоприемнику и принялся крутить ручку настройки до тех пор, пока не поймал трансляцию боксерского поединка. Микки Дилон оспаривал титул у Эдди Кука. Точнее — пытался оспорить. Получалось это у него, судя по страдальческим стонам и экспрессивным выкрикам комментатора, из рук вон плохо.

— Опять сами в ночь? — уточнил я, когда парикмахер укрыл меня накидкой.

К этому времени мы остались в одиночестве, и старый мастер позволил себе немного расслабиться.

— Дети! — вздохнул он. — Виктор, ты же понимаешь…

Я усмехнулся:

— Понимаю.

— Тебя только побрить?

— Да.

— Виски подровнять?

— Нет, не стоит.

Прислушиваясь к трансляции, мастер стал помазком намыливать мою щетину и вдруг спросил:

— Помнишь Микки Дилона?

Вкус крови во рту, рассеченная бровь, сбившееся дыхание, острая боль в правом запястье и голоса болельщиков, сливающиеся в сплошной гомон толпы.

Да, я помнил Дилона.

— Двадцать седьмой, так? — ловко работая опасной бритвой, продолжил старик. — Знаешь, я был на том бое, когда ты выбил из него дух. — Мастер промокнул мне подбородок салфеткой и уверенно заявил: — Не брось ты бокс, Виктор, вполне мог бы сейчас биться за чемпионский пояс вместо него.