Владимир Илюшенко - Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

• Название: Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие
• Автор: Владимир Илюшенко
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978–5-7380–0348–6

Александр Мень — одна из самых ярких, самых значительных и трагических фигур XX столетия. Владимир Илюшенко, близко знавший о. Александра, создал живой портрет этого религиозного гения, посвятившего каждое мгновение своей жизни служению Богу и людям. В книге помещены также письма, другие не издававшиеся ранее тексты самого Александра Меня и около 50 его фотографий из архива автора.

---

Померанц прав, когда он говорит: «Важен только Христос, спор между вероисповеданиями не имеет сущностного значения».

На этом закончился первый день Чтений. Во второй его половине будто струна натянута была. Все, как на подбор, были хороши. Второй день оказался не менее интересным.

Екатерина Гениева рассказала, что на лекции о. Александра в Библиотеке иностранной литературы 7 сентября 90–го года ему задавали такие вопросы: «Боитесь ли Вы смерти?», «Можно ли убить священника?», «Можно ли убить муравья?» Не хотел оставить своего портфеля в кабинете Иванова (директор ВГБИЛ).

После лекции оказалось, что у библиотеки стоит машина с крепко сбитыми молодыми людьми. Явно следили за отцом. Он шел к метро «Таганская», перемещаясь так, чтобы быть позади сопровождающих.

«О. Александр был убит, чтобы мы все узнали и почувствовали на собственном опыте, что такое жизнь без учителя, что такое жизнь после Голгофы». Не для этого, конечно, он был убит, но мы действительно это узнали и почувствовали. В остальном она права: «После Голгофы — утешение. Чудо существует каждую минуту среди нас. Мы были свидетелями многочисленных чудес».

Призвала восстановить авторство о. Александра как переводчика «Силы и славы» Грэма Грина и «Благословения на геноцид» Нормана Кона. Рассказала об анонимном звонке в библиотеку после выставки «Мир Анны Франк»: «Не достаточно ли вам о. Александра Меня?»

Евгений Рашковский. Доклад «Что дает наследие о. Александра для наук о человеке?». Однажды он сказал Жене: «Надо всё же душу питать — почаще на природе бывать, в консерватории бывать». Вывод Жени: «К вселенскому вслушиванию он подключал миры природы и искусства». И еще: «Библейский текст был его Прекрасной Дамой. Он был ее рыцарем без страха и упрека. Знал Библию превосходно и в разных преломлениях».

Говорил о его мастерстве как ученого–гуманитария. «У него была добрая память — на лица, на творчество, на бытие. У него и глубокая историческая память. У настоящих гуманитариев нет злобы против мира и против людей.

Батюшкино гуманитарное творчество было таково, каков он сам. Его открытость и любовь вырастают из осознанного чувства присутствия Христа».

Наталья Большакова из Риги была утром 8 сентября в Новой Деревне, когда отец служил, и вечером в Москве на его последней лекции. Эти воспоминания, по ее собственным словам, — «свидетельство о святом». Встреча с ним были всегда судом, но и праздником. Утром на исповеди «были решены два главных вопроса моей жизни». Сказал ей: «Вы только любите». Прерывал ее и отвечал так, будто она всё сказала (а она не успела сказать).

Еще сказал ей на исповеди: «Никогда не верьте тому, кто будет говорить, что Церковь наша не свята. Церковь свята не нами, грешными, а Иисусом Христом. Здесь уже Его царство, и врата ада не одолеют ее». Посмотрел на нее и засмеялся. «От переполнявшего его ликования весь сиял, озаренный ярким светом. Светоносный взгляд — было больно смотреть».

О лекции 8 сентября: «Когда он говорил, слова оживали. Происходило таинство пресуществления слова».

Наталия Трауберг. В начале 70–х о. Станислав Добровольский из Литвы, который очень любил о. Александра, писал ему: «О, как труден Ваш пастораций в великом Бабилоне». Н. Т.: «Он действительно очень труден. Это ужас какой‑то! Бабилон есть Бабилон. О. Александр приспособился к тому, что мы — обитатели лагеря (говорю об искривленных душах)».

«Когда с ним знакомилась, было ощущение, что нахожусь внутри Писания» (замечательно сказано). «Последние три года — разговор об этом Бабилоне. Отец жизнью и смертью доказал, что прав он. Он считал, что есть только несчастные униженные люди, и больше ничего». (Это иллюстрирует ее мысль, что мы все — духовные калеки. Отсюда — наше самовозвеличивание.) «Умел соединять исключительную терпимость с исключительным неравнодушием. Мы должны просить о. Александра о двух добродетелях — об Авраамовой вверенности (вера с надеждой) и милосердии (несусальном)».

Очень живой и яркий доклад («Отец Александр и музыка») сделал Олег Степурко. Вот что он сказал (без цитат).

О. Александр, как подземные воды, оживотворял нашу культуру. Его музыкальность, модуляции голоса. Выпевал свои проповеди. (Олег дал ритмическую расшифровку его проповедей, показал, как он интонировал.) Его голос феноменально построен по диапазонам: сначала — в низком регистре, в кульминации — верхний регистр. Его фразы очень музыкальны, сравнимы с музыкой Мусоргского, интонационно построены. Большинство его ритмов триольные — как в джазе. Триольная пульсация — когда на ритм накладывается сердце. Наполнял самые простые слова интонационным смыслом. Самое главное — огонь, сердечное биение, кровь — заключено в интонации. У него все фигуры — как в речитативе. Обладал колоссальным слухом, блестяще владел тональностью.

Писал свои книги под музыку. Но слушал пластинки не просто так: в его фильмах (имеются в виду слайд–фильмы) — музыкальные шедевры.

О. Александр — генератор музыкальных идей. Цикл Николая Каретникова об апостоле Павле — реализация идей отца. Сказал Михаилу Смоле (прихожанин о. Александра, директор школы): «Обязательно сделай хор. Хор — это то место, которое стирает грани между людьми».

Организовал музыкальную детскую школу (подпольную). Возобновил древнюю православную мистерию. Мы поставили шесть детских спектаклей: «Франциск», «Сергий Радонежский», «Царь Иудейский» и др. Ребенок превращался из объекта в субъект Священной истории[10].

О. Александр стоял у истоков бардовского христианского движения. Был инициатором фестиваля «Пробуждение». Впервые в русской истории церковная и авангардная музыка встретились вместе. О. Александр: «Слушаю любую музыку. Могу слушать и рок». Помнил всех церковных композиторов. Прекрасно знал «Jesus Christ Superstar», Дюка Эллингтона. Воспитал многих регентов — Нину Фортунатову, Соню Рукову, Володю Шишкарева. Но и натерпелся от хористов. Мало того, они все время писали на него доносы.

Олег — человек живой, непосредственный, совсем не академичный. Он джазовый композитор. По скромности не упомянул, что музыку ко всем упомянутым детским спектаклям написал он сам. То, что он говорил, на мой вкус, было свежо и очень интересно. Но не такова была реакция части зала. Их (особенно довольно чинных старушек) его горячность, его манера говорить и сама суть говоримого довольно быстро вывели из себя. Особенно их раздражало, что он время от времени подбегал к роялю и пытался что‑то наигрывать (для иллюстрации своих тезисов), искал (и не находил) микрофон и т. п. Чинные старушки стали топать и требовать, чтобы он заканчивал (тем более, что он перебрал время). В результате его почти согнали со сцены. Нет пророка в своем отечестве…

Тамара Жирмунская. Привела несколько высказываний отца: «Спиритуализм, теософия — вход в то же здание, но с черного хода: низкий астральный план»; «Беспозвоночные давно бы вымерли, а человек приспособился»; о самом себе: «Проскочил, как креветка между усами кита».

Его лекция (в узком кругу) об иронии и юморе в Евангелии.

Вулканический темперамент, который он постоянно сдерживал.

Владимир Леви. «О. Александр сделал всех нас родными. Обмолвился однажды мне, что никогда не готовится к лекциям, а говорит что Бог на душу положит. А кажется, что там всё продумано и нет ничего лишнего. Лекции совершенно музыкальны по архитектонике, по золотому сечению. Это именно то, что Бог на душу положит и что было дано в совершенстве только ему.

О. Александр действовал как психолог и психотерапевт, не называясь так. Профессионально интересовался этими вопросами». (Могу сказать от себя: в любой области, за которую отец брался, он был профессионалом.) «Громадный практический опыт, колоссальная эрудиция. Сам опыт Церкви и св. Отцов — в огромной мере психологический опыт, опыт познания живых людей.

Все время учился, всю жизнь. Извлекал материал из каждого человека. Так и должен действовать врач. Для врача пациент — страница учебника, иначе — шаблоны и начинаешь губить людей. Не знаю другого такого мощного врача, психотерапевта, целителя. История отношений с каждым из нас — целая книга, и это история болезни. Из людей здесь присутствующих идеально здоровым психически человеком можно считать только одного — отца Александра.

Назвать его безоблачным было бы неправильно, но он излучал такое душевное, духовное и физическое здоровье, что казалось, что это не так. Иногда какие‑то тучки закрывали его душу, — может быть, из‑за груза, который он взял на себя. Его личное, сокровенное было глубоко скрыто. Тут не комплексы (их не было), а жертвы, потери, несвершившееся. Он не развернул, может быть, и сотой доли своих дарований. Артист, художник, музыкант — всё это он свел в своем пастырском служении».