Майкл Фрай - Эдинбург. История города

• Название: Эдинбург. История города
• Автор: Майкл Фрай
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48209-2

Королевский замок на вершине скалы, у подножия которой когда-то колыхалось озеро нечистот, а ныне радует глаз зеленью обширный парк. Длинная улица, известная как Королевская миля и соединяющая замок с дворцом Холируд, обителью Марии Стюарт. Принсес-стрит с ее многочисленными магазинами. Роуз-стрит, которую иначе называют улицей пабов, вечно оживленная Грассмаркет, холм Кэлтон-Хилл с памятником Нельсону, обсерваторией и «северным Парфеноном» — колоннадой в честь побед герцога Веллингтона… Все это Эдинбург, столица Шотландии и настоящий город-памятник, словно застывший во времени и все же удивительно живой и всегда прекрасный — в типичную шотландскую морось и, конечно, в лучах солнца. Это город, в который нельзя не влюбиться.

Добро пожаловать в Эдинбург!

---

В отношении культуры Эдинбурга то, что начала революция, довершила Уния. Однако если революция пользовалась в городе всенародной поддержкой, то Унию не поддержал почти никто. Это была сделка, заключенная между правящими классами Шотландии и Англии, хотя обоим хватило соображения понять, что это не будет прямым завоеванием одной страны другой. Из первого варианта договора был выпущен один пункт, главное условие, выставленное пресвитерианами, соблюдения которого позднее они настоятельно требовали: в рамках Союза им гарантировалось положение официальной религии Шотландии вместе с полным контролем над университетами и школами.

Многие пресвитериане (возможно, главным образом за пределами Эдинбурга) тем не менее были против Унии. Церковь Шотландии к тому моменту, однако, оказалась возглавлена столичными священнослужителями, которые, получив согласие другой стороны с одобренным главным условием, высказывались теперь в пользу Унии. Их предводителем был преподобный Уильям Карстрейрс, священник монастыря Грейфрайерс, а с 1703 года — глава университета, назначенный на эту должность после многих лет, проведенных в правительстве Вильгельма Оранского, для которого он занимался шпионской деятельностью. Имелись и другие влиятельные фигуры: преподобный Дэвид Катбертсон из Сент-Катберта, в прошлом — ковенантер; преподобный Джордж Мелдрам из церкви Трон, также профессор богословия в университете; преподобный Томас Уилки из Кэнонгейта; преподобный Уильям Уишарт из Южного Лейта. Случилось так, что все они были председателями генеральной ассамблеи, один за другим, с 1702 по 1707 год.

Жителям Эдинбурга не было дела до высокой политики: они ненавидели Унию. Пока в парламенте обсуждали договор между двумя странами, на улицах что ни день вспыхивали бунты. Лидер националистической оппозиции, герцог Гамильтон, часто подстрекал народ к мятежу, проходя по Королевской миле. Вокруг него собиралась неспокойная, но все еще благодушная толпа, крича: «Благослови Боже вашу светлость за то, что вы стоите против Унии, защищаете вашу страну», и тому подобное. Распалив в себе патриотизм, они теряли благодушие, если им случалось заметить карету герцога Куинсберри, лорда верховного комиссара королевы Анны, который и продавил идею Унии. Он проносился по улице галопом, с верховой охраной впереди и пыхтевшими позади лакеями, причем последние становились при этом мишенью для зевак, которые бросали в них камни, а также «всевозможные оскорбления, упреки и знаки презрения, которыми имели наглость их осыпать». В данном случае выражение «знаки презрения» служит еще одним эвфемизмом для обозначения экскрементов, лежавших тут и там в переулках и тупичках, которые приходились очень кстати, когда хотелось швырнуть ими в должностное лицо.[218]

Когда в Эдинбург в октябре 1706 года прибыл Даниэль Дефо, тайный агент английского правительства, брожение в обществе сулило крупные неприятности, а, как он сам говорил, «шотландская толпа — наихудшая из всех». Как-то вечером толпа по своему обыкновению приветствовала Гамильтона, шедшего вниз по Хай-стрит. На сей раз на обратном пути толпа забросала камнями городскую гвардию и побила стекла в домах. Дефо писал: «Меня предупредили, чтобы я поберегся и не появлялся на улице». Поднимаясь по лестнице, он слышал, как в кучке громил говорили: «Вот один из английских псов».

Той ночью толпа попыталась вломиться в апартаменты сэра Патрика Джонстона, лорд-мэра и политика, стоявшего за Унию. Как писал Дефо, «толпа поднялась по лестнице к его двери и принялась взламывать ее кувалдами, но, похоже, не преуспела». Отважный лорд-мэр предоставил разбираться со всем своей жене. «Его испуганная супруга распахнула окно, держа в руке две свечи, чтобы ее можно было сразу узнать, и закричала: „Ради бога, позовите охрану!“» Проходивший мимо аптекарь увидел, что она оказалась в беде, и пошел в караульное здание, находившееся посередине улицы. Офицеры отнеслись к делу весьма безразлично из страха перед толпой. Дефо воспользовался возможностью проскользнуть в собственные комнаты, и все же беспорядки были еще далеко не закончены: «На улице я был недолго, но успел услышать страшный шум и увидеть огромную толпу, шедшую вверх по Хай-стрит с барабанщиком во главе. Они сквернословили и кричали: „Шотландцы встанут как один! Нет Унии, нет Унии! Английские псы!“ и так далее». К тому моменту переполох охватил весь город, и везде загасили огни, боясь спровоцировать акты вандализма. Городскую гвардию «оскорбляли и забрасывали камнями на месте». Это продолжалось несколько часов. «Шотландцы — бесчувственный, непокорный и ужасный народ», — заключил Дефо.[219]

И все же они не смогли остановить подписание договора. Когда этот договор 1 мая 1707 года вступил в силу, Эдинбург был подавлен. Старший сын Куинсберри, Джеймс, устроил в семейной резиденции в Кэнонгейте небольшое празднество с торжественным обедом. Этот наследник титула и земель, которые ему в итоге так и не разрешили получить, страдал гигантизмом и был помешан на убийствах; его постоянно держали под замком. В отсутствие отца, уехавшего по случаю подписания договора в Лондон, Джеймсу удалось вырваться на свободу. Он поймал и убил поваренка, а затем зажарил его на вертеле. Когда он сел за свою кошмарную трапезу, преступление было раскрыто. Народ говорил, что такой сын — Божье наказание герцогу за ту роль, которую тот сыграл в подписании договора об Унии. В остальном же событие было отмечено лишь несколькими формальностями. Утром колокола собора прозвонили мелодию «К чему мне грустить в день моей свадьбы?», пушки замка дали залп. И только.[220]

* * *

Праздновать Эдинбургу действительно было нечего. Уния означала, что правительства Шотландии более не существует, а правительство было одной из двух движущих сил экономики города. Другой была торговля, но она сильно пострадала и фактически замерла во время гражданских войн и оккупации страны Кромвелем. Хотя ей и удалось впоследствии немного оправиться, внешние силы продолжали препятствовать. При Якове IV у Шотландии и Англии успел сложиться общий рынок, однако ко времени правления Карла II англичане опять решили выдавить шотландцев. Между странами Европы в целом росли соперничество и враждебность. В мире коммерции состояние вечной войны нашло отражение в политике меркантилизма, которая включала в себя протекционистские меры в отношении собственных коммерсантов и, где это было возможно, борьбу с зарубежными конкурентами. Здесь можно заметить, что именно этим эдинбургские купцы всегда и занимались. Однако Эдинбург (и Шотландия) представлял собой лишь крошечный элемент системы международной торговли. Когда тем же оружием обзавелись более крупные города и страны, у меньших не осталось никаких шансов.

Отчасти введение политики меркантилизма было вызвано колониализмом. Каждая европейская страна стремилась прибрать к рукам товары из заморских владений. Шотландия попыталась вступить в игру, основав колонию в Дарьене в 1698–1700 годах, и сразу же вылетела с треском. В остальном ее торговля с колониями состояла в контрабандном ввозе товаров на английские территории в Америке. После 1707 года подобная торговля стала легальной, но Эдинбургу это не помогло. Кратчайший маршрут через Северную Атлантику пролегает по «большой дуге», и по этой траектории расстояние от Виргинии или Массачусетса до Шотландии меньше, чем до Англии. По не вполне понятным причинам торговля велась через Глазго, а не через Эдинбург; возможно, потому, что Эдинбург не боролся за нее, довольствуясь старыми надежными торговыми связями с Европой, достаточно выгодными, но вряд ли способными обеспечить резкий скачок экономического развития. Подобное отношение к делу было очередным следствием устаревшего самодовольства городских купцов. Именно оно положило начало коммерческому, а затем и индустриальному превосходству, которое позволит западу Шотландии на протяжении всего XIX века и до конца XX опережать восток.

Несмотря на то, что торговлю с Англией стало можно вести свободно, только из-за одного этого процветать она не начала. На общебританском внутреннем рынке, который под охраной пошлин работал на протокапиталистических принципах, качество и цена шотландских товаров приобрели особое значение. Добыча угля в Лотиане (главная индустрия региона) шла тяжело. Высокая себестоимость этого угля делала его слишком дорогим для продажи в Англии. Наоборот, из Ньюкасла поставляли уголь в Шотландию. Шотландский текстиль по качеству был ниже привозного и оставался таковым, так как его производили для себя, а не на экспорт. Он не мог конкурировать с превосходившей его по качеству английской продукцией. Производство ткани в Ньюмиллзе рядом с Хаддингтоном, в которое эдинбургские купцы вкладывали деньги на протяжении полувека, было ликвидировано к 1711 году.