Фаина Раевская - Методика очарования

• Название: Методика очарования
• Автор: Фаина Раевская
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2008

---

Перед квартирой Академика я замерла, стараясь унять бешеное сердцебиение. Согласно традиции, заведенной детективами всего мира, дверь в квартиру оказалась приоткрытой. Сквозь щель пробивался яркий свет. Как правило, подобная иллюминация освещает страшную картину преступления (эту информацию я тоже почерпнула из детективов). На всякий случай я быстренько сгоняла этажом выше, минуты три поглазела на опечатанную дверь Михаила Саламатина, ничего подозрительного не углядела и вернулась назад. Пейзаж не изменился: незапертая дверь и полоска света. Я негромко заскулила, но порог нехорошей квартиры все-таки перешагнула...

Первые двадцать сантиметров чужой жилплощади сюрпризов не преподнесли — ни трупов, ни орудий преступления, ни кровожадного злодея здесь не наблюдалось. Порадовавшись результату, я сделала еще один шаг вперед...

— Добро пожаловать, Шурочка! — раздался из недр огромной квартиры голос Академика. — А я, признаться, уже начал беспокоиться  по-стариковски, не случилось ли что... Сейчас времена-то сами знаете какие. Вы проходите, проходите, Шурочка, я в кабинете. Только, будьте любезны, дверь заприте.

Дверь я заперла и сразу же почувствовала себя как мышь, загнанная в угол жирным котярой.

Игорь Юльевич и в самом деле походил на кота, сожравшего всю хозяйскую сметану и пару кусков рыбы в придачу. Во всяком случае, физиономия у Академика была такой же довольной. Саламатин-старший сидел в кресле-качалке, облаченный в свою шикарную домашнюю пижаму, с трубкой в руках. Ни дать ни взять — гений на заслуженном отдыхе! Справа и немного за спиной Академика возвышалась стремянка, а слева, рядом с креслом, лежал массивный, по виду железный предмет в форме кастрированного конуса, в смысле, без острой верхушки. В геометрии подобная хрень называется «усеченным конусом». От него тянулась куча разноцветных проводков к не менее загадочному предмету, только прямоугольной формы. Бог знает почему, но эта малопонятная конструкция произвела на меня удручающее впечатление. Бросив быстрый взгляд по сторонам, следов пребывания моей многострадальной подруги я не обнаружила, почувствовала себя одураченной и не слишком вежливо (какая уж тут вежливость! ) поинтересовалась:

—    Куда Катьку дели?

—    Не извольте беспокоиться, голубушка, она там, — любезно отозвался Академик, ткнул пальцем в потолок и загадочно улыбнулся. То есть это ему казалось, что улыбка вышла загадочной, а по мне — так самая что ни на есть мерзкая. Я непроизвольно передернула плечами, хотела напустить на себя независимый вид, дескать, ваши ужимки, профессор, нам по барабану, но тут до меня дошел смысл жеста Игоря Юльевича.

—    Где? — проблеяла я, зеленея.

—    Там, — стрельнул глазами в потолок Саламатин. — Очень эксцентричная у вас подружка! Она могла помешать нашей с вами беседе, поэтому пришлось ее нейтрализовать.

—    Опоздала! — простонала я и опустилась на пол. По полу гулял сквозняк, но мне было не до него: Катька, моя вредная, шебутная, шустрая, как заводная метла, ехидная, но такая родная... можно даже сказать, любимая подруга в данную минуту мирно (во всяком случае, надеюсь, что мирно) беседует с господом, а я сижу тут, на полу, наедине с жестоким убийцей, и дожидаюсь своей очереди.

Саламатин с прежней улыбкой проследил за траекторией моего падения, а в ответ на мой стон философски заметил:

—    Как знать, Шурочка, как знать...

Терять мне было нечего, потому я, осатанев, прорычала:

—    Как вам не стыдно! Вы пожилой человек, вам бы с внуками нянчиться да мемуары писать, а вместо этого вы взяли грех на душу. Да еще какой  грех!!! На вашей совести четыре — вдумайтесь только — четыре невинных души!

Густые седые брови Академика поползли на лоб, но меня было уже не остановить:

—    Вы — убийца! — вещала я грозно. Будущее мое, судя по всему, было предопределено, я с ним смирилась, потому и решила выговориться напоследок. — За что вы убили Никиту? А американца? Я уж не говорю о вашем собственном сыне! Тоже мне, Иван Грозный! Тьфу, блин... Грозный хоть за дело сына своего ликвидировал, считал, что во благо государства действует, а вы-то за что?

—    Я тоже. — Академик внимательно меня выслушал, и, должно быть, подобное пламенное выступление его проняло.

—    Что — тоже? — обалдела я, сбившись с мысли.

—    В том смысле, что тоже во благо государства...

—    Угу, ну да! В истории, помнится, уже были типы, которые во благо и на процветание страны посылали на смерть миллионы людей. Вы, господин Саламатин, часом к ним не принадлежите?

—    А что? Вполне возможно, — раздумчиво протянул Игорь Юльевич. — А вы, Шурочка, зря смеетесь. Я, между прочим, пекусь о благе всего человечества, всей нашей, так сказать, цивилизации.

—    И не только нашей, судя по всему, — ехидно  заметила я, вспомнив о сорвавшемся сеансе телепортации на далекую планету Каракатук. Академик, должно быть, тоже вспомнил об этом, потому что усмехнулся:

—    Ах, вы об этом! Забавная шутка получилась, правда? Признайтесь, вы сочли меня сумасшедшим!

—    Во всяком случае, вы были недалеки от этого, — кивнула я.

—    А вот я вам сейчас кое-что расскажу, и тогда поймете, что никакой я не сумасшедший.

—    Хм, — с сомнением промычала я, а в голове галопом проскакала страшная мысль: «Все, каяться начинает. Значит, скоро прикончит. Ну, Катюха, скоро свидимся! » — Я охотно вас выслушаю, но сперва я бы хотела увидеть Катерину, — выдвинула я ультиматум, имея в виду, естественно, труп подружки. Хоть напоследок полюбуюсь своей красавицей. Кто знает, как она будет выглядеть в загробном мире? Узнаю ли?

Однако Академик не спешил удовлетворять мои требования, вместо этого он снова улыбнулся (я еще раз отметила, какая у него мерзкая улыбка) и пообещал:

—    Всему свое время. Уверяю, скоро вы ее увидите...

Кто бы сомневался! Душегуб! Скоро я не только Катерину увижу, но и Кита нашего, и Мишку Саламатина, и Макферсона, и еще многих хороших людей... Интересно, а ТАМ мы опять будем все вместе? Неужели и на том свете

Катька будет так же ехидничать и изводить меня своими бредовыми идеями? «Господи, ну, и все твои святые, естественно, вразумите Катьку, а? — обратилась я к Всевышнему, уповая на то, что подруга в данный отрезок времени находится в непосредственной близости от него. — Отпусти рабе твоей Катерине грехи ея, ну, и мне заодно, я ведь скоро тоже предстану пред Твои... — тут я запнулась, потому что не знала наверняка, перед чем именно предстану, но быстро нашлась: — Предстану пред Тобой! » Не уверена, что моя просьба будет услышана — все-таки с господом у меня довольно сложные отношения, однако надежды не теряла и вознамерилась прочитать какую-нибудь проникновенную молитву, но Игорь Юльевич отвлек меня от благостных намерений.

—    Не желаете что-нибудь выпить, Шурочка? — предложил он.

Быстренько извинившись перед высшими силами за прерванную беседу, я злобно прошипела:

—    Не называйте меня этим дурацким именем! И пить я ничего не желаю по той простой причине, что опасаюсь подвоха с вашей стороны. Вы вполне способны вместо обычного чая всыпать в кружку добрую порцию крысиного яда. Вам, конечно, все равно, каким способом умертвить меня, но я предпочитаю что-нибудь более традиционное: пулю, к примеру, гробик приталенный, черные колготки на худой конец!

—    Колготки? — опешил Академик. — Зачем?

—    Вот интересно! А чем вы меня душить собираетесь? Я в газете читала, что маньяки душат девушек именно черными колготками. А вы — самый настоящий маньяк! В общем, начинайте изливать душу, я вас внимательно выслушаю, посочувствую, а потом, благословясь, и отбуду... Только давайте побыстрее, а то меня уже заждались.

Саламатин-отец смотрел на меня с тихим ужасом и, должно быть, мучительно соображал: стоит ли изливать душу жертве или лучше сразу ее прикончить, потому что на нервной почве у этой самой жертвы, то есть у меня, наметились серьезные проблемы с головой. В конце концов он решил все-таки покаяться. А как же иначе? Традиции следует соблюдать.

—    Как вам наверняка известно, — начал Академик после небольшой паузы, за время которой он успел раскурить трубку, а я — осатанеть от нетерпения, — мой сын Михаил служил на товарно-сырьевой бирже вместе с вашим соседом Никитой. Ребята не только были коллегами, но еще и приятельствовали. Я не был в восторге от их дружбы — Никита казался мне легкомысленным молодым человеком, ошалевшим от появившихся у него больших денег. Пьянки, гулянки, девицы подозрительно легкого поведения... Мишка мой после развода с женой тоже пристрастился к... э-э... такому нездоровому образу жизни. Но суть не в этом. Однажды Мишка с Никитой устроили очередные посиделки. Сперва шли обычные разговоры о женщинах, о дурном начальстве и прочий легкомысленный треп обо всех прелестях жизни. Но тут я услышал кое-что такое, что заставило меня насторожиться...