Ефим Гринин - Золотые коронки

• Название: Золотые коронки
• Автор: Ефим Гринин
• Издательство: Волгоградское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1962

Это произошло в дни Великой Отечественной войны в тылу врага. Группа советских разведчиков и партизан добыла ценные сведения, обеспечившие успех большой фронтовой операции. В повести действуют мужественные, смелые люди, люди подвига.

Е. Гринин знаком читателям по книгам «Путешествие за каменную ограду» (1958 г.), «Песня веретена» (1960 г.), «Следы на снегу» (1961 г.). В них он использовал многолетний опыт журналиста и педагога.

Е. Гринин — участник Великой Отечественной войны. Его фронтовые впечатления легли в основу повести «Золотые коронки».

---

Оксана Ивановна люто ненавидела и не упускала случая уязвить Фроську. Но сейчас ей было не до того. Она отвернулась к палисаднику, но поздно. Фроська шла прямо к ней.

— Тьфу, блудница вавилонская! — сказала темноликая старуха и, решив, что это неубедительно, добавила: — Стерьва поганая!

Старичок заерзал, тихо прошамкал:

— Известно, овчарка немецкая!

Фроська презрительно цыкнула на него:

— Ты еще слюни распустил, мухомор плешивый! Двину раз — и трухой рассыплешься!

Боясь скандала, старичок втянул головку в сухонькие плечи. Привлеченные наглым Фроськиным тоном, люди придвинулись ближе. Фроська заглянула в лицо Оксане Ивановне и умильно сложила губы бантиком:

— Доброго вам здоровьичка, Оксана Ивановна!

Старуха прижалась пылающим лицом к заборчику.

Фроська хищно оскалила мелкие белые зубы.

— Да вы не прячьтесь, Оксана Ивановна, я не злопамятная, не укушу, — сказала она. — Теперь поняли, кто прав? Сегодня жив человек, а завтра — нет его. Война все спишет. Видала я Галю, гладкая такая, нарядная, чемоданы шикарные. Привет ей от меня, выберу времечко, наведаю, как же…

В иное время за подобные речи кто-нибудь из толпы матерно обругал бы Фроську. Но теперь любопытство и неприязнь людей обратились на Оксану Ивановну. Фроська поправила пышную прическу, складки на платье, торжествующе заговорила:

— Ваша Галя понимает свою выгоду. Она где ж, в учреждениях германской армии служит или в гестапо? — и, не дождавшись ответа, самоуверенно сделала вывод: — Скорее в гестапо, там лучше платят. Теперь и вы заживете, Оксана Ивановна. Заходите вечерком с Галей, отпразднуем ее приезд…

Ничего более унизительного Фроська не смогла бы придумать. Оксана Ивановна вскочила и разъяренно впилась ногтями в смуглые Фроськины щеки. Толпа в изумлении подалась назад. Один лишь старичок, расхрабрившись, подбадривал:

— Рви ее, овчарку, рви, не жалей!

Фроська взвизгнула от боли и от страха за свое лицо, оттолкнула старуху. Но Оксана Ивановна вцепилась в темные Фроськины локоны и безжалостно дергала их, говоря:

— Несчастью моему обрадовалась, паскуда! Над старухой измываешься! Думаешь, я Гальке своей прощу? Всех вас на площади перевешать надо заместо людей наших! Ну, дождетесь еще своего часа, дождетесь, поганки!

Она брезгливо обтерла руки о передник, взяла ведро и двинулась за вторым ведром прямо на людей. Толпа расступилась, люди смехом и восклицаниями провожали ее.

— Отделала бабка шкуру этой гниде! Нехай помнит! А то расквохталась тут, на старика ругалась!

— Вишь, дочка у ей с немцами снюхалась!

— Бить их, хлюстанок, надоть, жиреют тут на нашей шее!

— А то, у Фроськи добра, вон, полон дом!

Симпатии толпы были всецело на стороне Оксаны Ивановны, но она ничего не слышала. Она думала, что скажет сейчас Галине. Кто-то услужливо подхватил ее ведро, протиснулся к колонке, сказал:

— А ну налейте, у бабки вон несчастье, слыхали!

Фроська, подняв кулаки, с угрозами бросилась за старухой. Но толпа сомкнулась перед ней. Фроська бессильно опустила кулаки.

II

В домике Оксаны Ивановны было две комнаты и кухня. Большую, с окнами на улицу, занимал немецкий лейтенант Павлюк. Когда приехала Галина, старуха уступила дочери маленькую комнатку с окнами во двор и в садик и переселилась в кухню. Они могли бы устроиться вместе, но близость дочери угнетала Оксану Ивановну, да и Галина прозрачно намекнула, что ей одной удобнее.

В коридорчике Оксана Ивановна помедлила у дверей Галиной комнаты. «Так и есть, опять клятый Павлюк там», — подумала она и что было силы хлопнула кухонной дверью.

Галина раздраженно бросила на колени старый альбом с фотографиями киноактрис, когда на круглом столике жалобно зазвенели вазы с печеньем и сахаром.

— Не мелькайте перед глазами, Иван Трофимыч! Садитесь! Мама пришла, сейчас будем кофе пить…

Лейтенант Павлюк, плечистый, краснолицый, замер с сигаретой перед молодой женщиной. Хороши были ее светло-пепельные волосы в тугом венке кос и в завитках, небрежно спадавших на чистый нежный лоб. Хороши были ее горячие, темно-карие глаза в пушистых ресницах. Она держала в пальцах потухшую папироску и раскачивалась в кресле-качалке.

Павлюк выкинул окурок в раскрытое окно, взял с туалетного столика плюшевого трехногого медвежонка.

— Зачем этот потрепанный зверь? — спросил он, хмуро повертев игрушку. — Не люблю хлама прошлого! — и он размахнулся, чтобы выбросить медвежонка в окно.

— Не смейте! — запретила Галина, спрыгивая с качалки; она прижала игрушку к груди. — Это мой друг детства — маленький Мишутка! Вы помните, Иван Трофимыч, сказку Толстого «Три медведя»?

Галина нараспев заговорила:

— «Один медведь был отец, звали его Михайло Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок и звали его Мишутка…». Вам смешно? Вы не любите своего детства?

— Трехногий талисман! — ухмыльнулся Павлюк.

— А у меня и счастье искалеченное, как этот Мишутка! — с вызовом сказала Галина, поглаживая вытертый плюш игрушки; отворив дверь, громко крикнула: — Мама, будь добренькой, принеси нам кофе! — и, возвращаясь в кресло, нетерпеливо протянула: — Вы намерены развлекать меня, Иван Трофимыч? С вами умрешь со скуки!

Павлюк придвинул стул к креслу, сел и словно нечаянно накрыл рукой колено женщины.

— Вы несправедливы ко мне, Галина Григорьевна, — вкрадчиво сказал он. — Вы даже не успели осмотреться. Походите по городу…

— Ах, боже мой! — капризно перебила его Галина. — Ну что я буду осматривать в этом городишке, где я прожила семнадцать лет? Уж не к знакомым ли мне ходить, по-вашему? Тут ни одного образованного человека не найдешь! Да еще нос воротят!

Резкие складки залегли в углах чувственного рта Пав-люка.

— С-скоты! — слегка заикаясь, проговорил он. — Они сторонятся нас, как зачумленных… Я бы их за это! — и он стиснул большой волосатый кулак.

Галина равнодушно скользнула по нему взглядом.

— Простить себе не могу, что не поехала с шефом в Берлин. Детские выдумки: маму захотелось повидать. Ха-ха-ха! Святая наивность! Вы думаете, она мне обрадовалась?

Легкая на помине Оксана Ивановна без стука отворила дверь и внесла две алюминиевые кружки.

— Фу, мама! Ну, где это видано, чтоб кофе в кружках подавали?

— Не наготовили еще стаканьев на вас, господ! — угрюмо сверкнула старуха такими же горячими, как у дочери, глазами и вышла.

— Ехидная у вас мамаша! Давно у меня руки на нее чешутся!

— Что вы, что вы, Иван Трофимыч! — заступилась Галина. — Она добрая, просто недостаток воспитания. У старых людей всегда причуды… — она повела рукой в сторону стола. — Пейте, Иван Трофимыч, с печеньем, это одесское… — потерев лоб, задумчиво сказала: — Шеф вернется в Одессу через три недели. Без него не стоит туда ехать. А тут я за два дня истосковалась… Ах, Одесса, Одесса, там я не знала, что такое скука!

— Не печальтесь, Галочка, что-нибудь придумаем. Я попрошу у оберста разрешение не дежурить по ночам.

— А он позволит?

— Постараюсь…

Галина пытливо смотрела на офицера. Павлюк неопределенно пожал плечами, говорить о своих сомнениях он не хотел. Но женщина заметила его неуверенность.

— Иван Трофимыч, миленький, вы постарайтесь, ладно? Вдвоем с вами мы можем и погулять, и сходить куда-нибудь!

— Ходить тут особенно некуда, Галочка. Одно кино паршивое да борд… — он поперхнулся на этом слове и поправился: — Ресторан офицерский. Впрочем, и дома можно отлично время провести. Устроим завтра пирушку, я винца прихвачу с собой.

— Дома скучно, — заупрямилась Галина. — Лучше в ресторан. Веселиться так веселиться.

— Но там… пьяные. Приставать будут…

Женщина удивленно сдвинула брови.

— А вы на что? Я полагаюсь на вашу защиту. Будем пить и веселиться. Помните? — она запела: — Вино, вино, вино, вино, оно на радость нам дано… А с собой можете принести, только не берите кислого. Коньяк и что-нибудь сладкое, полусухое…

Павлюк восхищенно щелкнул пальцами, очарованный Галиной. Он снял со стены гитару, взял несколько аккордов и запел:

— «Осень, прозрачное утро…»

Галина похвалила его голос. Павлюк зажал струны.

— Когда-то, Галочка, я был душой общества…

— Да? Откуда же этот мундир? Расскажите, я люблю романтику.

Павлюк махнул рукой. Его прошлое вряд ли показалось бы Галине романтичным, да и вообще воспоминания ни к чему.

— Эх, Галочка, черт вас дернул связаться с тем эсэсовцем! Я бы с радостью женился на такой красавице и умнице, как вы. Ведь у вашего Гортнера, бьюсь об заклад, в Берлине законная фрау и киндер. После войны он скажет ауфвидерзеен — и тю-тю, точка, пункт! Надо ж понимать! Полакомиться русскими девочками — о да, зер гут! Но портить карьеру ради славянки? Ни боже мой!