Амир Дехлеви - Газели

• Название: Газели
• Автор: Амир Дехлеви
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1982

Амир Xосров Дехлеви (1253–1305) — персоязычный поэт Индии, автор «Хамсе» («пять поэм»), многих других поэм и нескольких диванов (сборников) лирических газелей. Поэмы Амира Хосрова отличаются интересной сюжетной формой и занимательностью.

---

«Тюрчанка знает, как пытать…»

Тюрчанка знает, как пытать,
Являя лунный лик опять.

Испепеляет сердце мне.
Ну что ж, я — раб. Сгорю в огне.

Подвыпьет, камнем из ворот
В меня, как в дервиша, швырнет.

Что розе горе соловья?
Кичится, аромат струя.

Кто плачет от любви, как я,
Бросает честь в поток ручья.

Душа уходит в мир иной —
Твои глаза тому виной.

Хосров, тебя увидев, смолк,
Хоть в красноречьи знает толк.

«Вынув сердце, в душу ты пришла…»

Вынув сердце, в душу ты пришла на царство.
Ты причина боли и ее лекарство,
Грудь мою открыто, оказавши милость,
Рассекла и в ней же тайно воцарилась.

Превратила царство в жалкую пустыню
И среди развалин царствуешь поныне.

«Стою оба мира», — гордо ты сказала.
За себя, считаю, запросила мало.

О потоках крови вспоминаешь редко,
Но грустишь, увидев сломанную ветку.

Как враги ислама, ты творишь насилье.
Милость властелина — верный путь к могиле.

От твоей улыбки сладостно застолье.
Что же я рыдаю, что же таю солью?

Сердца нет, остались только боль и горе,
И душа покинет узы тела вскоре.

Красота приносит огорченье старым.
О Хосров, не стоит поддаваться чарам!

«Тайно пришла на рассвете…»

Тайно пришла на рассвете, точно сиянье дня,
И заарканила ловко локонами меня.

Дверь распахнула и стала, переступив порог.
Обмер… Когда ж очнулся, глаз отвести не мог.

О твоего явленья благословенный миг!
Передо мной, как в тумане, плыл несравненный лик.

Взор, колдовски пьянящий, точно нарцисса взор,
Томностью глаз газели ранил меня в упор.

Видя, как лик сияет, солнечный свет струя,
Блага земли и неба предал забвенью я.

Мне без него и услады — жалящее острие.
Чашу протянешь с ядом — выпью, ликуя, ее.

Вскрикнул: «Хосрову в ухо вдень, как рабу, кольцо,[2]
Только бы вечно видеть мог я твое лицо!»

«Стар, но от любви не освободиться…»

Стар, но от любви не освободиться,
Бьюсь в ее силках пойманною птицей.

Вьет орел гнездо на крутых вершинах,
Я же, как сова, жизнь влачу в руинах.[3]

Были у меня и душа и разум,
Отняла любовь ум и душу разом.

Погребков друзья избегают ныне,
Я же в погребках легок на помине.

Жизнь прошла, и все же гурий не покину.
 Чтит своих богов брахман до кончины.

О жестокий рок, спи, смежив зеницы,
В погребках позволь от тебя укрыться!

Где былой огонь? Стал, увы, золою.
Точно мотылек, я сожжен свечою.

Но опять вдали показалась пери,
И душа опять ей открыла двери.

Я в любви застрял, точно волос в гребне.
Оттого Хосров у молвы на гребне.

«Ты мне ответишь на зов едва ли…»

Ты мне ответишь на зов едва ли,
И тяжко бремя моей печали.

О, как терзаешь меня жестоко!
Должно быть, это веленье рока.

В груди не сердце, а чаша горя.
Вместимость чаши иссякнет вскоре.

Зачах я, точно без влаги колос.
Как я, пожалуй, не тонок волос.

Познав жестокой любовь и чары,
Считаю лаской судьбы удары.

Слезами таю, как тают свечи,
И все ж надеюсь и жажду встречи.

О, ты пытаешь меня умело:
Уносишь сердце, сражаешь тело.

Проклятья сыплешь, бранишь Хосрова?
За все ответишь, поверь на слово.

«Как мне жить, скажи…»

Как мне жить, скажи, коль ты за далью?
Черпать радость можно ли в печали?

Ты жестока, и судьба жестока.
Как укрыться от ударов рока?

Я, скиталец, разорен тобою.
Как не плакать над такой судьбою?

«Душу дай!» — сказала. О убийца!
Я влюблен, зачем же мне скупиться?

Кровь прольешь утратившего разум?
Я — твой раб, довольным быть обязан.

Щедрым был, с тобой не торговался.
Где же я, однако, просчитался?

Я не сплю, но ты о том не знаешь,
Безмятежно сладкий сон вкушаешь.

На щеках страдальца начертали
Слезы горя повесть о печали.

Жажду слить мои уста с твоими
Рок воздвиг преграду между ними.

Мимо стража проскользнул бы вором
Скован я небесным приговором.

Не даришь Хосрову поцелуя,
Как же раны залечить могу я?

«Нет стройнее стана под луною!..»

Нет стройнее стана под луною!
Безраздельно ты владеешь мною.

Ротик — приоткрытая фисташка
Улыбнется, я вздыхаю тяжко.

Шпоришь, зная — силы на исходе.
 Что же, шпорь! В твоих руках поводья.

Полюби! Позволь коснуться стана.
Я беречь тебя от сглаза стану.

Повелишь: «Сойди с моей дороги!»,
Не смогу — в твоих оковах ноги.

Как живу, не спрашивай Хосрова,
Как мне жить, коль ты со мной сурова?

«Не пристало мне притворство…»

He пристало мне притворство выдавать за благочестье.
О, налей полнее, кравчий, и осушим чаши вместе!

В той стране, где благочестье и трухи не стоит даже,
Что получишь за обеты, побывавшие в продаже?

Продырявившему череп о булыжник с перепоя
Надзирателя угрозы — дело попросту пустое.

Из-за разума и сердца я испытывал тревогу,
Но ни разума, ни сердца не осталось, слава богу.

Да, Хосров не отказался от кумиров и кумирен.
Не пытайтесь образумить. Раб — и тот порой не смирен.

«У большинства людей…»

У большинства людей покой и ясная дорога,
А я, любимая, брожу у твоего порога.

Когда же сводят нас порой случайные дороги,
Руками я тянусь к тебе, но прочь уносят ноги.

О день разлуки, черный день! Чернее не бывало.
Ушла, и тотчас же тоска в меня вонзила жало.

Ушла, а я лишился чувств. О мой жестокий идол!
Куда направила шаги, я так и не увидел.

Увы, желать с любимой встреч — знамение дурное.
Она должна быть вдалеке, желание — со мною.

Осуществится ли оно — ее решает слово,
Но и немилостью нельзя убить любовь Хосрова.

«Куда уйти, куда от мук укрыться?..»

Куда уйти, куда от мук укрыться?
О ночь разлуки, где твои границы?

Шуршишь в ночи моей листвой опавшей.
Где ветерок, любимою дышавший?

Когда б дохнул ее благоуханьем,
Вернул бы жизнь Исусовым дыханьем.

О, где она, моя заря рассвета?
На мой вопрос у ночи нет ответа.

Укрой, о смерть, меня могильной сенью!
Лишь в вечной жизни я найду спасенье.

Сожжен я ликом солнечным, о боже!
На муки ада жизнь моя похожа.

А мог бы я вкусить блаженство рая,
Но где моя любимая, не знаю.

Лишь в сновиденьи не была сурова,
Коснуться уст позволила Хосрову.

О, принеси мне весть, скиталец-ветер,
Пока еще живу на этом свете!

«Ты — душа, какою душу видит мир…»

Ты — душа, какою душу видит мир,
 И душа, что слаще мира, о кумир!

От твоих набегов сердце — мертвый край.
Ты владыка сердца. Хочешь, разоряй!

Тяжко бремя жизни пленнику любви.
Умертви безумца, но вовек живи!

Хоть с душой расстался, все же я живой,
 Оттого что стала ты моей душой.

Боль уйми Хосрова — жизнь взамен отдам.
Ты причина боли, ты же и бальзам.

«Не считай, что я бесправен…»