Майкл Фрай - Эдинбург. История города

• Название: Эдинбург. История города
• Автор: Майкл Фрай
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48209-2

Королевский замок на вершине скалы, у подножия которой когда-то колыхалось озеро нечистот, а ныне радует глаз зеленью обширный парк. Длинная улица, известная как Королевская миля и соединяющая замок с дворцом Холируд, обителью Марии Стюарт. Принсес-стрит с ее многочисленными магазинами. Роуз-стрит, которую иначе называют улицей пабов, вечно оживленная Грассмаркет, холм Кэлтон-Хилл с памятником Нельсону, обсерваторией и «северным Парфеноном» — колоннадой в честь побед герцога Веллингтона… Все это Эдинбург, столица Шотландии и настоящий город-памятник, словно застывший во времени и все же удивительно живой и всегда прекрасный — в типичную шотландскую морось и, конечно, в лучах солнца. Это город, в который нельзя не влюбиться.

Добро пожаловать в Эдинбург!

---

Иногда согласие достигалось с трудом. Застройка обширного участка между Лейт-Уок и Истер-роуд не начиналась, пока не был принят чрезвычайно подробный план. Первоначальный проект, составленный архитектором Уильямом Плейфэром, предусматривал площади и кварталы четвертого Нового города. Вассалам предоставили гарантии того, что для застройки будут установлены минимальные цены. Эти цены все равно оказались чересчур высокими, и строительство пришлось отложить. Понадобилось вмешательство сессионного суда, чтобы отменить условия бессрочной аренды в 1880 году, после чего территорию застроили скромными арендуемыми домами.

Но в целом жилье в Эдинбурге дешевым не было. При феодальном строе наблюдался стойкий интерес к приобретению доли в застройке и к последующему получению прибыли. Это привело к росту цен на недвижимость. За равную арендную плату здесь предоставлялось меньше жилого пространства, чем в английских городах. Поэтому приходилось вести более плотную застройку, чтобы обеспечить доход. В итоге строили многоквартирные дома, набирая нужную цену «по совокупности», а плотность заселения в свою очередь увеличивала стоимость проживания. Так что внешность Эдинбурга отнюдь не изменилась в викторианских пригородах настолько, насколько могла бы измениться. Только появление районов бунгало в XX веке придало городу совершенно новый вид.[363]

В других отношениях, — таких как безопасность владения, гарантированный эффект модернизации, продажа земли по себестоимости, — феодализм во многом оставался благом. Фактически он позволил Эдинбургу развиваться. Классическое наследие сменилось количеством и качеством викторианских домов и вилл, которые преобразовали городской ландшафт. И все же в этих либеральных пределах город продолжал производить впечатление гармоничного — и продолжает по сей день.

* * *

Таков был Новый город — точнее, города. При этом как-то упускают из внимания Старый город, который, казалось, застыл во времени, когда буржуазия покинула его в начале XIX века. Он пытался поспевать за общим подъемом экономики Эдинбурга, изыскивая возможности разместить все большее число людей в многократно поделенные квартиры, где когда-то обитали сливки общества. Этих людей насчитывалось 30 000 — максимальное значение — по данным переписи 1861 года. Среди прочего из переписи явствовало, что в Старом городе 1530 однокомнатных квартир, где проживают от шести до пятнадцати человек в каждой; спать им приходилось посменно. В доме Миддла Милмаркет Стэйр на Каугейт было пятьдесят девять квартир на 248 жильцов — и ни одного туалета. В подобных домах доступ в квартиры осуществлялся с темной и узкой каменной лестницы, куда выходили двери квартир. Жильцы шарили во мраке в поисках замочных скважин, так как соседние дома стояли вплотную, и дневной свет на лестницу не проникал. В Старом городе имелось 120 квартир вообще без окон, а еще 900 помещались в сырых и темных подвалах. Эти квартиры выходили в грязные, изрядно унавоженные проулки. Общая канализация отсутствовала. Всю воду приходилось вручную таскать вверх по лестнице, использованную же попросту выливали в окно, и она стекала по мостовой и скапливалась в выгребных ямах. Единственными стоками для нечистот были «мерзкие желобы», открытые канавы, нечистоты из которых дождевая вода смывала в Ферт-оф-Форт — причем по пути жижу частично вычерпывали на удобрение огородов и пастбищ. Зловоние в окрестностях Холируда было таково, что королева Виктория отказалась поселиться во дворце, когда посещала шотландскую столицу, и предпочла остановиться у герцога Боклю в Далките.[364]

Старый город когда-то служил красочным фоном городской жизни. Даже теперь адвокаты были вынуждены подниматься из Нового города к судам на Хай-стрит, а преподаватели могли лицезреть Каугейт, направляясь по Южному мосту в университет. Ближе им подходить не хотелось. Горожане обычно пересекали Старый город с осмотрительностью исследователей в неведомых землях и не задерживались, если у них не было тут дел. Гинеколог, доктор Александр Миллер, писал, что здешнее жилье «поистине отвратительно». Хуже всего были однокомнатные квартиры, «всегда плохо проветриваемые, по причине застройки и из-за плотности населения и соседства». Он отмечал отсутствие имущества: «у бедноты изредка бывает кровать без матраца, но по большей части нет даже ее; кроватями служат тюфяки с соломой на полу, и семьи спят все вместе, одни нагишом, а другие в той же самой одежде, которую носят в течение дня». Миллер, по крайней мере, воспринял увиденное стоически, в отличие от своего коллеги Фредерика Хилла: «Квартиры населены столь плотно, что невольно сбивается дыхание, когда входишь в любую из них. В нескольких случаях мне пришлось отступить к двери, чтобы записать мои наблюдения, поскольку зловоние вызывало омерзительные ощущения, каковые однажды обернулись тошнотой».[365]

Викторианцев ничуть не удивляло, что моральная нищета находит соответствие в нищете физической; напротив, они считали, что первая провоцирует вторую. Для Джорджа Белла, автора книги «День и ночи на улицах Эдинбурга» (1849), прогулка по Хай-стрит в воскресенье равнялась визиту в преисподнюю. Больше всего его пугали женщины: «Нельзя увидеть устье переулка, запруженное падшими представительницами женского пола, всегда нетрезвыми, смеющимися, подобно гиенам, и подпирающими грязные стены проулков и дворов, бесцельно и крикливо бранящимися, — нельзя увидеть все это, по-моему, и не предаться тягостным размышлениям». Скверна начинала проявляться рано. На Лаунмаркет «меня снова задержали на моем пути… четверо взрослых парней, которые боролись друг с другом развлечения ради, выкрикивая самые гнусные ругательства и самые кощунственные богохульства… Мой взор остановился на лампе над вывеской дешевого магазина со спиртным, и мне представилась толпа этих несчастных молодых людей, его осаждающих».

Иными словами, Белл возлагал ответственность за падение нравов на спиртное: «От беззубого младенца до беззубого старика люд переулков пьет виски. Пьяная драма, которая неизменно совершается вечером в субботу и на утро воскресенья… Невозможно сказать, сколько тратится на хроническое питье, на каждодневное употребление виски, а также сколько расходуется на еженедельные увеселения и на чудовищные оргии». Во втором своем трактате, «Изучая переулок Блэкфрайерс» (1850), Белл попытался вычислить стоимость спиртного, поглощенного приблизительно 1000 человек, живущих в этом переулке от Хай-стрит до Каугейт. Если каждый выпивает четыре галлона виски в год (то есть две современные порции в сутки, что довольно скромно), это обошлось переулку в сумму более 2000 фунтов. Поскольку средний доход составлял 5 фунтов на человека, в общем 5000 фунтов. Из них 3000 шли на еду, 650 на аренду, не говоря уже об угле и одежде. Так на что же существовал переулок? Ответ напрашивался: на преступления, то есть за счет воровства и проституции. «Если мы узнаем, что они приносят переулку 2000 фунтов в год, это нас нисколько не удивит». Вот уж и вправду теневая экономика.[366]

Уильям Тэйт, другой молодой врач, провел исследование «магдалинизма», как он выражался, опубликованное в 1842 году. Он подсчитал, что в городе трудятся 800 проституток. Среди тех, кого лечили от венерических заболеваний, 4 процента были младше пятнадцати лет (включая девочек девяти-десяти лет), 66 процентов составляли старшие подростки и всего 3 процента — женщины старше тридцати. Четверть проституток жила «конфиденциально», остальные обитали по 200 борделям, в основном в Старом городе (пятьдесят на одной только Хай-стрит), некоторые жили и в Новом городе. Имелись и еще 1000 «скрытых проституток», частично занятые, продававшие себя, когда нуждались в деньгах или ощущали, что им на что-то не хватает. Они снимали номера в «домах свиданий», где не задавали никаких вопросов. Почему они лавировали между добродетелью и пороком? «Весьма значительное число проституток признаются, что осквернение воскресного дня… явилось одной из основных причин, обративших их на путь греха». И в самом деле, что еще способно заставить женщину идти на панель? «Никто не напивается до потери чувств — никто не лжет — никто не крадет — но почти все сквернословят. Такова одна из особенностей их ремесла, и проститутки учатся этому рано и прибегают к сквернословию всех случаях». Был спрос, было и предложение. Спрос часто возникал среди «молодых людей, которые приезжают в столицу, чтобы обучиться какому-либо умению или получить высшее образование». Порнография была доступна, и все же некоторые продолжали посещать бордели и после обустройства в городе: «Молодые адвокаты, врачи и студенты полагают это развлечение непременным для поддержания здоровья», поскольку невозможно до брака заняться сексом с женщинами их собственного класса. Более того, «даже священники падки на запретные удовольствия и не избавлены от дурных последствий».[367]