Андрей Шарый - Четыре сезона

• Название: Четыре сезона
• Автор: Андрей Шарый
• Издательство: Новое Литературное Обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-394-6

Так ли далеки друг от друга четыре стороны света, четыре времени года, четыре стихии? Нужно ли в мире XXI века искать новую систему координат, или она раз и навсегда определена историческим опытом? Меняется ли положение России на культурологической карте планеты? Стартовая точка путешествий автора по двум десяткам стран трех континентов — Чехия. Отсюда, из географического центра Старого Света, он отправляется в поисках ответов в Париж и Стамбул, в Мадрид и Омск, в Амстердам и Киев, в Верону и Калининград; в древние православные монастыри Северной Греции, в египетскую пустыню, в копенгагенский квартал хиппи; спускается в словенские карстовые пещеры, поднимается на воздушном шаре в небо над Прагой. Среди героев книги — исторические персонажи и прославленные писатели, великие композиторы и популярные рок-музыканты, знаменитые ученые и чудаки-изобретатели. Среди предметов исследования — вопросы взаимоотношения и взаимопроникновения культур, религий, языков, гастрономических, литературных, музыкальных традиций. Новая книга известного журналиста Андрея Шарого написана в жанре ироничных художественных эссе, сочетающих путевую прозу, исторические заметки и публицистические отступления.

---

На Пер-Лашез у Мари Трентиньян достойные соседи. Она похоронена рядом с великим шансонье Жильбером Беко, совсем неподалеку — усыпальница великой актрисы Сары Бернар. Это все, что принесла Мари ее последняя любовь, все, кроме белой мраморной плиты на сорок пятом секторе кладбища Пер-Лашез.

Есть в этом парке воспоминаний могилы, ставшие капищами истового поклонения. У надгробья основателя спиритизма Алена Кардека ежедневно собираются медитировать десятки последователей его философского учения. Те, кому дорого революционное прошлое, отправляются к могиле Огюста Бланки или к северо-восточной стене Пер-Лашез, где в мае 1871 года расстреляны 147 парижских коммунаров. Их главный палач, командующий версальской армией Адольф Тьер, похоронен в двадцати минутах неспешной прогулки по главной кладбищенской аллее. Всегда много живых людей в секторе номер шесть, где находится едва ли не самое знаменитое парижское захоронение. Уже три десятилетия над этой могилой звучит музыка группы «Doors». Здесь вспоминают Джеймса Дугласа Моррисона. Джим Моррисон скончался в ванной комнате своей парижской квартиры, если положиться на полицейский протокол, от сердечного приступа (в двадцать-то семь лет!), если верить биографам, от передозировки наркотиков. В задумчивости стоят над гробом кумира влюбленные в него девушки семидесятых годов и потрепанные бедовой судьбой лысоватые рокеры, и в дыму их сигарет легко уловить совсем не табачный аромат. Эта могила — мир психоделической любви, в котором те, кто похоронен рядом, чувствуют себя неуютно. Поговаривали даже, что по истечении срока аренды могилы прах певца будет перенесен на другое кладбище, чтобы любители «Doors» не беспокоили спокойствия пер-лашезских мертвых. Но из этой идеи ничего не вышло. В декабре 2003 года шестидесятую годовщину со дня рождения Моррисона здесь собрались отметить тысячи его поклонников.

И все же группе «Doors» ни на одном кладбище мира не переиграть Фредерика Шопена. Его Marche Funerable, третья часть второй фортепианной сонаты, и на Пер-Лашез звучит почти ежедневно, и вовсе не над могилой композитора, всегда украшенной бело-красными, как на клавиатуре пианино фирмы «Плейель», цветами. Мало кто помнит, кстати, что одну из самых смешных мелодий нашего детства, «Вальс для маленькой собачки», тоже написал Фредерик Шопен. Эта славная музычка пришла ему на ум по прихоти Жорж Санд, обожавшей свою лорнетку. Альфред де Мюссе, парижский поэт, ставший любовником Авроры Дюдеван за три года до ее знакомства с Фредериком Шопеном, лежит в земле Пер-Лашез всего в паре сотен метров от своего счастливого соперника. В отличие от фамилии Шопена, имя де Мюссе на кладбищенской карте не выделено жирным шрифтом; здесь он — знаменитость второй категории.

Историки, составляющие такие карты, утверждают: темные пятна, чуть ли не сплошь покрывающие монументальный памятник на могиле Оскара Уайльда, — следы губной помады, следы тысяч поцелуев, оставленных бесчисленными поклонницами ирландского писателя. Другие знатоки свидетельствуют, что привинченная к монументу табличка «Уважайте память Оскара Уайльда и не наносите урона его могиле» — следствие борьбы с письменными мольбами о ниспослании однополой любви. В кончине Уайльда, между тем, было мало романтики: вышедший из заключения сломленным человеком, писатель не нашел себе места на родине и уехал в Париж, где и догорел, как свеча. Из Британии его гнали тяжелые воспоминания о Редингской тюрьме, куда он попал за преступление, в ту стыдливую эпоху названное «нарушением законов нравственности». В пору пребывания Уайльда во Франции опубликовано его последнее крупное произведение, знаменитая тюремная баллада о кавалеристе Королевской Конной гвардии Ч.Т.В., казненном за убийство любовницы. Строки из тоскливой поэмы Уайльда на Пер-Лашез можно вспоминать едва ли не у каждой могилы.

Любимых убивают все,
Казнят и стар, и млад,
Отравой медленной поят
И Роскошь, и Разврат,
А жалость в ход пускает нож,
Стремительный как взгляд.

При жизни эти блестящие строфы не принесли их автору ни денег, ни славы, Оскар Уайльд умер в постыдной нищете. Несчастного упокоили на неприметном кладбище Баньо, похоронили, как хоронят бродяг, как, кстати, на другом берегу Ла-Манша когда-то похоронили кавалериста Ч.Т.В. — бросили нагое тело в яму с негашеной известью. Но после смерти бедность вдруг отступила: через десятилетие у Уайльда появилась богатая могила в престижном секторе главного парижского некрополя, на которой скульптор воздвиг внушительное, но странноватое, как для фараона, надгробье. Мощная стена украшена динамичной фигурой обнаженного мужчины, вылепленной в египетском стиле. Интимные места статуи прежде прикрывал фиговый, но каменный листок, который вскоре сорвали хулиганы. Может, оттого и появилась предупредительная надпись? Живые беспокойнее мертвых, даже скорбь дает им повод для озорства. Впрочем, в ту пору, когда Уайльд сохранял способность радоваться наступлению каждого дня, он писал: чтобы не бояться смерти, к ней нужно относиться с иронией. Но об этом, стоя у могил, не думаешь. На Пер-Лашез все истории любви, рассказанные смертью, неизменно развиваются по одной и той же убийственной логике, а сама смерть предстает всемогущей, внушающей трепет и поклонение. Строки из последней баллады Уайльда выбиты именно на той грани его могильного памятника, куда солнечный луч не попадает даже в самое ясное утро.

В зеленых листьях дуб и вяз
Стоят весной, смеясь,
Но древо есть, где листьев несть,
И все ж, за разом раз,
Родится плод, когда сгниет
Жизнь одного из нас.

Примечания

1

Глава написана в сотрудничестве с журналистом Владимиром Ведрашко.