Майкл Фрай - Эдинбург. История города

• Название: Эдинбург. История города
• Автор: Майкл Фрай
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48209-2

Королевский замок на вершине скалы, у подножия которой когда-то колыхалось озеро нечистот, а ныне радует глаз зеленью обширный парк. Длинная улица, известная как Королевская миля и соединяющая замок с дворцом Холируд, обителью Марии Стюарт. Принсес-стрит с ее многочисленными магазинами. Роуз-стрит, которую иначе называют улицей пабов, вечно оживленная Грассмаркет, холм Кэлтон-Хилл с памятником Нельсону, обсерваторией и «северным Парфеноном» — колоннадой в честь побед герцога Веллингтона… Все это Эдинбург, столица Шотландии и настоящий город-памятник, словно застывший во времени и все же удивительно живой и всегда прекрасный — в типичную шотландскую морось и, конечно, в лучах солнца. Это город, в который нельзя не влюбиться.

Добро пожаловать в Эдинбург!

---

Такая толпа не только не всегда состояла из одних пролетариев, она и по другим параметрам не всегда была прогрессивна согласно современным представлениям. В 1778 году группа, называвшая себя «Комитет в защиту интересов протестантов», организовала серию протестов против предложения либерального лорда-адвоката Генри Дандаса отменить законы, предусматривающие наказание для шотландских католиков. В комитет входили стряпчий, подмастерье стряпчего, три клерка, золотых дел мастер, купец, торговец бакалеей, чулочник, кузнец, красильщик и «наемный белильщик холстов»: широкий срез городского общества. Объединившись под «голубым одеялом», они промаршировали по Хай-стрит, а потом начали буйствовать. Они разгромили тайную католическую часовню в Блэкфрайерс-лейн. Они нападали на мирных папистов, живших неподалеку. Далее они хотели перейти к дому главы университета, поскольку и интеллектуалов тоже не любили. Дандасу пришлось направить в город солдат из замка. Беспорядки приобрели такой размах, что он отказался от своего предложения по эмансипации католиков, что чуть не привело его политическую карьеру к преждевременному закату, когда ему пришлось объясняться по этому поводу с лондонским парламентом. Приятно бы засвидетельствовать то, что жители Эдинбурга в действительности были теми принципиальными, свободолюбивыми людьми, столь любимыми нашей национальной мифологией. Некоторые из них, возможно, такими и были — но были также и закоренелыми фанатиками.[277]

Замкнутые в пределах Старого города, народные предубеждения продолжали тихо бродить, но иногда вскипали и выплескивались за его границы. Местом действия следующего крупного бунта в Эдинбурге в 1792 году стал один из лучших домов, номер 5 на площади Георга, где жили Дандасы из Арнистона. 4 июня Генри Дандас, теперь представлявший Эдинбург в парламенте, был в Лондоне, а его семья собрала гостей на званый вечер по поводу празднования дня рождения короля Георга III. Тем самым они отдавали дань уже сложившейся традиции пить за здоровье монарха — по-своему, изящно и благопристойно. Была ли упомянутая традиция для тамошних жителей изъявлением преданности правящей династии или просто поводом выпить — уже другой вопрос. Перед домом Дандасов на площади собралась толпа. Два племянника Дандаса вышли, чтобы прогнать нежеланных гостей, один размахивая клюшкой для гольфа, другой — костылем их бабки. Подавленные превосходящими силами, они ретировались, предварительно предложив всем желающим поцеловать их в зад. Это рассердило толпу. У городских властей не было никаких средств для поддержания порядка, кроме поголовно страдавшей артритом гвардии, которая держалась подальше. Опять пришлось вызывать отряды из замка — то есть англичан. Толпа рассредоточилась, чтобы найти себе еще выпивки. Затем она вернулась и принялась задирать часовых, вопя «Джонни Коуп!» — так, напомним, звали английского командира в битве при Престонпенсе. Часовые держались удивительно спокойно, чем вызвали в толпе необоримое желание бросаться в них камнями, выковырянными из мостовой, и орать еще яростнее: «Стреляйте, гады!» В итоге солдаты уважили просьбы и открыли огонь по нападавшим; они убили одного и ранили шестерых. Кокберн, еще один племянник Дандаса, вспоминал, что «при звуке бьющихся стекол в то время всем обитателям дома сразу же приходила мысль о залитых кровью улицах Парижа».[278]

В Париже безумствовала революция, и даже в далеком Эдинбурге конклавы радикалов собирались, чтобы поразмышлять о том, как можно пробудить и в этом городе надежды на приход новой эпохи. Городской совет делал вид, что бдит, хотя на деле его представители обычно занимались делами, которые едва ли можно было назвать политическими. Один из них, Джон Хаттон, был направлен проинспектировать рынки с целью обеспечить исполнение городских законов, сохранившихся еще со Средних веков; похоже, он принял тогда тот же деловой вид, какой любят напускать на себя сегодняшние инспекторы дорожного движения. 21 июля 1793 года он доложил: «Сегодня утром изъял некоторое количество неспелого крыжовника — вызвал владельцев и перед бальи Карфрэ отпустил их после обещания внимательно следить за тем, что именно они продают». В действительности самого Хаттона отозвали в сторонку и сообщили, что «в такое неспокойное время, когда на магистратов обращено столько глаз, следует смотреть сквозь пальцы на определенные факты, а именно на лавочников с неспелым крыжовником».[279] Карфрэ явно боялся провокаций со стороны народа, когда Британия вступила в войну с Францией. Однако Дандас, не посчитавшись с его мнением, настоял на том, чтобы в Эдинбурге подавлялись любые беспорядки. Чтобы быть уверенным в успехе окончательно, он даже обеспечил в 1805 году принятие закона об учреждении в городе регулярной полиции. Она подчинялась собственному начальству, а не городскому совету, что привело к полному бессилию городской гвардии, которая была в итоге распущена в 1817 году.

Однако во время первого крупного испытания полиция едва ли покрыла себя славой. Война с Францией продолжалась двадцать лет и привела ко всяческим лишениям. 1811–1812 годы оказались особенно трудными из-за инфляции и нехватки самого необходимого. И все же большей частью жизнь шла как обычно. В канун нового 1812 года жители Эдинбурга собрались на Хай-стрит, чтобы отпраздновать это событие — как делали всегда и делают до сих пор. Однако по мере приближения полуночи из Каугейта по переулку Ниддри, подобно нечистотам из забившейся канализации, выплеснулась толпа. Недоросли-громилы, вооруженные дубинками, напали на гулявших, кое-кого сбили с ног, отобрали деньги и ценности и даже убили одного из тех, кто сопротивлялся. Им удалось отбиться и от полиции, убив одного полицейского. Впоследствии были арестованы трое заводил: башмачник Хью Макдональд, неграмотный сирота, не помнивший, сколько ему лет; подмастерье маляра Нейл Сазерленд, восемнадцати лет, и еще один башмачник, Хью Макинтош, всего шестнадцати лет. Нежный возраст им не помог. Их повесили при входе в тот самый тупик, где они забили ногами насмерть полицейского.[280]

В Новом городе такого еще не бывало. Однако беда постучалась и в его монументальные двери во время волнений, охвативших город с принятием акта о реформе в 1832 году. Когда закон был принят в Вестминстере с перевесом всего в один голос, десять тысяч людей вышли на Хай-стрит, чтобы отпраздновать это событие. Те, кто поддерживал этот акт, но предпочел остаться дома, выставили в окнах свечи. Демонстранты посчитали, что обитатели Нового города тоже должны выставить свечи в окнах. Однако, спустившись с холма, они увидели, что окна домов на Хериот-роу и Аберкромби-Плейс темны. Они собрались под темными окнами лорд-мэра и начали бросать камни. Звук бьющегося стекла раздразнил аппетит толпы. Сомервиль, работник питомника в Инверлите, тоже был там и впоследствии записал: «Это людское море, охваченное бурей, хлынуло по Королевской площади, выплеснулось на площадь Морэй, улицу Королевы, площади Шарлотты и Святого Андрея… полетели камни, со звоном сыпалось стекло, с треском ломались оконные рамы — звуки ударов, звон, треск, с девяти вечера почти до полуночи». Где бы ни появлялись, люди кричали: «Зажигайте свет реформ, долой тьму тори!» Интересы Старого и Нового города теперь казались полностью противоположными.[281]

* * *

Однако рабочий класс Эдинбурга также отличало стремление к лучшему. Во время массового исхода жителей в Новый город торговцы последовали за сливками общества, несмотря на то, что даже самые зажиточные из них могли себе позволить только жилища на задворках Нового города, где теперь торговля шла лучше всего. Многие поспешили вместо этого поселиться в промышленном поясе, который, в особенности после постройки железной дороги, проходил в горизонтальном направлении посередине растущего города. Другие переселились в новые пригороды в Гринсайде на севере или Сент-Леонарда на юге, иногда в доходные дома не лучше тех, что стояли на Хай-стрит. В еще более отдаленном будущем была основана ассоциация кооперативного строительства, занимавшаяся постройкой образцовых викторианских колоний для рабочих семей, которые все еще можно видеть у Стокбриджа, на Далри-роуд и у Лондонской дороги.

Мобильность также возросла в связи с желанием рабочих Эдинбурга обеспечить образование детям. По мере изменения настроений и атмосферы города в целом возрос и престиж еще средневековой Эдинбургской школы. Многими эта школа считалась лучшей в Шотландии, и землевладельцы, выезжавшие в город во время сезона балов и званых вечеров, традиционно отправляли туда своих сыновей; в перечне выпускников наряду с сыновьями буржуа появились отпрыски таких высокородных семейств, как Бьюкены, Долхаузи, Хоуптаун, Лодердейл и Мелвилл. В 1825 году школа в свою очередь переехала из Старого города в прекрасное новое здание, созданное по образцу храма Тесея в Афинах, на южном склон холма Кэлтон-Хилл. Однако образование стоило денег, и городской совет давно чувствовал, что надо что-то делать с теми детьми, чьи родители больше не могут себе позволить платить за школу. Еще в 1699 году совет обратился к Джорджу Клерку, регенту церкви при ратуше, с просьбой обучить столько детей, сколько он только может, например, на первый раз — сорок человек. В 1733 году городской совет основал приют для сирот, где они также получали образование. То же было сделано для детей нищих, которым пришлось вместе со своими родителями поселиться в работном доме. Кроме этого, существовали школы, учрежденные благотворительными фондами Джорджа Хериота и Джорджа Уотсона.[282]